– Работа над словарём, по большому счёту, продолжалась более 30 лет. Первые выемки из произведений Валентина Григорьевича я делала ещё в студенческие годы, когда писала курсовую работу по распутинским диалектам, – рассказывает автор словаря Галина Витальевна Афанасьева-Медведева. – Я штудировала тексты, выписывала характерные для сибирской глубинки слова. Но для того, чтобы установить, действительно ли объект исследования есть подлинное явление диалектного характера, нужно было как минимум окунуться в словари, а как максимум – поехать в те места, где жил Распутин. И я поехала.

«Ой, девка, нас выселяют»

Первая поездка в Аталанку состоялась в 1987 году, когда вуз остался уже за плечами. Конечно, попасть в Старую Аталанку, в которой до 1947 года жил Распутин, молодому лингвисту уже не удалось. В 1960-м году Старая Аталанка попала под затопление в связи с запуском Братской ГЭС. Жителей окрестных деревень переселили в Новую Аталанку. Здесь Галина Витальевна открыла для себя другую Ангару и поняла, почему тема затопления родной земли, ухода под воду ангарской деревни красной нитью прошла через творчество Распутина.

– Я ведь сама родилась в Братске, – говорит Галина Витальевна. – Папа приехал из Москвы строить Братскую ГЭС, так мы здесь и остались. Конечно, я была воспитана на патетике гидростроителей. «Покорить, победить, обуздать, заставить, повернуть вспять» – вот привычная для меня лексика тех времён. Я с детства училась воспринимать ГЭС как абсолютное благо. Но, когда ты плывёшь по Ангаре на катере и видишь последствия этой победы человека над природой, поневоле начинаешь задумываться о той цене, которую нам пришлось за неё заплатить. Мы не видим истинное положение вещей там, где Ангара только вытекает из Байкала. Но в Усть-Удинском районе, где Ангара широкая, словно распухшая, покрытая пеной и заросшая травой, перед нами предстаёт совсем другая картина. В Аталанке ребятишки даже купаться не могут, потому что водоросли по грудь. Стоячая, непроточная вода в этих местах. «Бывает, что вздохнуть не можешь, – приводит сравнение один дедушка. – Так и Ангара вздохнуть не может, пропихнуть себя».

Вот тогда я впервые увидела другую Ангару, над которой стояли стон и плач. Сейчас всё стало забываться, потому что уходят свидетели затопления. А тогда в каждом доме голосили. Строительство очередной – Богучанской – ГЭС продолжалось с 1974-го по 2014 год, поэтому времени оказалось достаточно, чтобы записать рассказы старожилов. Мне даже вопросы задавать не нужно было, истории сыпались сами, только успевай фиксировать. Я могла не расспрашивать стариков, откуда приехали их предки, как звали родителей. Любой разговор начинался с фразы: «Ой, девка, нас выселяют». Для меня познание Ангары началось со стона о гибели своей земли. Иногда это было просто страшно. Однажды приехали в Кеуль, захожу в дом, а там песни поют, «обпевают покойника». Выходит старушка, плачет: «Вот мы по Ангаре голосили и накликали, теперь приходится голосить по внуку». По своей земле, как по живому человеку, «выли», хоронили её.

К моменту своей первой поездки в Аталанку Галина Витальевна ещё не знала, что диалекты русских старожилов Сибири станут магистральным направлением не только её научной специализации, но в каком-то смысле и всей жизни. Материал не отпускал, и было понятно, что за этими странными словами стоят неведомые глубины. За каждым словом обнаруживался целый пласт культурно-исторической информации. Например, старики на Ангаре рассказывали, как раньше «мужики ездили боевать». И вдруг выяснялось, что «боёвки» – это особый способ добычи красной рыбы, который был характерен для ангарских селений. И через одно слово вдруг вставало целое явление из жизни деревни, давно ушедшее и оттого ещё более интересное.

Люди одной земли

– В Новой Аталанке я тотально обходила всех жителей, была в каждом доме, – рассказывает Галина Витальевна. – В результате этой многолетней работы были выявлены наиболее талантливые носители диалекта. Но я не замкнулась на Аталанке, а взяла более широкий ареал. Поехала в Подволочное, куда перебралась Нина Ивановна (мать Распутина) после ареста мужа, Григория Никитича. Как рассказывала одна бабушка, она нашла там работу истопницей – топила общую баню. А баня стояла «на горушке», куда приходилось таскать воду при помощи коромысла. За это истопница получала картошку и «ломотки хлеба». Бывало, что и плечи в кровь стирала. «Вот она, христовенькая, как маятник ходила. Хлебнула лиха», – добавляла бабушка. А слово «христовая» – или «христовенькая» – было характерным, имело очень широкое употребление на Ангаре. Люди и рады были ей помочь, но у самих хлеба не было.

