Птенцы большинства птиц, обитающих в Иркутской области, теперь уже встали на крыло крепко, надёжно. Ещё дней 10–12 назад в пригородных лесах, в городских парках, на дачных участках часто встречались «крылатые недоразумения». Особенно много мелкоты из числа воробьиных, но и не вполне адекватные птицы покрупнее встречались. Вороны, к примеру. А ещё дрозды, те же дятлы, сороки. На вид – по крайней мере, размером и оперением, расцветкой – от взрослых птиц они отличаются вроде не очень сильно, но ведут себя странно, как дети малые.

Они и есть дети. Любопытные и доверчивые. Недавно шёл я по центру города вдоль припаркованных автомашин, вдруг из-под колёс под самые ноги выскакивает воробей. Самый обыкновенный воробей. Прошёл бы я мимо, не обратив на него внимания, так он дорогу перегородил, клюв поднял, в глаза мне смотрит и громко так, требовательно чирикает. То ли есть просит, то ли спрашивает о чём-то. Остановился растерянно и вижу: по обе стороны клювика едва заметно желтизна угадывается. Этим всё и прояснилось: сеголеток. Уже не желторотик, но ещё совсем глупенький.

Нынче мне повезло и не повезло одновременно. Дятлы исчезли, зато семейство голубых сорок, число которых в Иркутске и его пригородах растёт от года к году, на несколько дней облюбовало в качестве пункта кормления берёзу на соседнем дачном участке и пару примыкающих к ней клёнов на моём. Повезло – потому что интересно. Не повезло – потому что орут птенцы громко и беспрестанно с рассвета до темноты. Сижу за компьютером у открытого окна и устаю от скрипучего их крика не меньше, чем от перфоратора в городе, с утра до вечера долбящего стены в неведомо какой квартире многоэтажного дома.

У голубых сорочат ещё даже сорочьи хвосты – главный атрибут вида – не выросли. И голубизна крыльев не набрала должной сочности. Но маскироваться в листве деревьев они уже умеют так, что самый опытный снайпер позавидует. Взял фотоаппарат, подошёл (даже подкрался) к берёзе. Птенцы затихли. Внимательно осматриваю крону, а она… пустая. Нет никого. Но я же слышал, что именно на этом дереве они только что орали. И видел, что не улетал никто отсюда. Затаился. Терпения у меня оказалось больше. Уже через три-пять минут птенцы на «пустой» берёзе снова крик подняли, а я не шевелюсь, в листву всматриваюсь. Чтобы увидеть их, даже орущих, мне пришлось потратить некоторое время. Более того, фотографируя одного сорочёнка, я только кадров через пять или даже десять заметил, что рядышком, почти вплотную к нему, сидит второй. Вроде даже и не прячется, но через видоискатель я его в упор не видел. А на сделанных снимках – то обрезанный границами кадра пока ещё короткий хвост, то лапка, то часть головы. Ругаю себя за потерянные кадры, но тут же прощаю: природа разумом хоть и не обладает, как утверждают серьёзные учёные, только она всё равно умнее человека разумного. По крайней мере, защищаться от Homo sapiens умеет.

Сидели бы сорочата в густой листве тихо, их бы вообще никто не заметил. Но они безостановочно, скрипуче и громко призывают родителей: «Жрраать! Жрраать!» Ростом почти с маму и папу вымахали, но добывать самостоятельно пищу не умеют. Гуманистический принцип «делиться по-братски» и покорно ждать своей очереди на получение корма от родителей – не их стезя. Они живут, как частный бизнес (особенно лесной и туристический), «тильки для сэбе». В дикой природе иначе не выжить.

Впрочем, мне показалось, что сорочьи недоросли орут не только потому, что есть просят. Возможно, они криком доказывают родителям, что уже выросли, уже взрослые. Что они всё на свете знают и не нуждаются в глупых родительских советах получше спрятаться от мужика с фотоаппаратом и замолчать. Не случайно же взрослые сороки, у которых голубые только крылья да хвост, но не кровь, и сами орут на своих ребятишек насколько горла хватает.

