Омчане и иркутчане

Катерина Кожевина курирует «Заповедник» – междисциплинарный проект, на котором социологи, журналисты, историки и фотографы ищут истории о связи места и человека. На сайте проекта собраны материалы из 44 регионов об аутентичности, традициях, ценностях разных мест. Омск оказался одним из объектов исследования. Для Катерины это был и опыт автоэтнографии, поскольку сама она родилась в Омске и переехала в Москву в 21 год. В 2018 году вместе с Высшей школой экономики в Омск была организована экспедиция, в ней принимали участие студенты ВШЭ, Омского госуниверситета. Когда Катерина рассказывала про исследование, всё время возникали внутренние параллели с Иркутском. Вплоть до мелочей. Даже на лигвистическом уровне: купеческий Омск называли «Сибирским Лейпцигом», купеческий Иркутск – «Сибирским Петербургом».

У Иркутска, как известно, есть свой предмет гордости – самобытный, ранимый персонаж «иркутянин» (именно этим написанием мы гордимся). «Ирк-граммар-нацисты» с раздражением реагируют на неприлично-столичное «иркутчане». У Омска тоже есть свой «омИч» (правильный) – и «Омич» «омчанин» и «омец» (неправильные). «Как жителю другого города взбесить омича? Самый простой способ — по неведению назвать его омчанином», – повествует сайт «Омск без формата». И даже в тесте на «истинного омича» (всё на том же сайте) первый вопрос звучит так: «Начнём с соседей. Житель сибирского города Иркутска – кто он?» Естественно, это человек, который бесится на слово «иркутчанин».

– Что же такое Омск сегодня? – задались вопросом Катерина Кожевина и её коллеги. – Если зайти на сайт breakingmad.me, где журналисты собирают заголовки в СМИ из разных регионов России, то увидишь интересного персонажа – омича. Это такой полусумасшедший неадекватный житель провинции, который то ворует дорогостоящий алкоголь и, как Робин Гуд, раздаёт его жителям на улице, то купается в ванной из десятирублёвых монеток. В целом, если мы посмотрим, какой образ жителя не Москвы и Санкт-Петербурга создаётся на этом сайте, то это такой комичный персонаж. Судя по заголовкам, в регионах происходят либо какие-то абсурдные вещи, либо большие коррупционные скандалы, либо невероятные события. Разговор несерьёзный, и кажется, что там жизни нет.

Действительно, если набрать слово «Иркутск» на этом же сайте, то мы узнаем, что «выпускница Гарварда не нашла работу в Иркутске и покончила с собой», а «двух жителей Иркутска расстреляли за курение в подъезде». По городу гоняют внедорожники, пассажиры которых крадут мусорные баки, двух школьников в килтах избили, приняв их за геев. А иркутские депутаты занимаются тем, что подкачивают ягодицы на фоне гробов. Приличные в городе только нерпы, которые «подготовили праздничную программу ко Дню Победы». Омичи ещё более круты, они выставляют себя на продажу на «Авито», торгуют самолётами для «поднятия потенции кота», устраивают акции против абортов «с помощью топора и ватмана». Однако, если подходить к делу уже не со стороны заголовков газет, образы городов вырисовываются несколько другие. И символы возникают иные.

«Омск – это город несбывшихся надежд», – говорит Катерина Кожевина. В голове тут же появляется образ Иркутска с открытки Ильи Смолькова начала двухтысячных, где наш город показан за колючей проволокой с табличкой: «Резервация оптимистов».

– Один из важных брендов и символов Омска – непостроенное метро, – рассказывает Катерина Кожевина. – Его строили буквально 30 лет, сейчас это переход, там действительно есть буковка «М», но сам проект закрылся. Очень много шуток и мемов связано как раз с этой буквой «М», что на самом деле никакое это не метро, а одна станция, закрытая и зашторенная.

