Напротив, через дорогу, расположен известный не только в России Сибирский институт физиологии и биохимии растений – СИФИБР СО РАН. Там учёные загадки растительной жизни нашей планеты разгадывают. Судя по количеству научных публикаций и частоте их цитирования коллегами из разных стран – разгадывают успешно. Особенно когда деньги на исследования есть.

Молодые деревца, самовольно, без разрешений и согласований с городскими чиновниками выросшие на бетонном корпусе, учёных, наверное, тоже интересуют. Но не очень. Все знают, что природа пустоту не любит. В том числе и живая. Хотя увидеть «высотную» рощицу любопытно. Нетипично это для городского пейзажа, чтобы деревья на уровне шестого этажа селились. Но в том, что лес растёт, загадки нет. Загадка – если лес без видимых причин умирать начинает.

Ответ биосферы

Знатоки леса из СИФИБРа и лесопатологи из Центра защиты леса Иркутской области с 2012 года пытаются разобраться, почему прибайкальские кедрачи в Забайкальском крае, в Бурятии, в Иркутской области и дальше – в сторону Красноярского края – «ни с того ни с сего» умирать начали. Тысячелетиями росли, а теперь гибнут. Напомню, что в одном только нашем регионе на стыке Слюдянского, Шелеховского и Усольского лесничеств, по данным Центра защиты леса Иркутской области, к настоящему времени почти шесть тысяч гектаров взрослого, спелого, плодоносящего кедровника уже погибло, а на территории ещё в десять раз больше – почти на 60 тысячах гектаров – он болеет, слабеет. Причём слабеет не весь лес, а только взрослая, спелая, плодоносящая сосна сибирская, которую у нас кедром называть принято. Деревья других пород растут как обычно. И даже кедровому подросту, орешки ещё не рожавшему, тоже хоть бы что. Радует взгляд таёжников сочной зеленью на сером фоне и по поводу больных «родителей» не печалится. А какой с него спрос? Он же дерево.

– Что происходит? – спрашиваю директора СИФИБРа Виктора Воронина. – Почему гибнет кедр на Хамар-Дабане?

Виктор Иванович чуть снисходительно пожал плечами. На его учёный взгляд, ответ очевиден.

– Это последствия нашей деятельности на Земле. Ответ биосферы на человеческое вмешательство.

«Не хлещи кобылу, она и лягать не станет» – вспомнилась поговорка, которую в детстве частенько от папы слышал, в том числе и по поводу отношения человека к природе. Он, как и Виктор Иванович, был биологом. Только не учёным, а простым сельским учителем. Рассказывал мне и другим ребятишкам, что природа, если относиться к ней без должного почтения, может ответить жестоко. Не со злобы, а в естественном стремлении восстановить нарушаемое человеком равновесие земной биосферы. В середине прошлого века он не сомневался, что главные научные открытия века нынешнего будут сделаны именно в биологии, потому что сама биосфера принудит нас к этому бесконечными катаклизмами.

– Мы сейчас будем получать от природы всё больше и больше с разных сторон, потому что пробудили к жизни те силы, которые до сих пор находились в спящем состоянии, – подтвердил правоту сельского учителя биологии доктор биологических наук.

Именно к Виктору Воронину я обратился не потому, что он директор СИФИБРа. И даже не столько потому, что он доктор биологических наук, сколько потому, что Виктор Иванович – признанный в научном мире специалист в области лесной экологии и дендрохронологии, руководитель и координатор российских и международных проектов по различным аспектам лесной экологии. Потому, что он давно и плотно занимается изучением сибирских лесных экосистем, а его докторская диссертация «Биоиндикация крупномасштабных техногенных повреждений лесов Восточной Сибири», которую он защитил в 2005 году по специальности «Экология», напрямую коррелируется с сегодняшней болезнью прибайкальских кедровых лесов. Но самое главное – потому, что изучением проблемы сосны сибирской в Прибайкалье он занимается лично. Не по архивным материалам чужих исследований, а на основе личной практики учёный пришёл к убеждению, что эпифитотия бактериальной водянки в кедрачах Прибайкалья является следствием тех самых «крупномасштабных техногенных повреждений лесов», которые он исследовал в диссертации. В доперестроечное время негативные тенденции мало-мальски сдерживались комплексной плановостью экономики СССР, но шквалом обрушились на тайгу в девяностых годах прошлого века, когда главным мерилом эффективности человеческой жизни стали деньги.