Мамы-папы на своих детей сердятся, ругаются, но не обижаются. Выбиваясь из последних сил, слабея от недоедания, они продолжают кормить великовозрастных деток. В них – в детях – заключено будущее рода и всей популяции. Не выживут птенцы – сгинет род. Осознать этого птицы неразумные не могут, но у них есть инстинкт, заточенный на продолжение рода, на развитие, эволюцию вида. Потому, рискуя собственной немолодой жизнью, для природы уже менее ценной, чем жизнь потомства, родители гоняют дачных кошек и даже собак, привлечённых криками птенцов. И орут, требуя от ребятишек послушания. Общий гвалт за окном стоит такой, что жену по телефону слышно плохо.

Между тем голубая сорока, заселившая нашу область относительно недавно – всего-то несколько десятилетий назад, хранит любопытную тайну, до сих пор учёными не разгаданную.

Исторически на планете существует два ареала обитания этой синей «птицы счастья». Первый, теперь расширившийся от Тихого океана до Иркутска, когда-то занимал только Восточную Азию.

С севера и запада он ограничивался приблизительно рекой Амуром. Но он упорно отодвигает западную границу. Ещё совсем недавно, в середине ХХ века, как утверждают литературные источники, голубые сороки западнее Бурятии не встречались. А в семидесятых годах прошлого века отдельных птиц и небольшие стайки голубокрылых, ещё не привычных глазу иркутских орнитологов-профессионалов и любителей, стали отмечать на территории Иркутской области в поймах рек Ушаковки и Голоустной. В восьмидесятых они появились в городе и пригородах. Я впервые увидел голубых сорок «живьём» где-то в конце девяностых годов в лесопарке курорта «Ангара». А вот когда встретил их на своём дачном участке, точно не вспомню. Было это совсем недавно, может быть, лет пять назад. Или семь. Зимой. Птицы, осваивающие новые для себя пространства, были осторожны и внимательны. Фотографироваться отказывались категорически, а наблюдать за собой позволяли только через окно. Стоило выйти на улицу, они улетали к соседям. Потом, с годами, голубокрылые птицы становились смелее и даже наглее.

Однажды весной, ещё по остаткам снега, с вечера выставил я на улицу (вместо холодильника) маленькую кастрюлю с гречневой кашей. Со вкусной кашей – с мясом и жареным луком. Следующим утром долго сидел за компом, в окно смотреть было некогда, а в середине дня, проголодавшись, вышел за кастрюлькой. От неё со скрипучим хохотом – стайка голубых сорок. Штук шесть, если не восемь. Крышка рядом валяется на ошмётке нерастаявшего снега. А в кастрюле… Каша на месте. Даже ароматный лук на месте. Исчезло только мясо.

С тех весны и лета голубые сороки в нашем садоводстве кричат часто, много и громко. Но такого ора, как нынче, я никогда не слышал. Птенцы и их родители на людей с пустыми руками особого внимания не обращали, но фотоаппарат в моих руках вызывал у них жуткое возмущение. Стоило мне появиться с ним в поле видимости птиц, они начинали орать в два раза громче и даже (как мне показалось по интонациям) не очень цензурно. А если я поднимал аппарат к глазам – улетали на такое расстояние, с которого их даже длиннофокусным объективом достать было трудно.

Видел недавно, как, прячась в высокой траве, в сторону «оккупированных» птенцами деревьев крадётся крупная кошка. Или кот. Не я один увидел, оказывается. Буквально из ниоткуда и совершенно внезапно над кошкой материализовались три взрослые сороки с отливающими голубым металлом крыльями и длинными синими хвостами. Мама-папа вставшего на крыло выводка, это понятно. А кто третий-то? Сосед, наверное, пришёл на помощь. Кошка, только что грациозно стелившаяся по траве тёмным лоскутом, аж присела от неожиданности – скорее удивлённо, чем испуганно – и пренебрежительно махнула лапкой в сторону птиц. Мол: «Да идите вы…» Но родители не те существа, от которых кошачьей лапкой отмахнуться можно. Уже через несколько секунд под ехидный сорочий хохот, забыв про честь и достоинство, кошка галопом скакала по дачной улице, проявляя небывалую прыть для откормленного городского создания. И всякому видевшему эту стало понятно, что голубые сороки здесь хозяева. А кошка не более чем «понаехали тут».