Я передавала Распутину эти рассказы односельчан о его семье, и они всегда поражали и удивляли его. Например, его очень трогало, что люди воспринимали образ матери через призму жалости. У него глаза становились влажными, как смородина, когда он слышал об этом. Известно, что семье Распутина пришлось нелегко. Григорий Никитич Распутин после войны устроился заведующим почтовым отделением. Беда пришла нежданно: на пароходе у него украли почтовую сумку с казёнными деньгами. Об этом событии сохранилось много рассказов. Правда, рассказчики расходятся в деталях: по одной версии, ему подрезали ремешок на почтовой сумке и он «сел» летом, по другой – зимой. Но нигде не были опубликованы подробности, которые мне удалось зафиксировать. Односельчане сходятся во мнении, что он бы сгинул на Колыме, куда попал отбывать наказание, но в надзирателях оказался его двоюродный брат.

Григорий Никитич мог рассказать кому-то из соседей эти подробности. Хотя он был молчуном, как и его сын. Иногда казалось, что Валентин Григорьевич готов только слушать, словно впитывая происходящее всей кожей. Бывало, я рассказываю ему о своих впечатлениях от экспедиций, показываю фотографии, а он всё слушает и вроде не реагирует, не выказывает готовности вступать в диалог. Я однажды спросила: «Не знаю, надо ли вам то, что я рассказываю?» Он вскинул голову, говорит: «Конечно же, надо». И мне до сих пор кажется, что я оскорбила его этими словами.

Меня поражало, насколько хорошо Валентин Григорьевич помнил мельчайшие особенности деревенского уклада. Например, он знал традиционную технику рубки домов ангарцев – в обло, в лапу. Знал, как нужно сложить угол дома, чтобы он не промерзал зимой. Причём по некоторым деталям становилось очевидно, что знания эти были почерпнуты из жизни, не из книг. Непонятно, когда он мог этому научиться, если в 10 лет ушёл из родной деревни, где они бегали с другом детства Диомидом Ивановичем Слободчиковым, «брали в шахмат» местные леса и поля, ловили «омулявок» и жарили их на костре. Ушёл в другую жизнь, не самую сладкую. В Усть-Удинской школе, где он учился, ему тоже пришлось хлебнуть лиха.

Валентин Григорьевич подтверждал, например, что образ Володи из «Уроков французского» автобиографичен. Как и его герой, Валентин Григорьевич сначала мыкался по съёмным квартирам, потом ушёл жить в интернат. Мало того что приходилось терпеть нужду, иногда просто голод, так ещё и отношения с ребятишками в школе не всегда складывались хорошо.

В Усть-Удинской школе было принято заходить в класс строем. У Распутина были чирки, у которых «задки дыроватили», по рассказу одноклассницы. Чирки шили из кожи, а чтобы ноге было помягче и потеплее, вместо стельки подкладывали сено. Сухие стебли вылезали через дырки на пятках, и парнишка, который стоял за Распутиным, всегда на них наступал во время ходьбы, добиваясь того, чтобы Распутин упал. Очевидно, это регулярно повторяющееся действо служило своего рода развлечением для ребятишек, потому что одноклассники его запомнили.

Так или иначе, единственным другом детства, с которым Распутин сохранил отношения на всю жизнь, был Диомид Иванович Слободчиков. Он стал прототипом героев нескольких рассказов. Интересно, что они очень непохожи друг на друга. Диомид Иванович очень основательный, практичный, физически крепкий – в противоположность Распутину. Он всегда рассказывал: «Валька-то с детства не мог ударить человека. А я мог. Я его всегда защищал». Но, когда друг попал под трактор, Распутин приложил все силы, чтобы его спасти. Благодаря вмешательству Валентина Григорьевича пострадавшему успели оказать экстренную помощь – и он выжил. Хоть они и разошлись по жизни, но им это не мешало ощущать себя людьми одной земли, одной культуры. Когда Распутин приезжал, они всегда встречались и звонили друг другу. Диомид Иванович рассказывал, что последний раз Распутин звонил ему незадолго до смерти.

Василиса стала настоящей

– Но рассказы односельчан, одноклассников не вошли в словарь?

– Не вошли. Может быть, когда-нибудь появится возможность издать этот материал отдельной книгой. Собран очень интересный иллюстративный и даже видеоматериал. Например, мы ездили в Усть-Удинский район со съёмочной группой специально по распутинским местам. Проводили съёмки в Юголоке, где стоит начальная школа, в которой учился Распутин. В 1961 году она была перевезена из Усть-Уды. В ней и сейчас учатся дети. Нам посчастливилось встретить там удивительного мальчика, не по-детски серьёзного, сильного. В классе у них сохранилась традиция, согласно которой только лучший ученик может занять почётное место, на котором сидел Распутин.

После окончания школы Валентин Григорьевич уехал в город и сам говорил, что 10 лет пытался счищать с себя деревенское. Он ведь стеснялся своего языка, переучивался. С его собственных слов известно, как трудно давался ему образ главной героини произведения «Василий и Василиса». Василису он писал со своей бабушки, и ему всё казалось, что на страницах рассказа она никак не хотела оживать. Только заговорив своим «деревенским» языком, Василиса стала настоящей. Тогда он понял значение языка и уже не боялся быть самим собой. А герои его всегда оставались органичными, достоверными. Был в нём заложен некий механизм, настроенный на сохранение, и я не устаю этому поражаться. Нужно принимать во внимание, что, сохраняя в памяти язык деревни, он всё-таки жил в городе с 17 лет и оставался для деревни человеком внешним. Его там любили, ждали, но принимали всё-таки как гостя, хотя и дорогого.

