Жиль Бастианелли – одна из самых ярких фигур фестиваля «Иркнига». Он приехал в Иркутск благодаря содружеству фестиваля и центра французского языка и культуры «Альянс Франсез». Жиль – режиссёр, писатель, родившийся в 1956 году в Гренобле. Сын итальянских печатников, он стал графическим дизайнером и 20 лет занимался изготовлением книг, а позже взялся за режиссуру, фотографию, стал куратором выставок. «Почему я дал «Альянс Франсез» согласие на участие в книжном фестивале? Я издаю бумажные книги и считаю, что нужно поддерживать книжные магазины, чтобы бумажные книги не исчезли, – говорит Жиль. – Эта поездка была для меня очень важной. Для того, чтобы получить бумажную книгу, нужны автор, издатель… И нужны продавцы в книжных магазинах. Поэтому я здесь». В Иркутске Жиль Бастианелли представил книгу «Эдик Штейнберг. Париж – Таруса», которую написал вместе со вдовой художника Штейнберга Галиной Маневич, и фильм «Эдик Штейнберг. Метагеометрия. Письмо Малевичу». Состоялись две встречи – 19 мая на площадке магазина «ПродаЛитЪ», 20 мая – в галерее Виктора Бронштейна.

Лирика в геометрических формах

«Представим себе случайного посетителя выставки. Он бросит рассеянный взгляд на эти кружки и квадраты, на треугольники, линии, крестики… И, наверное, скажет: «Опять эти абстракции! Ещё одна ничем не обоснованная, формальная мешанина. Бестолковое своеволие». «Заявить такое – словно перечеркнуть важность и значительность всего им созданного», – говорит об Эдуарде Штейнберге знаменитый французский писатель Доминик Фернандес, лауреат Премии Гонкура. Эдик – сын известного поэта, переводчика, художника Аркадия Штейнберга, один из обитателей Тарусы (местечка в Калужской области, где сохранился островок старой русской культуры и куда стекались в 1950-х годах репрессированные творцы, которым было запрещено селиться в Москве). Он многие годы работал «в стол», а коллекционеры, поддерживавшие художников второй волны русского авангарда, покупали работы также «в стол» или увозили за границу.

В конце 1980-х – 1990-х годах русский авангард стал необычайно популярен на Западе, и Эдик Штейнберг оказался среди тех, кому предложили работу сразу в нескольких странах. Он выбрал Францию, поскольку тут он мог впитать русскую культуру, вынесенную из России большевиками. Так он жил последние 20 лет: часть года в Париже, часть в Тарусе. Полгода у Мусатовского косогора на Оке, где похоронен художник Борисов-Мусатов, полгода – в Париже, часто бывал на кладбище Монмартр, где погребены представители русской эмиграции. Отсюда название книги Галины Маневич и Жиля Бастианелли. Сам художник сбросил с себя «неполноценность подпольного существования» в СССР, но при этом, как утверждает Жиль Бастианелли, стал более известен во Франции, чем в России. Однако, по мнению Бастианелли, более близкого русской душе художника-авангардиста найти трудно. Его искусство не «холодно», в этих геометрических формах лирика, личные переживания, жизнь как она есть – от рождения до смерти.

– Эдик Штейнберг – последователь так называемого «святого искусства» Малевича, представитель современного абстракционизма, – сказал Жиль Бастианелли, выступая на площадке фестиваля «Иркнига» в магазине «ПродаЛитЪ». – Фильм, который мы создали, занял у меня несколько лет, мы снимали в Париже и Тарусе. И он включает жизнь Эдика Штейнберга, все моменты до его смерти. По сути, это история его жизни.

«Работай, работай, работай: ты будешь с уродским горбом за долгой и честной работой, за долгим и честным трудом…» – эти стихи Блока Эдуард Штейнберг напевал часто, когда садился писать картины. «Мастихин – как смычок скрипки. Скрипка – это холст», – говорил он. Эдуард признавался, что встреча с отцом, Аркадием Штейнбергом, обожгла его когда-то. И до сих пор он помнит, как вошла в него «Нагорная проповедь», прочитанная отцом. Такой же «ожог встречи» остался от художника Бориса Свешникова. «Встреча, вот какая встреча? Как наркотик: вколешь – и ты наркоман. Ты стал творческим наркоманом», – говорил Штейнберг. По-видимому, точно такой же «ожог» получил Жиль Бастианелли, когда ему довелось близко познакомиться с Эдиком Штейнбергом.