Голубые сороки в наших краях устойчиво прижились, но не остановились в экспансии. Западная граница ареала, по неофициальным сообщениям в Интернете, уже достигла Енисея и даже Кемеровской области. Более того, мой коллега из Алтайского края ещё прошлой осенью писал, что видел голубых сорок уже под Барнаулом. Хотя, судя по его словесному описанию внешности птицы, он мог и ошибиться.

А вот второй ареал обитания «нашей» голубой сороки (возвращаюсь к нераскрытой научной тайне) расположен аж на противоположном краю континента. На крайнем юго-западе Евразии. На Пиренейском полуострове. В Португалии, Испании и соседних странах. Между ареалами одного вида огромный «пустой» разрыв. Более восьми тысяч километров (!), где голубые сороки не водятся. Почему? Когда и по какой причине образовалась эта пустота, учёные однозначно ответить не могут. Было время, считалось, что естественным ареалом «птицы счастья» является именно Восточная Азия. А на противоположную окраину континента их очень и очень давно привезли португальские мореходы как диво дивное и чудо чудное: прикоснись к голубому перу – и получишь счастье. Поверить этому легко. Интернет пестрит утверждениями, что голубые сороки неплохо осваиваются и даже размножаются в неволе. Может быть, некоторые птицы, привезённые моряками, сумели вырваться на свободу и размножились настолько, что сформировали второй ареал обитания вида? Современные генетические исследования, как вычитал я в том же Интернете (достоверность информации не проверял), эту гипотезу опровергают. Но есть и другая. Возможно, в ещё более древние времена голубая сорока населяла всю Евразию от западных до восточных берегов. А потом ледники стёрли птиц с континента, оставив на противоположных окраинах материка крохотные клочки суши, пригодные для их существования. Но и эту гипотезу наука в целом не приняла по каким-то своим научным данным. Сейчас некоторые исследователи полагают, что голубые сороки, опытные кочевники, ещё несколько сотен тысяч лет назад самостоятельно добрались с востока до Пиренейского полуострова, подчиняясь меняющемуся климату. Но и с этим мнением соглашаются не все орнитологи. Непонятно тогда, почему на многих тысячах километров пространства с разным климатом, по которым птица пройти сумела, не осталось даже малых ареалов её обитания.

В минувшие выходные на дачном участке было тихо. И скучно. Многодетные, но недолговечные сорочьи семьи рассыпались. Птенцы, не поблагодарив родителей, разлетелись в разные стороны. Некоторые по-прежнему держатся рядом (голубые сороки – птицы стайные), но родственные связи признают не особо. Некоторые птенцы, оторвавшись от семьи, наверняка полетят на запад. Не потому, что они имеют перед собой конкретную цель добраться до Пиренеев, а потому, что их поведёт туда инстинкт сохранения и развития популяции. А вот о существовании своих мамы и папы, которые ещё неделю назад, оставаясь голодными, щедро вкладывали им в клювы жирных и вкусных насекомых, навсегда забудут. По меркам человеческой морали это выглядит несправедливо, жестоко, неправильно. Но дикая природа не знает таких понятий. Дети не возвращают долг родителям. Они направляют его вперёд, потомкам. Как инвестиции, вкладывают его в благополучие собственных детей, чтобы те, в свою очередь, имели возможность создать новые и чуть более совершенные жизни. Этого требует эволюция. Без этого жизнь на планете невозможна.

У людей почти всё по-другому. Человеческие дети (не как случается иногда, а как должно быть в идеале) родителей не забывают. Приобретя в процессе эволюции разум, а вместе с ним и мораль, люди в равной степени заботятся и о своих потомках, и о своих предках. Для развития цивилизации (не биологического вида, а цивилизации) это правильно, потому что предки – не просто разум. Это живая мудрость, основанная на знаниях, обогащённых и исправленных опытом, передающаяся потомкам от предков в течение всей жизни, а не двух недель, как у неразумных птиц. Дикая природа сформировала и миллионы лет развивает биосферу Земли, делая планету живой. Человек разумный – мы с вами – формирует ноосферу. Чтобы Земля была не только живой, но и умной.