«Хочу быть прокурором»

«Пошли с матерью в магазин и купили такой большой рыжий чемодан, и я поехал поездом «Россия» в Иркутск – поступать на юриста. Мне было 18 лет», – вспоминает Игнатенко. Виктор Васильевич до сих пор отправляет книги в родную Архаринскую центральную библиотеку в Амурской области. В октябре 2018 года туда от Игнатенко уехало около сотни книг, сообщает сайт библиотеки.

– Я ведь долгое время не знал, кем стану, – рассказывает Виктор Васильевич. – Мне нравились английский язык, история, я выписывал журнал «История в школе», три года держал первое место в районе по физике и математике, по физике получил второе место в области. В школе мне прочили математическую карьеру. А дядя мой, мечтавший стать юристом, но в силу семейных обстоятельств не выучившийся, говорил: «Самая лучшая профессия – юрист. Там совмещаются и логика, и история, и психология, и математика, и иностранные языки. Рос я в Архаре, в районном центре, семья простая, никакого блата. Решил поступать в Дальневосточный университет, но Владивосток был закрытым городом, мне не пришёл вызов. Тогда я взял справочник, посмотрел ближайший город, где есть юридический факультет. Это был Иркутск. И вот я с этим огромным рыжим чемоданом стою на вокзале в Иркутске. Куда дальше идти, не знаю. Тут правое или левое полушарие подсказывает: «Проси справочник для поступающих в вузы в киоске». В справочнике нашёл адрес приёмной комиссии госуниверситета: Карла Маркса, 1. И поехал туда. А там говорят: «У нас центральная приёмная комиссия, а вам на Лермонтова». И снова я на остановке, в троллейбусе. На плотине ГЭС я сильно заволновался: куда еду, что это за дорога? Меня всем троллейбусом люди давай успокаивать. Доехал, сдал документы за несколько минут до закрытия, даже собеседование прошёл. Меня спросили: «Вот вы на юриста пришли учиться, а кем конкретно хотите быть?» А я выдал первое, что пришло в голову: «Прокурором!» – «Ну сначала хотя бы помощником прокурора». И вот я вышел, корпус закрылся, а куда идти? На вокзал? Но мне помогли, устроили в этот же вечер в общежитие.

– Вы были уверены, что поступите?

– Уверен не был, но очень хотел. Я ходил почти каждый день в Белый дом, занимался и занимался. Мне там очень нравилось. Первым я писал сочинение, как сейчас помню – по творчеству Маяковского. И вот – четвёрка. Это почти приговор, потому что проходной балл был 24, значит, все остальные экзамены я должен был сдать на пятёрки. Я стал ещё больше заниматься и в конце концов сдал всё на пятёрки. Стоим у стенда зачисления, кто смеётся, кто плачет. А я стою, думаю: «Пусть спадёт ажиотаж, потом подойду». Подошёл… И вот она – моя фамилия! Тут же побежал, отбил матери телеграмму. До сих пор не жалею, что стал юристом.

Казалось, его жизнь теперь потечёт по обычной вузовской колее: лекции, аспирантура, кандидатская… Кафедра. Однако страна менялась, и Виктору Игнатенко не удалось зарыться в библиотеки и архивы. Да и мог ли молодой юрист быть где-то на кафедре, когда на его глазах шло создание новых законов, Конституции? Он много лет будет повторять фразу: «Я человек науки, я люблю науку», а сам окажется в эпицентре политических событий Иркутской области.

«Я молодой, неопытный…»

Виктор Игнатенко остался одним из немногих политиков, которые работали в «Сером доме» во время исторических событий 1990-х годов. Многие, кто был с ним рядом, уже ушли из жизни. У него была заведена привычка: он сохранял все документы с 1990-х годов. В 1993 году архив Областного совета народных депутатов был вывезен, а потом и сожжён. В архивы он не попал. «А у меня сохранилось шесть коробок материалов того периода, когда я работал в должности председателя Областного совета народных депутатов, – говорит Виктор Игнатенко. – Есть, к примеру, черновик моего обращения к жителям Иркутской области в дни августовского путча, написанный карандашом, я тогда ночью писал. Есть варианты Федеративного договора, есть проекты решений, документы с правками Ножикова. Есть дружеские шаржи от Дмитрия Мезенцева. Остались документы по подготовке проекта Конституции России, документы процесса по «Иркутскэнерго».