Главное – вера, а не искусство

– Как произошла ваша встреча?

– Я биограф, работал с несколькими художниками, один из них писал картины в авангардном стиле… Когда я встретил Эдика Штейнберга, думал, что закончил уже эту работу, но наше знакомство продлило её на 10 лет. Мы жили в Париже в одном доме, в нём находились только ателье художников. Жили практически дверь в дверь. Этот принцип – делиться своим искусством, плодами своих трудов – в таких творческих местах основной. Ты можешь выйти из одного ателье, зайти в другое и посмотреть на работу людей. Во Франции, как вы знаете, нет такой традиции – приходить в гости, сидеть на кухне, пить чаёк, общаться. И я познакомился с этой традицией именно благодаря Эдику Штейнбергу. Французы по своей природе более претенциозны, более закрыты. Но, живя в таком обществе, они учатся видеть мир и искусство с другой точки зрения. Наши отношения были очень близкими, и именно они и позволяют понять его творчество. Эдик – художник-минималист, его творческий метод заключался в том, чтобы сообщать об очень глубоких вещах малым количеством средств.

В 1960-х годах Штейнберг принял душой русских религиозных философов, крестился, и в его работах появилось то, за что их теперь сравнивают с русскими иконами. Супрематизм, геометрическую форму он попытался одухотворить. Вернее, в этих формах выразить духовное начало. «Проблема у меня в картинах: низ – верх, небо и земля. Обычная банальность, но это очень важный для меня аспект философии, – говорил сам художник. – И всё-таки попытка найти красоту. Я начинал в 1960-х годах 20 века, сегодня я начинаю думать, что расшифровал очень много русской культуры для себя. Я в искусстве своей жизни стараюсь исполнить заповедь Фёдора Михайловича Достоевского «Красота спасёт мир». Вот до сих пор я её и разгадываю. И в эту красоту входит и понятие Троицы, я ввожу и цифровую символику. У меня цветовые возможности – белый, голубой, чёрный цвета. Это всё иконное: если вы посмотрите на иконы, то увидите – есть близость». Штейнберг был против «ячества», то есть не хотел навязывать зрителю своё объяснение символики картин. И говорил, что главное – вера, а не искусство. Жиль Бастианелли всё время повторял: «Я не могу вам объяснить, о чём это. Вы должны понять это сами».

– Что для вас значит русская икона, как вы её понимаете? С точки зрения француза?

– Это очень интересный вопрос. Я считаю, что нет универсального способа увидеть икону. Это что-то личное, это похоже на метагеометрию. Каждый человек, который стоит рядом с иконой, будет видеть что-то своё. Я вижу одно, он видит другое. И это личное видение как раз и есть то самое важное. Искусство Эдика Штейнберга тем хорошо, что каждый видит своё, то, что понимает и чувствует. Это будит воображение, а воображение зависит от вашего опыта, от того, как вы видите и что вы понимаете.

– Творчество Эдика Штейнберга сравнивают с катакомбной живописью ранних христиан. Вы согласны с этим?

– Ваш пример отлично показывает, как один и тот же символ может пересекать разные временные эпохи, существовать в разных искусствах. Я согласен с тем, что искусство Эдика Штейнберга отражает в какой-то степени искусство ранних христиан и катакомб. Ярчайшим примером является рыба, символ ранних христиан, которая у Эдика присутствует на многих картинах. У него очень много символов, которые можно изучать. Рыба на его картинах не всегда выглядит привычной нам рыбой. Палка, точка, полукруг. А всё вместе – рыба.

Если вы будете вглядываться, то увидите, что различные геометрические формы часто образуют рыбу. Когда ты знаешь значение этих символов, понимаешь, что это не просто абстракционизм, а финальное творчество, полностью законченное. И это есть принцип метагеометрии. Имеется структура. Это не просто какой-то язык, а структурированный метаязык.

Каждый понимает смайлик по-своему

– Как это искусство, кажущееся многим сложным, доносить до зрителя?