В Иркутске, как известно, есть свой аналог омского «метро» – нереализованный ещё со времён Александра Тишанина проект скоростного трамвая. Последний раз этот трамвай вызывал приступы смеха в 2018 году, когда, как призрак, появился на предвыборных плакатах одной из партий. Катерина Кожевина рассказала и ещё один сюжет, характерный для создания «странного» образа сибирского города. Однажды памятник-шар (памятный знак «Держава»), стоявший на омской площади Бухгольца, укатился со своего места из-за урагана. Возле него сфотографировался бывший на кинофестивале в Омске Данила Козловский. Вокруг выросло огромное количество шуток. Известный мем Омска «Не пытайтесь покинуть Омск» косвенно связан с шаром с площади Бухгольца: шар пытался сбежать из города, но ему не удалось покинуть Омск.

Вспомним памятник «Выпавшее яйцо» на улице Канадзавы в Иркутске. Неизвестные раскрашивали его несколько лет подряд, а однажды 120-киллограммовое яйцо просто укатили. Яйцо вроде не бежало из Иркутска, но его тоже прочно прикрепили с тех пор к постаменту.

У Иркутска, конечно, поменьше «странных» историй, чем у Омска. Однако и у нас есть свои мемы. Однако миф об Иркутске несколько отличается от мифа об Омске. Омск пытается извлечь выгоду из своей вторичности и даже объявляет себя «Столицей уныния». Предпринимаются попытки сделать на этом бренд. В частности, этим занимается омский художник Дамир Муратов. Он говорит: «Ребята, если у нас всё так печально, почему бы нам на это не сделать ставку?» С Иркутском история другая. Он гордый и никогда не признает себя «попой мира». Поэтому внутри у нас культивируется «город столичный», а снаружи…

Иркутянин вовне – это «человек-боярышник». Ходят рассказы про «подвиг 50 «метиловцев», фото Данилы Багрова в самолёте с подписью: «Боярышника нам принеси, мы в Иркутск летим!» Иркутск воспринимается как «край мира», «абсолютная дыра», место, где можно потеряться. В Сети можно встретить мемы «Занять у всех денег и уехать в Иркутск», «Там, где декабристы сдохли». Из недавнего – появившаяся в «Шпигеле» картинка. Путин беседует с председателем совета директоров «Роснефти» Герхардом Шредером о судьбе Ангелы Меркель. Герхард Шредер спрашивает: «Нет ли для моей преемницы какой-нибудь работы в «Газпроме»?» Путин отвечает: «Есть – учётчицей расхода топлива в Иркутске!» Иркутск – полумифическая сторона где-то там, далеко, и существует ли этот город – неизвестно… В сериале «Зачарованные» план иркутского католического костёла стал «Бухарестом». В восьмой серии 6 сезона сериала «Гримм» один из героев связывается по скайпу с ведьмой из Иркутска.

«Белая столица»

Если отвлечься от мемов и символов, то Омск располагает ещё одной серьёзной «точкой», которая развивается в местном самосознании с 1990-х годов. Во время гражданской войны, в 1918-1919 годах, город ненадолго стал столицей Белой России. Уже в ноябре 1919 года от вокзала Омска отошли пять литерных поездов, увозя с собой Верховного правителя и золотой запас России. Однако за короткий срок, что Омск был в каком-то смысле столицей, туда переехала интеллигенция из Санкт-Петербурга, Москвы, там устраивались балы, пиршества, стоял чехословацкий корпус. «Золотой век» для Омска связан именно с этим годом Колчака.

В 1991 году к власти в Омской области пришёл губернатор Леонид Константинович Полежаев, и с его подачи эти новые символы стали развиваться.

В 1990-х годах старый порядок разрушался, и те регионы, куда пришли амбициозные политики, начали искать свои уникальные, сильные стороны. Сразу несколько городов начали претендовать на звание «третьей столицы»: Новосибирск, Екатеринбург, Казань – и в том числе Омск. И Леонид Полежаев сделал ставку как раз на этот период – 1918-1919 годы, когда Омск был Белой столицей России. Полежаев выбрал Колчака в качестве одного из важных политических символов, с которым он будет двигаться вперёд. У него появилась идея установить памятник Колчаку. Но все его попытки наталкивались на сопротивление местных коммунистов как на административном уровне, так и на уровне общественности.