Безмозглые гусеницы

Что-то неладное в прибайкальских кедрачах лесники и таёжники начали замечать ещё где-то в конце 2000-х годов. От года к году в когда-то тучных и совсем нестарых орехопромысловых зонах урожаи кедрового орешка стали необъяснимо снижаться, а кедровая шишка – мельчать. Кто-то (разумеется, не все, а лишь некоторые шишкари, заготовители ореха) обратил внимание, что кроны деревьев год от года становятся всё прозрачнее, а хвои в неурочное время под ногами становится всё больше. Лесные доктора, может быть, догадались бы раньше, что это болезнь, если бы картину не смазало нашествие сибирского шелкопряда (коконопряда), совпавшее по месту и времени.

Весной 2011 года мне довелось участвовать в одной из экспедиций Центра защиты леса Иркутской области, обследовавшей довольно крупный очаг размножения коконопряда. Высоченные кедры смотрелись довольно жалко. Сучья – во все стороны, а хвои мало. На профессиональном языке это называется «крона сильно ажурная» – один из важнейших признаков ослабления дерева. На некоторых участках кедр стал походить на зимнюю лиственницу. Расстелют лесопатологи под деревом списанный парашют, подаренный Иркутской базой авиационной охраны лесов, стукнут по стволу особым, давно отработанным способом, и на полотнище килограммами сыплются жирные гусеницы. Ну и понятно вроде, почему в кроне хвои так мало осталось: сожрал вредитель.

Но, фотографируя лесопатологов и пострадавшие деревья, обратил я внимание, что взрослые кедры с некрасивой бурой и наверняка очень жёсткой хвоей объедены, а молодые – не только те, что высотой по колено, но и довольно крупные, в два-три человеческих роста, с сочной ярко-зелёной хвоей, – гусеницами не тронуты. Сорвал хвоинку с молодого «нерожавшего» кедра, разжевал, чтобы лично на вкус попробовать. Правда, сочная. Ароматная. И вроде даже, в отличие от сосновой хвои, менее горькая. «Если бы я был коконопрядом, только такую бы и ел, – думаю. – А они, гусеницы безмозглые, на бешеную высоту из лесной подстилки лезут за некрасивой и жёсткой хвоей, пожухлой от старости». Спросил лесопатолога, который рядом оказался, почему так происходит. Тот поднял голову, молча осмотрел бурую крону плодоносящего кедра. Опустил взгляд на молодую кедрушку в полтора моих роста. Задумался. Сорвал, понюхал и тоже сжевал пышущую здоровьем хвоинку, которой, как я думал, «побрезговали» гусеницы. Судя по выражению лица, вкус его тоже вполне устроил, и это только добавило недоумения.

– А чёрт их знает, – ответил задумчиво. – Может, у них в генах заложено лезть на крупные деревья, потому что там кроны большие, еды всем хватит. А на молодых чуть зазеваешься – собратья сожрут всё. Придётся искать другое дерево и снова лезть. Это нам от дерева до дерева три шага, а гусенице, может быть, и за сутки сквозь траву не продраться…èèè

Вечером в зимовье за горячим костровым чаем лесопатологи заговорили о странной избирательности вредителя. Именно вредителя, гусеницы. Мысль о болезни и её бактериальном характере тогда никому не пришла в голову, потому что на кедрах, в отличие от берёзы, внешние симптомы водянки – влажные потёки по коре дерева – практически незаметны. Диагноз «бактериальная водянка хвойных» прозвучал в следующем, 2012 году.

Элитный орех

– Наша версия, что главным фактором быстрого распространения болезни на огромных площадях стал околот кедрового ореха, подтвердилась, – считает директор Центра защиты леса Иркутской области Владимир Шкода.

Околот – это хоть и варварский, но вполне законный способ заготовки кедрового ореха, при котором, чтобы стряхнуть шишки с дерева, заготовители «что есть дури» лупят по стволу тяжеленным колотом – чуркой, насаженной на стойку длиной метра два – два с половиной. В месте удара в мочало разбиваются не только кора, но и несколько ближайших слоёв древесины. С годами в этом месте образуется уродливый шрам, который шишкари называют «пятаком».