– Это, по сути, народное искусство, выраженное в современной форме. Оно не существует вне народа, поэтому объяснять его значение специально сложно. Нечего, по сути, объяснять. Каждый человек может это понять так, как он видит. Например, читая книгу про Эдика Штейнберга, можно несколько дней рассматривать картину и понять что-то своё, личное. В книге вы можете увидеть ярчайшее проявление метагеометрии, метаязыка. Это 12 гуашей, пронумерованных и выстроенных в ряд. Это не отдельные 12 рисунков, а целое предложение, которое создано из разных форм: треугольников, кругов, полосок. И каждый рисунок нельзя понять отдельно, всё это воспринимается вместе – такой продолженной линией. Простой пример того, как в современном мире используется метаязык, – смайлики. Каждый человек понимает смайлик по-своему. Одинаковые смайлы можно отправить разным людям, но за каждым смайликом будет разная история. Это тот пример, который очень хорошо показывает, что такое метаязык и метагеометрия. Каждый видит своё, универсального понимания просто нет.

Действительно, когда открываешь книгу, видишь тот самый полиптих, написанный в 1998 году, 12 гуашей, на каждой из которых есть номер. В творчестве Штейнберга часто используется библейское число 12, как и другие числа из Библии – 1, 3, 7. Число 12 – это и 12 апостолов, 12 колен Израилевых. Это и удвоенное число дней, в которые был сотворён мир. Потому первая гуашь, на которой изображён белый квадрат, разделённый вертикальной чёрной линией, воспринимается как библейская фраза: «Да будет свет!» – то есть начало творения, приход в мир Бога. А вот последний, двенадцатый, – это чёрный квадрат, разделённый вертикальной белой полосой. Это может быть отсылка к «Чёрному квадрату» Малевича. Известно, что Эдик Штейнберг вёл художественный диалог с покойным Малевичем и его «Чёрный квадрат» воспринимал как символ богооставленности. Таким образом, на двух концах полиптиха – момент прихода света в мир и момент его ухода из мира. Есть у Штейнберга картина, на которой изображён сияющий крест, отверстая пустая могила, символ воскресения. А рядом несколько вертикальных линий, образующих три группы, над каждой из которых круги жёлтого цвета. Цветовая гамма, наклон линий – всё это имеет очевидное сходство с рублёвской «Троицей».

– Часто можно слышать: «Что это за искусство? Да я сам могу нарисовать такие полоски, круги и треугольник. В этом нет никакого смысла».

– В этом искусстве – основы христианства. Как только ты понял его суть, тебе сразу же открывается многое. Книга об Эдике Штейнберге была выбрана послом России во Франции, когда освящали православный культурно-религиозный центр во Франции, который сейчас работает в Париже. Выбрана она была не зря, поскольку в какой-то мере отражает современное видение религии, вернее, современный взгляд искусства на религию.

– Религиозные люди, просматривая эти картины, чувствуют какую-то связь?

– И да и нет. Это зависит от людей и их образа мыслей. Есть люди-консерваторы, которые не хотят ничего менять, и поэтому для них это слишком радикально. Есть люди более свободные, и для них нет разницы, написано это в абстрактной форме или в какой-то другой. Они видят один и тот же смысл. Но с людьми религиозного склада это очень хорошо работает именно потому, что в искусстве Эдика Штейнберга лежит та же основа. Этот пример можно увидеть у иконописцев. Когда они писали иконы, можно было подумать, что сначала они рисовали фон, и только потом накладывали на него фигуры. Но на самом деле это не так, и Штейнберг в своём искусстве использовал ту же технику: сначала рисуется фигура, а потом уже слоями накладывается фон. Он обрамляет фигуру и позволяет нашему взгляду погрузиться внутрь картины, прочувствовать её. Именно это происходит и с иконой, она погружает тебя в себя, и ты чувствуешь силу молитвы. Я работаю с большим количеством священников, и для них искусство Эдика понятно.

Если помнить о принципах построения изображения на иконах, об обратной перспективе, которая создаёт «окно» в изображённый мир, то взгляд на картины Эдика Штейнберга также становится другим, и эти прямоугольники, круги перестают быть фигурами на одной плоскости и впускают зрителя в многомерное пространство.