– Как юрист мог решиться начать политическую карьеру?

– Я никогда не думал, что меня изберут в депутаты. Я не номенклатурный человек, меня всегда интересовала наука. К власти я относился с лёгким холодком. Когда я проезжал в 1977 году по скверу Кирова на автобусе и смотрел на огромный «Серый дом», я и подумать не мог, что буду его закрывать своим распоряжением. Это была вечная громадина. А дело было так. В 1989 году после трёх лет в аспирантуре в Свердловске я защитил там кандидатскую диссертацию. В Иркутске в тот момент не было научной школы по административному праву. Мой свердловский шеф мне сказал, что год нужно поработать в Иркутске, а потом возвращаться. Мне всё нравилось: там была наука, там всё было мне интересно. Но в декабре 1989 года нас собрал заведующий кафедрой Сергей Шишкин: «Наша кафедра политическая, нам надо идти на выборы». Я сказал: «Меня политика не интересует». Шишкин ответил: «Понятно, что у вас шансов на избрание мало, скорее всего, изберут только меня». Он шёл в Верховный совет, я – в областной, другие – в городской и районные. Меня выдвинули собрание студентов 3 курса юридического факультета и два института Академгородка. А я участвовал в передаче «Молодёжная среда», они тогда копировали «Взгляд». Мы радовались тогда, что свежее дыхание, свежая струя, верили, что в стране всё будет только лучше. И вот я прошёл в Областной совет во втором туре. На кафедре избрали всех, кроме Сергея Шишкина.

Эфир первой сессии Областного совета народных депутатов показывали по телевидению, я выступал, меня стали узнавать на улице. Председателем, как и по всей стране, выбрали первого секретаря обкома партии – Владимира Потапова. Он хотел в замы Александра Менга, представлявшего сельскохозяйственное лобби. Но ситуация начала меняться, объявили перерыв в заседании на 4 часа. Я пошёл погулять, помню, был очень тёплый день. И не думал я, что буду каким-то начальником. И тут меня зовут в обком комсомола, говорят, меня Сергей Шишкин ищет: «Прошёл слух, что тебя хотят на зама, не иди, ты будешь потерян для кафедры». А я ни сном ни духом, мне же никто ничего не предлагал. И вот после Шишкина мне говорят, что зовёт к себе теперь Владимир Потапов. Я поднялся на четвёртый этаж, там пост милиции, милиционер меня не пустил. Я спустился вниз, бежит помощник. Привели меня к Потапову, я был впервые в кабинете первого секретаря обкома партии. И ещё подумал: «Зачем им такие огромные кабинеты?» «Есть мнение избрать вас заместителем председателя Областного совета депутатов. Как вы на это смотрите?» – спрашивает он. Я ответил: «Я молодой, неопытный. Только недавно защитил кандидатскую диссертацию. Я хочу всю свою жизнь посвятить юридической науке». В общем, я отказался и ушёл с мыслью, что он не будет меня выдвигать.

Началась сессия, 250 депутатов, мы сидим на шестом ряду. И тут Олег Желтовский мне говорит: «Мы тебя поддерживаем на зама, если ты откажешься, вечером тебя побьём!» Я отшутился: «Не имеете права!» Я не знал тогда, что к Потапову многие люди приходили, даже генералитет, и называли моё имя. И тут Владимир Иванович объявляет мою кандидатуру на должность зама. «Куда, какой я зам?» – думаю, а сам иду к трибуне и о своей левой туфле думаю. Тогда был дефицит, ничего купить нельзя. А у меня на левой туфле отклеивалась подошва. И вот одна мысль: «Как бы она не отпала и я не опозорился». И меня таки избрали, причём практически единогласно.

– И каково это – оказаться в громадине «Серого дома»?