В 2008 году появился уже второй по счёту макет памятника Колчаку, силы коммунистов к этому моменту были уже не такими большими, и политической воли Полежаева хватило бы, чтобы поставить памятник. Администрация организовала конкурс на проект памятника, проект утвердили. Московский скульптор Михаил Ногин, участвовавший в работе над горельефами Храма Христа Спасителя, взялся за работу, и в 2012 году памятник был фактически готов. Но тут Ногин заболел, осталась недоделанная деталь памятника. И в это время закончился срок полномочий Леонида Полежаева. Новый губернатор Владимир Назаров провёл опрос общественного мнения по этому проекту. Оказалось, что более 50 процентов поддерживают установку памятника, но Назаров не решился ставить памятник, опасаясь протестов и волнений. Памятник как акт «политической воли» Полежаева так и не был установлен.

Как сообщила Катерина Кожевина, сторонники установки памятника в Омске постоянно ссылаются на опыт Иркутска, где памятник всё же появился. Иркутск, понятно, не был Белой столицей, но именно у нас в городе Колчак закончил свою жизнь. Однако все иркутяне знают, что история нашего памятника не безупречна. Установлен он был в Иркутске в 2004 году, автор – Вячеслав Клыков, спонсор и инициатор – Сергей Андреев. По данным сайта ГУ МВД России по Иркутской области, он находится в международном розыске как глава «банды Андриевского». А в 2018 году 26 граждан Иркутска во главе с адвокатом Олегом Фёдоровым подали коллективный иск в Кировский районный суд Иркутска, требуя демонтировать памятник Колчаку, стереть его имя с фронтона Иркутского областного краеведческого музея и убрать мемориальную табличку, установленную на вокзале Иркутск-Пассажирский. Мотивировка – Колчак является нереабилитированным военным преступником. Суд истцам отказал, однако они не намерены останавливаться. Таким образом, память о Колчаке в Иркутске и Омске – память проблемная. И в общественном пространстве у «колчаковской» темы в двух городах есть точки соприкосновения.

В Омске есть театр «Белая столица» – ныне это казачий театр, который позиционирует себя как белогвардейский. В Иркутске, как известно, со схожей идеологией, но без уклона к белому движению, работает казачий Театр народной драмы. Оба появились на волне 1990-х годов. И оба трансформировались в театры из первоначальных общественно-политических движений.

– Тема Колчака и Белой столицы – одна из ключевых тем для научного сообщества Омска, – говорит Катерина Кожевина. – Оно постоянно спорит, раскалывается, кто-то идеализирует образ Колчака, кто-то, наоборот, его критикует, кто-то пытается занимать какую-то нейтральную консенсусную позицию. В 2011 году в особняке купца Батюшкина, где Колчак жил почти год, был открыт Центр изучения гражданской войны по инициативе губернатора Леонида Полежаева. Сейчас это отчасти туристический бренд, туда приезжают, как в музей. Сотрудники центра пытаются создать равновесную позицию: когда вы заходите в здание, с одной стороны висит портрет Колчака, с другой – Тухачевского. Но большая часть экспозиции всё равно посвящена Колчаку. Там помимо макета памятника, который должен был быть поставлен в Омске, есть и макет иркутского памятника.

Если в Иркутске было пиво «Адмирал Колчак», то в Омске в двухтысячных годах появились ресторан «Колчак», айриш-паб и кулинария «Колчак». Известный омский бизнесмен Алексей Ремизович заинтересовался темой. Когда в 2012 году решалось, появится ли памятник в Омске, он 4 ноября, в день рождения Колчака, открыл собственный памятник на фасаде ресторана. Вдохновлялся Ремизович фонтаном Треви в Риме. Получился такой Колчак-фонтан, который, конечно, вызвал в народе веселье. Очередной омский мем был готов – «Адмирал Джакузи». Существование этого памятника говорит о том, как память конвертируется сегодня в коммерческую историю.