– Вы же сами видели, что молодняки, у которых ещё нет механических повреждений, здоровы, – говорит Владимир Николаевич.

– Считаете, что они не могут заразиться?

– Что вообще не могут – утверждать не стану. Проблема не столь глубоко изучена, чтобы делать однозначные выводы. Но тот факт, что молодым деревьям, не вступившим в пору плодоношения, легче сопротивляться болезни, подтверждают и наш мониторинг, и научные исследования СИФИБРа.

С Владимиром Шкодой и Виктором Ворониным мы говорили в разные дни и в разных местах. Но по смыслу, даже по отдельным фразам, получилось так, будто проблема обсуждалась за одним столом.

Деревья разных пород и разного возраста, как вычитал я в специальной литературе, заражаются бактериальной водянкой разными путями. Они ещё плохо изучены, и тем не менее многие исследователи приходят к выводу, что в молодые деревца отдельных пород лесная хворь проникает, к примеру, из земли, через молодые корешки. Пихта, как полагают некоторые исследователи, поражается через верхушечные почки, на которые пока ещё не опознанная бактерия заносится ветром, туманами и дождями. Но кедр – дерево крепкое. Его корни и почки надёжно защищены от проникновения болезни. Другое дело – открытые раны, механические повреждения живого дерева, которые Виктор Воронин называет «поранениями».

– Мы начали исследования с Хамар-Дабана, – рассказывает учёный. – Работали в районе Мысовой. Заготовители ореха хорошо знают эту местность, потому что в те места относительно легко добраться. Шикарная лесовозная дорога идёт на Темник, в ту сторону. Раньше здесь был очень большой промысловый кедрач. Расколоченный капитально. Но теперь как промысловый участок он потерял своё значение, потому что шишки при бактериальной водянке вырастают вот такого размера (учёный показывает пальцами размер грецкого ореха). Засмолённые, скособоченные…

Воронин вспоминает, как в 1980 году он с коллегами и сам заготавливал в этих местах кедровые орехи. Не абы какие. Не для того, чтобы зимними вечерами перед телевизором щёлкать. На семена. «Элитный орех там был, и государство его у нас дорого принимало. Рубль восемьдесят килограмм стоил!» – рассказывает он.

Чтобы получить отборные, крупные семена, орешки сортировались – прогонялись через калиброванные сита. Дополнительные хлопоты того стоили.

– Один мешок –70–80 рублей! День делов, и готова моя лаборантская месячная зарплата, – смеётся теперь уже не лаборант, а директор института. – Сейчас там делать нечего. Тот кедрач загибается. Не сказать что сухостой, но фон теперь там такой, сероватый.

Кедровая беда, по мнению исследователя, начала формироваться в Прибайкалье ещё в 2006 году, когда на Байкал навалилось то, что сейчас мы называем маловодьем.

– Три года подряд сушило, – говорит Виктор Воронин. – Осадков выпадало на 20, 30 и даже на 40 процентов меньше средних многолетних уровней. Зимы стали тёплыми.

Иммунитет уже не справляется

Сложившиеся независимо от воли человека климатические условия оказались благоприятными для быстрого роста численности патогенов. И тем не менее, как рассказывали мне Виктор Воронин и Владимир Шкода, этот факт сам по себе не смог бы нарушить экологическое равновесие таёжной экосистемы. Бактерии, в том числе и патогенные, в живой природе есть всегда, но в нормальных условиях их мало – и потому они бессильны. Деревья в процессе эволюции «научились» им противостоять. Повышение численности патогенных бактерий повышает риск заболевания наиболее слабых деревьев, активизируя тем самым механизм естественного отбора и повышая жизнестойкость таёжной экосистемы в целом. И в этот раз всё обошлось бы без эпифитотии кедра, если бы не варварское вмешательство человека в естественную природу. Если бы не те самые «крупномасштабные техногенные повреждения лесов», по которым Виктор Воронин защищал докторскую диссертацию.

– Деревья-то там раздолбанные, – напоминает он. – Все плодоносящие кедры имеют поранения. Споры на открытые раны попадают в таком количестве, с которым иммунитет уже не справляется. Мы работали с лесниками и лесопатологами. Нам разрешалось спиливать для исследований модельные образцы. И выяснилось, что у всех больных деревьев – у всех! – проникновение бактерий идёт через эти раны, которые дерево от одного промыслового сезона до другого залечить не успевает. Это ворота для инфекции. Отсюда начинается некроз древесины. Потом вверх и вниз водой растащило бактерии по стволу. И дальше, когда возникает большущая плотность заражённых деревьев, споры заполняют всё окружающее пространство, сохраняя угрозу новых вспышек болезни.