– Необычно. На следующий день после моего избрания Владимир Потапов объявил, что улетает в Москву, а я остаюсь «на хозяйстве». А меня ведь в обкоме никто не ждал. Многие люди там карьеру делали годами и десятилетиями, а тут пришёл мальчишка, пацан. Повесили мне на кабинет табличку: «Виктор Васильевич Игнатенко», дали персональную белую «Волгу» с водителем. Пришла женщина и объявила, что будет моим секретарём. Потапова не было пять дней, я пока готовил структуру аппарата совета, проекты нормативных актов. Через какое-то время зашла дама и говорит: «Виктор Васильевич, почему вы так о себе не заботитесь, почему не обедаете в буфете обкома?» Оказалось, на четвёртом этаже был буфет, где все места были распределены. На место первого секретаря обкома партии никто сесть не мог. Когда я первый раз зашёл туда, сел просто посередине. И тут мне один человек вежливо так говорит: «Вы у нас человек новый, но, знаете, ведь это место первого секретаря». Это был Виктор Михайлович Спирин, в то время второй секретарь обкома партии. И тут номенклатура меня, конечно, начала пробовать на слабину. На третий-четвёртый день работы приезжаю, а секретарь моя сидит и чуть не плачет: «Виктор Васильевич, табличку сняли, вас будут выселять из кабинета». Я спокойно говорю: «Вообще, я избран народом, кто меня выселит?» А это они так пошутили, номенклатурщики.

Я на следующий день пришёл к Владимиру Потапову, заявил, что в кабинет не зайду, пока не вернут табличку, а человек, сделавший это, не будет наказан и не извинится. Всё было сделано, я вошёл в свой кабинет. А потом я им ещё насолил. Целый кабинет занимала у них парикмахерская, раз в неделю к ним приходил парикмахер – стричь номенклатуру. Я это дело упразднил. А позже был конфликт с Виктором Спириным, нам нужны были помещения для Областного совета, а мне заявили, что «здесь партийная собственность» и мы будем ютиться там, где нам позволят. Я попросил предъявить права на эту собственность. «Это всё государственное, а нас избрал народ», – заявил я тогда. Конфликт был серьёзный, и я сгоряча тогда сказал: «Не только одно крыло, мы все ваши этажи заберём!» Позже так и случилось.

– Вы намерены написать какие-то воспоминания?

– Если бы было время… Многие интересные факты, события того времени остаются за кадром. В некоторых совещаниях участвовали всего два-три человека, из которых в живых остался только я. Многое воссоздаётся сейчас уже по слухам… Мифотворчество – это неизбежно. Но есть некоторые вещи… Я понимаю, что, если я их не расскажу, они уйдут в небытие. Например, одну из глав книги воспоминаний я бы назвал «Тайна сейфа первого секретаря обкома». Когда Владимир Потапов стал председателем Областного совета народных депутатов, из кабинета первого секретаря в его кабинет перетащили один сейф, ключи от которого были уже потеряны. Такой огнеупорный сейф 1930-х годов с песком… Так он долгое время и стоял в комнате отдыха председателя Областного совета.

В 1991 году Владимир Иванович уехал из Иркутской области, став Чрезвычайным и полномочным посланником посольства РФ в Гвинее. Когда его спросили, кто, по его мнению, достоин занять должность председателя Областного совета, он перечислил около 20 человек… В итоге председателем избрали меня. Я перешёл работать в этот кабинет, увидел тот самый громоздкий сейф без ключей. Думаю: «Нужно ставить что-то посовременнее». Позвонил Анатолию Капустенскому: «Анатолий Павлович, у меня проблема, можно сейф открыть?» И вот заходит испуганная секретарь: «Виктор Васильевич, к вам пришли». Заходят три офицера и мужичок в фуфайке с балеткой, бывалый, весь в шрамах. «Начальник, чая!» – попросил мужичок. Я налил ему крепкого чая. «Курить!» – продолжает. Я дал сигареты, потому как сам тогда курил. И вот он приступил к работе, долго работал. Открыл-таки одну дверь и на меня гордо смотрит. «Ну, талант-то не пропьёшь», – говорю ему. Он доволен страшно. И вторую открыл, я ему и чая дал, и пачку хороших сигарет.

Был уже поздний вечер, а на следующий день я в свой выходной приехал на работу. Внутри сейфа было много бумаг, кобура от табельного оружия, видимо, первого секретаря. Я начал смотреть и ахнул: там был компромат. Фотографии митингов, отдельные персоны отмечены кружками, кто что говорил на митинге. Распечатки телефонных разговоров. Тогда шла борьба с инакомыслием, демократическими движениями… Например, было досье на все послевоенные катастрофы в Иркутске, о некоторых я даже не знал. Жалобы на первых секретарей райкомов партии, райкомов комсомола вплоть до того, кто изменяет жёнам. В тот момент люди-то, фигурировавшие в документах, были живы. Архив бы это не принял, ему нужны подлинники. Я вывез это всё и сжёг.

