Людмила Слабунова располагает к себе с первой произнесённой ею фразы – скромной улыбкой, чуть удивлённым взглядом. В своём почтенном возрасте она не отвыкла задаваться вопросами и отвечать на них размышлениями о своей непростой судьбе.

Рассказывая о себе, Людмила Тарасовна постоянно говорит об Александре Зиновьевиче Бермане, с которым они поженились после окончания первого курса Харьковского театрального института, а спустя пятьдесят лет в Иркутске сыграли золотую свадьбу. Александра Зиновьевича не стало, для Людмилы Тарасовны опустел мир, осиротело сердце, но душа осталась живой, любящей, полной трепета, неуспокоенности.

К счастью, у актрисы есть театр, которому она предана безраздельно, в котором ценят и любят её. Творчество Слабуновой напоминает сосуд с драгоценным напитком многолетней выдержки – это проявление мастерства, в котором не видны зазоры игры, а профессионализм стал свободным полётом вдохновения. Правда, было время, когда она начала бояться забыть текст роли на сцене, ходила вокруг театра, повторяя реплики и монологи. В спектаклях, в которых была озабочена текстом, чувствовала себя марионеткой, управляемой невидимым кукловодом. К счастью, этот период прошёл, тексты перестала повторять, зная, что слова есть выражение мира её героини, а значит – это её слова. К сожалению, профессиональный недуг настиг её в финале творческой карьеры, в 88 лет Людмиле Тарасовне со сценой пришлось расстаться.

Актриса до сих пор задумывается, почему из деревни Нурово Харьковской области семья переехала в город Горловку на Донбассе, а чуть позднее в Луганск. Подумав, вспоминает, что пришёлся этот переезд на время голодомора. Наверное, именно он погнал в места, где можно было найти работу, получать продуктовые карточки. Вопросов осталось много, родители на протяжении всей жизни боялись рассказывать всю правду о себе, унесли в мир иной многие семейные тайны.

Известие о том, что началась война, застало, когда они с мамой отдыхали в деревне. Почему-то никто из взрослых не воспринял это событие серьёзно: воевали на Халхин-Голе, в Финляндии, почему должна страшить война с Германией? Все знали, что если она и будет, то «малой кровью и на чужой территории». 18 июля 1942 года немцы вошли в Луганск. Предоставленные сами себе, дети сначала увидели громаду – огромных коней, тянущих пушки, и восседавших на них солдат с автоматами наперевес. Затем делегацию из местных, встречавших «гостей» хлебом-солью. Вскоре местными были выданы коммунисты, оставшиеся в городе для работы в подполье.

Оккупация длилась семь месяцев, но их хватило, чтобы эти страницы жизни врезались в память навсегда. Двенадцатилетняя девочка помнит, как ходили по улицам евреи с жёлтыми повязками на рукавах, потом их стали собирать и куда-то увозить. Помнит, как пришли за врачом-стоматологом, в семье которого было много ребятишек. В доме нашли всех мёртвыми: взрослые и дети сидели за столом, перед каждым стояла глубокая тарелка с отравленным супом. После войны узнали, что за городом, где стоял памятник революционерам, было расстреляно семь тысяч евреев.

Во время оккупации местные жители боялись не столько немцев, сколько лютовавших полицаев, которые хорошо знали повадки местных жителей и были в курсе, где можно спрятаться и где кого искать. По соседству с домом Слабуновых жили девицы, которые весело проводили время с немцами, были женщины, устроившиеся на работу в гестапо. Большинство этих особ ушли из города вместе с захватчиками.

Война закончилась, когда Люся перешла на 2 курс машиностроительного техникума. Она училась чертить и выступала на сцене. На торжественных концертах неизменно читала «Письмо товарищу Сталину» Исаковского, пела на избирательных участках, думая о том, как поскорее перейти из учащихся техникума в студентки Института кинематографии в Киеве. Наконец учёба осталась позади, и девушка устремилась в столицу Украины на студию Довженко, где должна была сбыться её заветная мечта. Не получилось, набора на актёрский факультет в том году не было. Посоветовали поступать в театральный. Взглянув на её диплом, в приёмной комиссии сказали: «Милочка, тебя ведь посадят, если узнают, что ты не работаешь по специальности. Давай заканчивай десять классов и тогда приходи».

Чтобы поступить в вечернюю школу, надо было работать. Каким-то чудом ей удалось устроиться секретарём начальника политотдела Донецкой железной дороги. Правда, временно, на место ушедшей в декретный отпуск сотрудницы. Через два месяца ей пришлось уйти, к счастью, со справкой о том, что она работает. Вечернюю школу окончила на пятёрки, но в тот год по разнарядке пришла только одна золотая медаль, которую и отдали пареньку, мечтавшему поступить в московский вуз: «Тебе, артистке, зачем медаль?»

В Харьковский театральный институт поступала легко. Делала этюды на память физических действий, а на вопрос, читала ли она Станиславского, бойко ответила: «Да». «Что вы поняли?» – спросили её. «Всё», – нимало не смущаясь, заявила она. «Надо же, – удивился профессор, – я всю жизнь занимаюсь театром и до сих пор многое не понимаю».

