Самым главным качеством его характера, его человеческой сутью, как мне кажется, была доброта. Ко мне Кашевский относился как к ребёнку, которого надо опекать и защищать. Работать с ним было удовольствием – он никогда ни за что не ругал и всегда находил повод, чтобы похвалить.

Хотя, может быть, со стороны его гиперопека и выглядела забавной. Был, например, такой случай. Валерий Иосифович доверил мне как-то написать передовицу о развитии в регионе бытового обслуживания населения (наш отдел в редакции назывался отделом советского строительства и быта). Передовые статьи я раньше не писала, но, в принципе, знала, как это делается. В начало статьи следовало воткнуть цитату из последней речи Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева, в середину поставить достижения в отрасли, а после слов «но в то же время» подпустить критики (самую малость, чтобы не напрягать цензора). Закончить труд нужно было призывами «улучшить» и «повысить». Работа скучнейшая, но мне надо было набивать руку, к тому же платили за передовицу 25 рублей, тогда как обычная корреспонденция не тянула в гонорарной ведомости даже на десятку.

И я отправилась к тогдашнему начальнику областного Управления бытового обслуживания – из первых уст узнать о достижениях в отрасли. Фамилия начальника была Зверев, и встретил он меня неласково. Почувствовав, видимо, мою робость, чиновник мне просто нахамил. Точные выражения его, конечно, не помню, но смысл был такой: «Посылают тут всяких недотёп, как будто нормальных журналистов нет. А я должен время своё драгоценное тратить, со всякими тут общаться». Перед Зверевым я плакать, правда, не стала, сдержалась. Даже, помнится, вежливо огрызнулась в ответ и хлопнула дверью. Но в редакции разревелась и едва смогла рассказать шефу о своём позоре.

Надо было видеть, как рассердился Кашевский. Обычно очень спокойный (мы меж собой даже называли его Спящей красавицей), он покрылся вдруг пятнами и начал буквально потрясать кулаками. «Я этого так не оставлю! – шумел Валерий Иосифович. – Пойду к редактору, пусть поставит этого чиновника на место!» И умчался приводить свои угрозы в действие.

Через несколько минут секретарша пригласила меня в кабинет к Валерию Павловичу Никольскому, который в конце 1970-х годов руководил коллективом «Восточки». Добродушного Никольского очень позабавили и моя беспомощность, и праведный гнев моего наставника. Он при нас позвонил Звереву и мягко попенял: «Зачем ты мне ребёнка-то обидел? Девочка надежды подаёт, из неё хороший журналист получится. Зря ты так». И, положив трубку, объявил нам с доброй усмешкой: «Он больше не будет. Просил его извинить».

С Кашевским мы работали недолго – из редакции газеты он вскоре ушёл на телевидение. Но в 1980-х годах мы встречались довольно часто. Я была очень привязана к его второй жене – Валентине Юдиной, которая тогда тяжело болела. На протяжении пяти лет – после перенесённой Валентиной Ивановной онкологической операции – я навещала её дома не реже двух раз в неделю. Валере тогда здорово досталось. Он забрал к себе умирающего старика-отца, жену от боли спасали уже только наркотики, заботы требовал и маленький сынишка Сенька. А ещё они с Сеней подобрали на улице исхудавшую бездомную дворняжку и выхаживали её. В сердце этого человека на всех хватало душевного тепла.

Когда Валентины Юдиной не стало, мы встречались с Кашевским всё больше на остановках общественного транспорта да в троллейбусах. Валера рассказывал о своих сыновьях и студентах (он работал тогда на факультете филологии и журналистики ИГУ), расспрашивал меня о семье и работе. На прощание непременно говорил: «Я всегда студентам рассказываю, как «крутая» Бегагоина слезами обливалась, когда я её на задание посылал. Не верят, представляешь!» И мы смеялись, вспоминая молодость.