Между тем как раз нынче у научных сотрудников СИФИБРа и лесопатологов Центра защиты леса Иркутской области чуть-чуть прибавилось оптимизма и надежды на скорое восстановление экологического равновесия прибайкальских лесов.

– Прогнозные изменения погодно-климатических условий должны способствовать затуханию бактериальной водянки, – начал было бодро рассказывать Владимир Шкода, но тут же осёкся, поправился. – Пока, может быть, ещё не затуханию, но хотя бы заметному снижению темпов распространения болезни на новых площадях.

– В этом году мы уповаем, что количество снега станет началом выхода из маловодья, – поддержал надежду лесопатолога директор СИФИБРа. – В числе прочего мы изучаем и погодные циклы. Так вот, по нашим расчётам и прогнозам, по всем нашим данным получается, что Прибайкалье нынче входит в период нормального увлажнения. Думаю, что это поможет кедру выстоять.

– Ждать у моря погоды – занятие не самое эффективное, – высказываю учёному свои сомнения. – Вы сказали, что причиной эпифитотии стали даже не столько бактерии, которые являются частью экосистемы, сколько «варварское вмешательство человека», заготавливающего кедровый орех околотом. Что может и что должен сделать теперь человек, чтобы остановить распространение болезни и помочь лесу вернуться в нормальное состояние?

– Прежде всего – просчитывать последствия своего вмешательства в природу, – ответил учёный, как мне показалось, довольно сердито. – Это в целом. А по конкретному случаю… – Виктор Иванович задумался. – Для начала неплохо было бы вернуться к забытым правилам и ограничениям по заготовке кедрового ореха, которые действовали у нас при плановой экономике. В том числе к соблюдению сроков начала заготовки – не раньше сентября. Теперь начинают бить орех едва ли не в конце июля, чтобы раньше других успеть хапнуть. А на большинстве участков было бы правильно и вовсе запретить заготовку кедровой шишки околотом, ограничившись сбором паданки.

Виктор Иванович хотел сказать что-то ещё, но неожиданно замолчал, будто сомневаясь, стоит ли.

– Только говорить об этом бесполезно, наверное, – продолжил он после недолгой паузы. – Во-первых, менталитет местного населения преодолевать никакая власть не решится. Шум же поднимется: «Как это: за орехом – да без колота! Обижаете! Вот прямо сейчас президенту пожалуемся». А во-вторых, что толку вспоминать правила, если их исполнение всё равно контролировать некому.

Согласен с Виктором Ивановичем. Раньше лесники за порядком в лесу следили, оберегали его от неправомерного и непродуманного вмешательства. Теперь, с принятием действующего ныне Лесного кодекса, лесных сторожей за «ненадобностью» сократили. Нет больше лесников в России. Нет и должного порядка в лесу. А природа пустоту не любит. Освободившееся место заняли «чёрные» лесорубы и «серые» заготовители дикоросов. А ещё бактериальная водянка сосны сибирской – последствие несоблюдения людьми элементарных правил.

Вышел после разговора с директором на крыльцо СИФИБРа, а напротив, на высоте шестого этажа заброшенной стройки, растёт молодая рощица. Растёт не потому, что её кто-то посадил-посеял. Не потому, что за ней кто-то ухаживает. Даже в практически непригодных для жизни условиях, едва ли не на голом бетоне, рощица всё равно растёт, потому что никто не вмешивается в её жизнь. Лесу для жизни человек не нужен. Это человеку для жизни нужен лес. Только не все люди понимают, что лес и среда обитания человека – понятия тождественные.

P.S. 28 февраля нынешнего года в Приморском крае принят закон «О внесении изменений в статью 4 Закона Приморского края «Об использовании лесов в Приморском крае», который устанавливает сроки заготовки кедрового ореха для собственных нужд с 1 октября по15 ноября. Всего полтора месяца. Собирать можно только шишку-паданку, поскольку в законе прописан запрет на использование при сборе орехов инструментов, механизмов и устройств, которые могут повредить дерево.