Мысль оформить заграничный паспорт в 2011 году возникла из чистого любопытства. О поездках за рубеж по рабочей, а тем более по личной надобности как-то не задумывался, но в глубине души была надежда, что когда-нибудь он пригодится. Теория вероятности распорядилась по-своему: через каких-то девять месяцев один из коллег отказался от поездки на выставку в Монголию, предложив отправиться в Улан-Батор вместо него. Кто-то, конечно, вспомнит советскую рифмованную шутку о том, что курица не птица, но к выезду в соседнюю страну я готовился основательно. Безвизовый режим маячил в перспективе, так что для получения заветного штампа в консульстве пришлось подготовить солидный пакет документов, а для пересечения границы – заполнить анкету в самолёте и пройти все необходимые формальности в международном аэропорту, носящем имя Чингисхана.

Сама современная Монголия поразила лишь немногим меньше, чем увиденные позже государства дальнего зарубежья. Скептики, само собой, советовали не судить обо всей стране по столичному Улан-Батору с его высотками, растущими как грибы после дождя. Но схожие впечатления остались и от поездки через Монголию на машине в сентябре 2016 года. Более того, после неё я только укрепился во мнении, что у страны, бурно растущей в экономическом плане за счёт инвестиций из-за рубежа, есть чему поучиться необъятной России с амбициями сверхдержавы. Именно развитие Монголии создало определённую напряжённость в отношениях между двумя странами. И удивительно, что журналист из газеты, далёкой от столиц и высоких кабинетов, в какой-то степени к этому причастен.

Речь, конечно, о плотинах на Селенге – реке, дающей половину стока в Байкал, – и её притоках. С тем, что Монголии нужны вода и электричество, спорить сложно. Честным является аргумент об энергетической безопасности. Упрёки в том, что Россия сама не слишком бережно относится к уникальному озеру, справедливы. Как и напоминание о том, что при строительстве крупных ГЭС на её территории – как раньше, так и сейчас – не особо учитываются соображения экологии. Но крайне сложно принять на веру расчёты, по которым негативное влияние на Байкал оценивают, сравнивая массу воды в нём с планируемым объёмом водохранилищ в Монголии. Гораздо сложнее, чем доверять авторитетным учёным.

Принцип объективности я как минимум старался соблюдать в тех двух десятках публикаций, которые за неполные три года вышли в двух изданиях – «Восточно-Сибирской правде» и «Сибирском энергетике» (его при всей корпоративной направленности в подобных темах сложно отделить от «Восточки»). С беспристрастностью дело обстояло чуть похуже – нельзя сбросить со счетов любовь иркутянина к Байкалу. Тем не менее обе газеты, делящие один сайт в Интернете, слово давали и отечественным экспертам, и монгольским специалистам. В последней статье, вышедшей «под занавес» 2017 года, речь шла о серьёзном исследовании, которое провели учёные Сибирского отделения Российской академии наук. Вывод из него однозначный: будет воздействие на фауну Селенги и, следовательно, Байкала. Какое именно – современная наука не обладает такими средствами, чтобы посчитать его с точностью до рыбы или рачка. В свете этого учёные рекомендовали договариваться, искать компромиссы в столь непростом для отношений Монголии и России вопросе.

Тем удивительнее оказалась реакция на статью. Дружественная газете группа «СпасиБайкал», опубликовав её в «Фейсбуке», собрала 137 комментариев. По большей части – негативных. В основном от монгольских пользователей. Слова «энергетическая безопасность» и «суверенитет» звучали, конечно, чаще нецензурных эпитетов и адресов, упомянутых в комментариях пять раз. Но общий тон записей свидетельствовал о том, что договариваться всё же нужно. Причём договариваться на уровне не только политиков, но и простых жителей двух сопредельных и, хочется верить, дружественных стран. Надежда, что когда-нибудь журналисты напишут о том, что обе стороны нашли компромиссное решение, остаётся.