– Какую роль играют образы «золотого века», «Белого Омска», которые сегодня переносятся в современность? – говорит Катерина Кожевина. – Во-первых, это такая попытка преодолеть свою вторичность. Система устройства российского общества центрична: есть центр, всё остальное по отношению к центру вторично, находится на ступень ниже в культурном, политическом смыслах. Омск через историю с Колчаком пытается придать себе статус, равный статусу больших городов, таких как Москва, Санкт-Петербург или Казань. Может быть, это попытка не приблизиться к Москве, а войти в когорту городов второго ранга, больших мегаполисов, в которых тоже происходит какая-то активная жизнь, включиться в гонку с Екатеринбургом, Новосибирском, может быть, с Самарой. Вторая история – ностальгическая, про «золотой век». Если мы обращаемся к 1990-м, то это время потери статуса социального, в том числе у гуманитарной и технической интеллигенции. Обращение к «золотому веку» – это попытка найти то время, когда всё было идеально и социально справедливо. Понятно, что это идеализация. И третье – это попытка найти на сибирском поле свою уникальность.

Этот сюжет – обращение к прошлому – можно найти во многих сибирских городах. На дискуссионной площадке Международного книжного фестиваля – 2017 как раз обсуждалась тема обращённости иркутян в прошлое, поисков «золотого купеческого века». Попытки найти смыслы не в современности, а в истории города. И если для Омска этой точкой стала Белая столица, то для Иркутска – это дореволюционный «богатый купеческий и интеллигентный» город. Однако, как отметил социолог Михаил Рожанский, историческое своеобразие городов может стать для них ловушкой, мешающей развитию, поскольку социально активные люди расколоты, они тратят основные силы на дискуссии. Катерина Кожевина заметила, что в Омске пик дискуссий вокруг темы Колчака прошёл, сейчас стороны, на её взгляд, движутся к консенсусу, к развитию этой темы уже в диалоге. Более того, тема с Колчаком постепенно покидает актуальную повестку, потому что в промышленном городе-миллионнике на первый план выходит иная фигура, известная на всю Россию, – ушедший из жизни в 2008 году рок-музыкант и философ Егор Летов. И с 2008 года дискуссии вокруг него не остывают. Последний всплеск с участием вип-персоны, министра культуры Мединского, – это голосование за аэропорт. Общественность настаивала на том, чтобы аэропорт получил имя Егора Летова, однако рок-музыканта исключили из конечного списка персон для наименования. Параллельно выяснилось, что министр Мединский не знает, что Егор Летов уже умер.

– Я думаю, что это следующая фигура, которой лично мне было бы интересно заняться и посмотреть, как в разных сообществах, разных плоскостях эта историческая фигура используется, что она символизирует, какие смыслы туда вкладывают сегодня, – сказала Катерина Кожевина. – Если Колчак – это такой символический образ, который уже ушёл глубоко в историю, с ним нет личной ассоциации, то Летов – ещё наш современник, который многим неизвестен, и это такой скорее молодёжный бренд. В Омске были идеи выкупить квартиру Летова, сделать его стену, музей. Но пока это всё уходит в песок, потому что отчасти Омск – город панков, а для того, чтобы панкам собраться и сделать что-то институциональное, требуются усилия. Ясно, что официальная администрация – и это видно по истории с аэропортом – вряд ли будет этот образ поддерживать. Хотя в городе несколько лет работал проект «Симфооборона»: симфонический оркестр исполнял песни Летова. Произошла попытка сращивания людей разных поколений, разных культур. Но пока всё зарождается, и нет дискуссионного поля вокруг этого.

В Иркутске, надо признать, с современными фигурами, известными на всю страну, типа Егора Летова, труднее. Летов всё же жил в Омске и считал его домом, отсюда такое отношение части омичей к этой фигуре – как к «своей». И хотя у Дениса Мацуева есть в Иркутске аудитория и свои проекты, эта деятельность всё же не является тем, вокруг чего можно сформировать «новый символ» города с новыми смыслами. А у Ивана Вырыпаева, другого известного иркутянина, проектов в Иркутске сейчас нет.