– Когда случились события августа 1991 года, вам было страшно?

– Нет, страшно не было. В июне Владимир Потапов уехал за границу, я был и.о. председателя Совета народных депутатов, а 19 августа 1991 года случился путч. Я помню, провожу утром планёрку, звонит председатель исполкома Иркутского областного Совета народных депутатов Юрий Абрамович Ножиков: «Вы слышали радио? Включите, сейчас будут новости». Я слышу: ГКЧП! У меня волосы дыбом. Я говорю своему помощнику Дмитрию Суркову: «Давай принимай по телетайпу все документы ГКЧП и быстро делай юридический анализ, мне кажется, тут что-то не то».

Появился Юрий Абрамович, спросил: «Ну что?» Я ответил: «Мы считаем, что это нарушение Конституции». «Мы тоже так считаем», – сказал Ножиков. Он сразу собрал облисполком, чтобы сделать заявление. После заседания облисполкома я пришёл к Ножикову. «Ты понимаешь, что с нами может быть? Ты молодой, не понимаешь» – сказал он. А я ответил: «Мы всё равно хорошо не кончим. Нужно позицию выбирать. Ничего не случится, ну снимут меня, не убьют же. Я вернусь к родной юридической науке». В итоге и мы через день провели президиум облсовета, осудили все эти дела.

Проходит время, гэкачепистов победили, я в субботу в 7 утра подъезжаю к «Серому дому» со стороны Бограда, а из здания валит столб дыма… Я побежал на пятый этаж – в «секретку» обкома партии. А они жгут документы в специальной топке. Я распорядился запретить уничтожение, мы опечатали обком, кабинет первого секретаря обкома, областной архив, обкомовский гараж. Всё это должна была проверить прокуратура. Но мы не изгалялись, если у кого-то остались нужные документы, рукописи, деньги, в присутствии комиссии открывали кабинеты, и человек мог взять всё, что нужно. Исключение – любые партийные документы. Тут мы на компромиссы не шли, даже для Спирина. А в октябре 1991 года были выборы в Областной совет, и меня избрали председателем.

– Именно в это время в Иркутск приезжал Михаил Горбачёв. Вы помните эту встречу?

– Конечно. Он был здесь в ноябре 1991 года. И мы с ним проспорили всю ночь, я понял, почему Союз рушится. Человек оказался на вершине власти, а не соответствовал вызовам времени. Он знал только стиль номенклатурной борьбы. Но я не желаю рисовать Горбачёва только чёрными красками, у меня к нему очень сложное отношение. Свою лепту в разрушение внёс и Ельцин. Помню, мы сидели в особняке «Ретро». Горбачёв тогда спросил: «Какова ваша оценка положения в стране?» Я ответил: «С моей точки зрения, в стране государственно-правовой кризис. Это самый опасный кризис – кризис государственности. Правовая система расползается. Это может закончиться гражданской войной». Смотрю потом, он даёт какое-то интервью недели через две и говорит: «Государственно-правовой кризис». Думаю: «Ну ладно, хоть это услышал». А утром после того ночного разговора встречаю его советников Георгия Шахназарова и Аркадия Вольского. Они мне говорят: «Виктор Васильевич, вы понравились Михаилу Сергеевичу. Нам нужны сильные юристы в команду». Потом, выступая на Иркутском авиазаводе, Горбачёв хвалил меня. И многие решили, что Игнатенко уедет в Москву. Я тогда отказался.

– Вам довелось работать с Юрием Ножиковым, популярность которого беспрецедентна. Какой это был человек?

– Из Ножикова не надо лепить икону. Это был замечательный человек, лучший из тех, с кем я работал, на голову выше многих. Но и у него были ошибки, а сейчас его просто канонизируют те люди, которые хотят превратить имя Ножикова в своеобразный бренд. Это был живой человек, и он достоин того, чтобы была дана объективная картина его работы. Многие из наших бывших губернских начальников его и мёртвого ненавидели. Были и у нас свои трения. Март 1992 года, его пытались снять. Меня пригласили в администрацию президента, сказали: «Иди главой администрации Иркутской области, Ножикова мы убираем». Левое полушарие у меня онемело, а правое говорит: «Выигрывай время». Начинаю нести какую-то белиберду: «С женой надо посоветоваться… я молодой». Я понимал, за что снимают Юрия Абрамовича – за «Иркутскэнерго», а я был соучастником этого «преступления» против Чубайса и прочих. И я отказался. А там, в Иркутской области, Ножикову уже стали нашёптывать, что я его заменю.