Все считают студенчество самым счастливым временем в жизни, особенно когда рядом любимый человек. Саша Берман поступал в институт после восьмилетней службы в армии. Вернулся с Дальнего Востока в длинном пальто и с белым шарфом, небрежно обёрнутым вокруг шеи. Неизгладимое впечатление он произвёл на всех девушек курса, но взгляд остановил на Людочке Слабуновой. Поженились в Луганске после первого курса, и с той поры шли по жизни вместе.

По окончании театрального института Слабунова и Берман начали работать в музыкально-драматическом театре имени Артёма в городе Донецке.

Сегодня трудно представить, но в пятидесятых годах роль Джульетты в нём играла шестидесятилетняя актриса, актёр, исполнявший роль Ромео, выглядел стариком. Режиссёр Николай Смирнов был рад, что в труппе появилась молодая пара. Берман – несомненный герой, а вот Людмила героиней стала по принуждению. По амплуа она острохарактерная героиня, в институте в дипломных спектаклях играла старух или бойких хохотушек, похожих на Трындычиху. Николай Смирнов говорил: «Ты пойми, нет ни одной молодой артистки, поэтому играй, что дают». Слабуновой он дал роль Маританы в спектакле «Дон Сезар де Базан», потом с Берманом они играли влюблённую пару в спектакле по пьесе Симонова «История первой любви». Людмила Тарасовна рассказывает, как гримировалась на эти роли: замазывала собственные брови, сверху рисовала густо-чёрные тонкие дуги, обязательно приклеивала ресницы и надевала парик с затейливой прической. Сама себя не узнавала, ужасалась, но так принято, и ничего с этим поделать было нельзя.

Берман и Слабунова начали работать в театре в то время, когда многие актёры отличались непоседливостью, искали интересные творческие коллективы. Молодая пара не была исключением. Проблемы переездов из театра в театр решал Александр Зиновьевич. Он писал в театры, представлял репертуарные листы и тут же получал приглашение.

В Иркутск переехали из Владивостока в 1969 году, здесь и осели. Почему? Людмила Тарасовна воспротивилась мужу: дочка пошла в школу, ей необходимы нормальная семейная обстановка, стабильность. Это первая причина. Вторая заключалась в том, что у Людмилы Тарасовны удачно начала складываться творческая карьера. Наконец она стала актрисой амплуа, которое ей было определено талантом.

Один образ сменял другой, и в каждом актриса представала в новом качестве, не повторяя своих героинь ни во внешних, ни во внутренних характеристиках. Разве могла быть похожа её Матрёна из «Смерти Тарелкина» Сухово-Кобылина на тёщу, запертую зятем в уборной, из «Характеров» Шукшина? И можно ли было повториться в спектакле «В этом милом старом доме», в котором актрису видел автор, Виктор Розов, на гастролях в Калуге.

Как не вспомнить её Софью Ивановну из спектакля «Пока она умирала». Тогда многие думали, что пьеса Надежды Птушкиной – пустячок, пройдёт сезон-другой, и спектакль будет снят с репертуара. Поставленный в честь бенефиса Людмилы Тарасовны, он шёл на сцене театра девять лет, и каждый раз героиня Слабуновой делала зрителей чуть счастливее, окрыляла, внушала надежду.

В следующем бенефисе Людмила Тарасовна играла в пьесе испанского драматурга Касоне «Деревья умирают стоя». Традиционную мелодраму актриса сделала настоящей драмой чувств. Вновь семейные обстоятельства и одиночество, которое заполняется вниманием и заботой случайных молодых людей. «Чем дольше живу, тем больше начинаю думать о душе, – говорит Слабунова. – Человек не должен совершать не свойственные ему поступки, человек обязан творить добро».

На вопрос, встречалась ли она в жизни с откровенным злом, не задумываясь, ответила: «Нет, никогда». Наверное, судьба справедлива, за голодное детство, военное взросление, за то, что не была убита шальной пулей, пущенной немецким автоматчиком «вслепую», выпали ей счастливая творческая судьба и роли, подобных которым она не играла в молодые годы. Может ли сравниться ее Маритана с пани Конти из спектакля «Соло для часов с боем»? Правда, не всё гладко было во время репетиций, болели актёры, занятые в нём, во время репетиций умер Александр Зиновьевич. Откуда черпала силы Людмила Тарасовна, сыгравшая премьеру сразу после похорон любимого мужа?

Дело в закалке. Люди поколения Слабуновой стойкие, выражение «не могу» для них не существует, есть только «надо». Людмила Тарасовна играла спектакль, понимая, что горечь утраты она может пережить на сцене, наделить свою героиню теми чувствами, какие не смогла пережить в жизни. Аплодисменты и улыбки зрителей – награда за то, что не успела в последние минуты сказать самому дорогому человеку.

Знаковой ролью для актрисы стала Мирониха в спектакле по повести Валентина Распутина «Последний срок». Не случайно на фестивале «Золотой витязь» в Москве Слабунова была признана лучшей актрисой среди исполнителей ролей второго плана. В трёх эпизодах спектакля она не играла биографию – проживала судьбу.

Людмила Тарасовна Слабунова знает о жизни многое, постигла она и нечто такое, что зовётся не творчеством, а творением, не бытом, а бытием. За наш длинный, неспешный разговор она не раз вытирала слёзы – это были очистительные слезы её неуспокоенной, мудрой и легко ранимой души.

На сцену Людмила Тарасовна сегодня не выходит, но её почитают в театре и хорошо помнят зрители. В одних спектаклях она веселила их от души, в других заставляла замирать их сердца от сострадания её героиням.