В словаре «Народное слово в рассказах и повестях Валентина Распутина» любое слово даётся вместе с контекстом и указанием, из какого произведения оно взято. Очень важно, что бытование каждого из них в народной речи подтверждено полевыми исследованиями. Это бесспорное доказательство того, что слова в произведениях Распутина живые, они бытуют в диалекте ангарцев, но могут быть и общесибирскими. Обследовав Ангару, Галина Афанасьева-Медведева поставила перед собой задачу охватить более широкий ареал. Не только в сёлах на Ангаре, но и на всей территории Сибири исследователь фиксирует уход традиционной культуры и сибирского говора. Произведения Распутина словно оживают в сибирской глубинке, не только на Ангаре, но и в любом другом районе.

Ангара так и уходит неузнанной

– Мы теряем уже не людей, не дома, а целые деревни и даже районы, – говорит Галина Витальевна. – Например, в прошлом веке в Качугском районе было 160 деревень, теперь и половины нет. Так уж получилось, что любое пришествие государства в деревню убавляло её, несло за собой существенные негативные последствия. Нужно было доверять деревне, а не разорять её.

Ангарские селения, наверное, в силу оторванности от больших центров сумели сохранить свою культуру дольше, чем другие территории. Благодаря замкнутому образу жизни в условиях иноэтнического окружения людям удалось сберечь традиционный уклад жизни. Нам бы сейчас этому удивиться и восхититься. Но никто не проявляет особенного интереса к этим явлениям ни на государственном уровне, ни на бытовом. Ангара так и уходит неузнанной.

Процесс разрушения традиционного уклада неизбежен, но на Ангаре он был организован извне после начала строительства гидроэлектростанций. На наших глазах происходит наполнение ложа водохранилища Богучанской ГЭС в Красноярском крае. Там в Мотыгинском районе есть деревня Погорюй, а рядом стояло селение Потоскуй. Названия им дали ссыльные каторжные, отбывавшие здесь наказания и тосковавшие по большой земле. Но потом в эти места был сослан Орджоникидзе, и Потоскуй переименовали в его честь. За каждым названием стоит какое-то событие или явление. Они должны напоминать нам, с каким трудом наши предки осваивали эту землю. И мы с такой лёгкостью теперь отдаём её. В Красноярском крае тему затопления территорий вообще просят не затрагивать во время публичных выступлений.

Если говорить о распутинских местах, там сейчас тоже всё достаточно печально. После затопления старожильческих деревень в Новой Аталанке был создан леспромхоз. Приехали новобранцы на лесоповал – внешние, чужие люди, и прежней жизни не стало. Деревня перестала существовать в своём традиционном виде. Лишь немногочисленные старики являются носителями традиционной культуры, но они достаточно быстро уходят. А теперь мы видим, что и в Новой Аталанке нет прочного основания для строительства будущей жизни. Идёшь по улице, и жутко делается от количества заброшенных домов. Самое парадоксальное, что электричество от новой ГЭС так и не пришло в Новую Аталанку. Дорогу, которая соединила бы деревню с большой землёй, тоже не построили. Люди обижены. Добраться до этих мест можно только зимником или по реке. Ангарская деревня уходит очень быстро, в течение жизни одного поколения.

– Вы помните, как познакомились с Распутиным?

– Не могу сказать, что мы когда-то особенно близко общались с Валентином Григорьевичем. Впервые я увидела его, будучи студенткой. Но однажды я была в Аталанке, и кто-то попросил меня передать ему посылочку. Я передала, и завязался разговор об Аталанке. Он слушал мои рассказы с какой-то жадностью. Потом я рассказала ему о словаре, и он очень обрадовался. Идея оформилась у меня примерно в 2008 году. Материал был собран огромный, и нужно было его систематизировать. Я на полу раскладывала экспедиционный материал и выемки из произведений и видела, насколько совпадает одно и другое. Когда я подняла всё, что насобирала, получился большой ящик, доверху наполненный старыми, уже пожелтевшими страницами в клеточку, в линеечку, иногда с оборванными краями.

В работе над словарём поддерживало и вдохновляло отношение к этому проекту самого Распутина. Он не сопротивлялся, не говорил, что делать этого не нужно. Наоборот, охотно обсуждал трудные случаи, что-то подсказывал. Было поразительно, насколько живым оказалось слово писателя. Основная сложность при работе заключается в том, что у нас до сих пор не издано полное собрание сочинений Распутина. Например, один текст «Прощания с Матёрой» издавался множество раз. При жизни Распутина, после его смерти. И задача заключалась в том, чтобы выбрать какую-то наиболее грамотную, добротную версию. Желательно, правленную самим Распутиным. Это огромный объём работы. Хорошо, что словарь по большей части формировался при жизни Распутина и с ним согласовывался. Сейчас к печати готовятся второй и третий тома словаря «Народное слово в рассказах и повестях Валентина Распутина». И я надеюсь, что издание собрания сочинений Валентина Григорьевича – всего лишь дело времени.