Я прилетел в Иркутск, а мне говорят: Ельцин объявил, что отстраняет от должностей нескольких глав администраций, в том числе Ножикова. Это был вечер, я поехал в «Серый дом», пошёл к Ножикову. У него темнота, шторы закрыты, какая-то лампа горит, Юрий Абрамович сидит угрюмый. Всё прокурено. Владимир Кузьмич Яковенко, который был тут же, соскочил, ушёл. Он меня не очень понимал, называл «неисправимым юристом». Я говорю: «Юрий Абрамович, что будем делать?», он отвечает: «Ну что? Твоё время наступило. Я готов всё сдать». Я отвечаю: «Я отказался». Он не поверил, говорит: «У Яковенко точная информация, у него связи…» «Да, разговоры были, на меня давили, но не моё это. Я отказался, и мы вас будем защищать, завтра собираем сессию», – снова повторил я. Ножиков с недоверием посмотрел. Мы провели сессию на следующий день, заявили, что отстранение Ножикова незаконно. Я пошёл к Ножикову, он сказал: «Ты порядочно поступил, большое тебе спасибо, что поддержал в этой ситуации. Такое бывает редко, я это ценю и никогда не забуду». Потом мы ездили в Москву, защищали его, Ельцин отозвал указ из канцелярии. На одном из мероприятий Ножикова подозвали к Ельцину, и тот перед ним извинился.

– Вы ушли на преподавательскую работу в 1994 году. Что кажется вам самым важным из всего, что удалось сделать?

– Мы как-то говорили с Юрием Абрамовичем, он сказал: «Вот спросят люди, что вы там такого доброго сделали для народа, когда работали в «Сером доме»? То, что в Конституционном суде победили по «Иркутскэнерго» и удержали тарифы. Этого достаточно. Мы людям сделали добро». Это был 1992 год, я был в отпуске. Прилетел тут же, как узнал об указе президента. Если бы мы приняли решение Областного совета, осудили бы решение президента, это был бы для них комариный укус. èèè

Я сказал: «Надо идти в Конституционный суд». «Какие шансы?» – спросил Ножиков. «Один из ста», – отвечаю. Мы готовились почти год, проводили экспертизы, изучили иностранное законодательство. Все дни в процессе Иркутскую область представляли я и адвокат Всеволод Иванов. Ножиков выступал на процессе в первый день. Я до сих пор помню последний день процесса, я шёл из гостиницы «Россия», был дождь… Приставы говорят: «Всем встать», Валерий Зорькин зачитывает резолютивную часть: «Конституционный суд решил признать Указ президента…» И сейчас прозвучит фраза: «соответствующим» или «не соответствующим» закону… И я стою, думаю: «Господи, если ты есть, помоги, мы же справедливо за всё это боремся…» И тут он произносит: «Не соответствующим…» У меня состояние эйфории, я бегу звонить Ножикову. Это была первая серьёзная юридическая победа для меня – и вообще первый процесс, в котором я участвовал как юрист. Потом были не менее сложные интеллектуально проекты. Например, первый Устав субъекта федерации появился в Иркутской области.

– Вы не скучаете по Областной избирательной комиссии?

– Это было очень хорошее время. Я работал в Облизбиркоме 13 лет, он был в пятёрке лучших в стране. Издаётся до сих пор единственный в стране журнал «Избирательное право». Мы пережили огромное количество судов. Там, где под решением областной комиссии стояла моя подпись, мы не проиграли ни одного дела. Иногда проигрывали в областном суде, но в Верховном выигрывали. У нас была очень серьёзная юридическая служба. Было такое требование: если человек не защитил кандидатскую диссертацию по избирательному праву, он профнепригоден. Девять человек защитили у меня диссертации по избирательному праву. Сейчас юридический отдел в Облизбиркоме состоит из пяти человек, два кандидата наук – мои ученики. Иногда Облизбиркому приходилось держать удары. Иногда бывает, люди, особенно попробовавшие власть, думают: «Зашёл в ГАС-выборы, цифры поменял – и всё прекрасно». Так не бывает. В 2000 году, в период парламентского кризиса, когда около полугода Заксобрание не могло избрать спикера, давление на меня было колоссальным, причём со стороны высшего должностного лица области. Однако на нарушение закона я не пошёл. Эта история в подробностях ещё ждёт своего описания.

«Я не собирался оставаться»

В 2013 году доктор юридических наук, профессор Игнатенко оставил первый этаж «Серого дома», Облизбирком, и снова решил испытать себя на третьем этаже, в губернаторском крыле. До этого был короткий период работы в 2009 году, который завершился снова возращением в Облизбирком в конце 2010 года. В администрации Сергея Ерощенко Игнатенко работал сначала заместителем губернатора, а потом первым заместителем главы области. Начал создавать министерство юстиции, был готов проект Уставного суда. Но тут случились знаменитые выборы губернатора 2015 года, когда на протестной волне выиграл во втором туре коммунист Сергей Левченко.

– Почему вы решили остаться в администрации Сергея Левченко?

– Я не собирался оставаться. Когда ушёл Сергей Ерощенко, ушёл, кстати, очень достойно, сказав, что в поражении на выборах виноват только он, я несколько дней был и.о. губернатора. Потихоньку собирал вещи, меня звали в Москву на работу советник президента РФ Вениамин Яковлев, ректор Всероссийского государственного университета юстиции Ольга Александрова. Работа предлагалась интересная: создание экспертного правового центра, который будет делать экспертизы, правовые мониторинги, особенно зарубежного законодательства. Но в те же дни мне позвонили из администрации президента, попросили остаться в «Сером доме» хотя бы на год.

За день до инаугурации ко мне пришёл Сергей Георгиевич. Попросил остаться, сказал: «Нужно обеспечить преемственность, вы хороший специалист, у меня к вам никаких претензий нет». Я для приличия сказал, что мне надо подумать. После Сергей Георгиевич принял инаугурацию, улетел в Москву. А окончания разговора со мной нет. Я пришёл в понедельник, начал собирать коробки, приходит кадровик: «А ведь губернатор вас назначил». Я, правда, немного удивился, так как был назначен до завершения нашего с ним разговора. Когда мы первый раз общались с Левченко, я спросил его: «Как вы относитесь к Уставному суду?» Он ответил: «Положительно». То же самое он заявил и о министерстве юстиции, и об Институте регионального законодательства и правовой информации. Дело в том, что Сергей Ерощенко целый год меня уговаривал прийти и создать работающий правовой блок в правительстве. Я начал это делать… Я создавал баланс – одного ключа от правового блока не было ни у кого, особенно по созданию правовых актов, законов.

– Была информация, что вы хотели уйти ещё раньше обозначенного года.

– Был такой момент через полгода моей работы в новой команде. Был принят ряд сомнительных, на мой взгляд, с правовой точки зрения решений. Агентство лесного хозяйства было переименовано в министерство лесного комплекса, минюст – в Агентство мировых судей, правовой отдел в аппарате был переименован в управление. Но в законодательстве нет такой формы преобразования, как переименование. Необходимо проводить реорганизацию. А это более длительные и затратные процедуры. Целесообразность взяла верх над законностью.

Я тогда пришёл к губернатору и сказал, что принятие таких решений несёт большие риски, правовое управление в этих случаях не выполняет функцию правового фильтра. Мне эти документы не приносили на согласование. Если такое будет продолжаться, я готов уйти в отставку. Губернатор обещал разобраться. Документы стали приносить на согласование. Я отработал ровно год, как обещал, и ушёл. Понимаете, пришла другая команда со своими методами. У меня другие подходы и взгляды на организацию правового блока, да и по некоторым другим вопросам. Отдельные кадровые решения были для меня непонятными. А главное – не было дружной и сплочённой команды. Потом, а это самое главное, меня ждала интересная работа в Москве, и я не хотел терять драгоценное время, работая там, где не интересно.

«Начали складываться пазлы»

Сейчас в свободное время Виктор Игнатенко готовит четырёхтомник избранных трудов. В планах – написать книгу под рабочим названием «Прямая речь» и изложить в ней свои воспоминания. А ещё у него хранятся уникальные материалы по легендарной исторической фигуре – Нестору Каландаришвили.

– Во время подготовки второго выпуска альманаха «Вердикт» я делал материал об известном иркутском купце Якове Метелёве, – рассказывает он. – В сентябре 1913 года на него было совершено покушение, его ранили. Весной 1914 года в Иркутской судебной палате состоялся процесс. Привлекали к ответственности двух сыновей и друга. В процессе выступал интересующий меня Григорий Патушинский, известный иркутский адвокат. Приговор был оправдательным, осталось неясно, кто совершил покушение. Тогда я изучил фонд Иркутского губернского жандармского управления, хранящийся в Госархиве Иркутской области. Выяснилось, что в ходе крупной операции Иркутского губернского жандармского управления в декабре 1913 года в доме № 32 на улице Преображенской (Тимирязева) накрыли мастерскую по изготовлению фальшивых денег. Организовал её Нестор Александрович Каландаришвили. Начальник Иркутского губернского жандармского управления полковник Васильев в своём донесении об операции назвал Каландаришвили главарём всех воровских шаек и грабителей Восточной Сибири. Перечисляя грехи Нестора Каландаришвили, полковник написал: «Супруга купца Метелёва передала Каландаришвили 5 тысяч рублей, чтобы тот убил купца». Покушения, а их было два – в сентябре и ноябре 1913 года, оказались неудачными.

С этого момента у Виктора Игнатенко, как выражается он сам, «начали складываться пазлы». Он стал интересоваться документами, связанными с Каландаришвили, встречался с родственниками, искал документы. «Я попросту собирал на него досье, которое сейчас превратилось в две коробки уникальнейшего материала – архивные документы, воспоминания адвокатов», – говорит Виктор Игнатенко.

У Григория Борисовича Патушинского, который до революции вёл и политические дела, был младший брат Осип. Он защищал Каландаришвили в процессе 1913 года по делу о покушении на иркутского генерал-губернатора Селиванова. Однажды Виктору Игнатенко позвонила Валентина Михайловна Рекунова и сообщила, что жива дочь Осипа Патушинского от третьего брака. Старенькая сухонькая женщина жила, оказывается, в Юбилейном. Виктор Игнатенко записал на камеру почти трёхчасовое интервью. «Это уникальный материал, какая у человека память, речь! – говорит Виктор Игнатенко. – Чувствуется порода… Она разрешила мне сосканировать дореволюционные фото Патушинских. Она вспоминала такие интересные вещи! Например, о том, как Осип прятал в своём доме бабушку русской революции Брешко-Брешковскую».

– Я не малюю Каландаришвили одной чёрной краской, – говорит Виктор Васильевич. – Человек, конечно, был уникальный. И материалы уникальные. У меня есть архивные сканы шифропереписки Каландаришвили. Есть информация, как он часто переодевался в священника. В Иркутск он попал в 1909 году, когда пробирался в Японию. В его биографии уже были теракты, нападения на полицейские участки, трижды бежал из тюрем. Когда на Украине уже грозила виселица, он удрал, остановился в Иркутске, потому что здесь была сильная грузинская диаспора. Очень многие факты его биографии ещё ждут описания. Материала очень много, только было бы время, чтобы всё это оформить в книгу.

В рабочем кабинете Виктора Игнатенко очень много книжных полок, некоторые из них пусты – скоро сюда переедет часть его огромной личной библиотеки. «У меня разделена вся литература, – рассказывает он. – Есть полки первоочередного чтения, приоритетного чтения, есть основная библиотека и книгохранилище. Есть своё «редкое хранение» – книги с дарственными надписями. Я знаю, что многих юридических монографий, которые собраны у меня, в библиотеках города нет. Меня интересуют энциклопедии, психология, политология, медиа, функционирование вузов». Огромный пласт периодики, книг хранится в электронном виде. «Годовые папки различных газет и журналов у меня сохранены за последние пять лет, – рассказывает он. – Есть отдельные папки книг: художественная литература, историческая, научная юридическая. Кроме профессиональных журналов есть у меня подборка «Нового мира», читаю журналы «Профиль», «Эксперт», «Русский репортёр», «Наука и жизнь». Я выписываю и около 80 наименований бумажных журналов. Это зачастую необходимость. График у меня построен так, что мне некогда ходить в библиотеки, а многое наши библиотеки сейчас не закупают. Конечно, всё я не храню, есть актуальный запас за последние годы, остальное передаю библиотекам. У меня большая подборка литературы на русском и английском языках о Черчилле и Кеннеди. Большая библиотека аудиокниг. И около 400–500 миниатюрных изданий».