Рубежи Юрия Лопатина
Батарейку для радиостанции с застрявшей в ней пулей Юрий Лопатин в ноябре 1984 года привёз в Иркутск из Афганистана, где проходил срочную службу в отряде спецназначения ГРУ Генштаба. Специфический армейский сувенир считается семейным талисманом и хранится вместе с наградами нашего собеседника. Сам Юрий Анатольевич вспоминает (дело было под Джелалабадом в 1984-м), как находился в головном дозоре и заметил группу бородатых людей в спецназовской «песочке». «Понял, что это духи в нашей форме, – рассказывает он. – Они на бородах погорели. Мы за этой группой выдвинулись. Рассредоточились. Когда выходили из ущелья, те дали по нам огонь. Командир группы орёт: «Связь с тыловым дозором!» А радиостанция, она у меня в ранце была, не работает. Ещё и нагоняй от него получил: «Опять батарею не поменял!» Позже обнаружили, что пуля от пулемёта или автомата, видимо, от камня отрекошетила и застряла в аккумуляторе. Если бы напрямую вошла, насквозь прошила, неизвестно, чем всё закончилось бы. Но я ничего не почувствовал. В бою – что там поймёшь? Они стреляли, мы стреляли».
15 февраля 1989 года, когда в СССР заявили о выводе войск из Афганистана, у Юрия Лопатина уже были семья и работа – на гражданке он надел погоны младшего лейтенанта милиции. Тогда начали много говорить и писать об «афганском синдроме».
– Я решил эту проблему тем, что пошёл в милицию. Когда вернулся из армии, на права сдал, работал какое-то время водителем, но чувствовал: не моё. Милиция для меня всегда была крайним рубежом. В самых трудных ситуациях куда люди обращаются? В «Скорую» и милицию, – рассуждает наш собеседник. А для него всегда было важно, на чьей он стороне.
– Вы задавались вопросами, зачем всё это было нужно, за что воевали в Афганистане?
– Мы солдаты. Нам приказали, мы выполняли приказ. А конкретно в Афганистане, по моему мнению, мы защищали друг друга. Это было самое понятное объяснение того, что мы делаем. Поэтому, когда шли на работу, осознавали, что рядом идут люди, которые не бросят, помогут, вынесут.
– А это такая принятая фигура речи была – «пошли на работу»?
– Вообще, говорили: «На войну».
На войну
На войну Юрий Лопатин попал в декабре 1982 года. Отучился в Иркутском техникуме физической культуры, тут и повестка из военкомата подоспела.
– Спрашиваю военкома: «Куда пойду служить?» Рассказываю, что у меня разряд по лыжам. А тот задорно так отвечает: «Не волнуйся, в хорошие войска попадёшь», – вспоминает Юрий Анатольевич. – Здесь, конечно, и надо было насторожиться… Нам ещё до присяги, на пересылке, форму выдали, юфтевые сапоги. Такое было возможно, если за границу на службу отправляли. Помню, кто-то, увидев нас, крикнул: «Всё, ребята, едете в Германию! Пиво будете пить немецкое!» В аэропорт приходим, а нас – на самолёт Иркутск – Ташкент. Сразу стало ясно, что лыжи мне не пригодятся. Дальше – в город Чирчик, где бригада спецназначения ГРУ базировалась. Я попал в батальон, который в 1979 году брал дворец Амина. Тогда узбек Шурик Рустемов – с усами, весь в наградах – показался мне таким старым, и это при разнице в возрасте, может, года два.
Три месяца карантина. А после всех построили: «Кто не согласен служить в Афганистане, шаг назад!» Стоим, друг на друга смотрим, все же парни крутые. Вышли только два человека.
– Было какое-то представление о том, что в Афганистане реально происходит?
– У нас в карантине был прапорщик Рычков. Он туда два раза сходил. Суровый мужчина был, прямо как герой фильма «Девятая рота». Бывало, заснёт кто-нибудь на посту, он сзади подкрадётся и потихонечку ткнёт штык-ножом. Сам приговаривает: «Там вас никто жалеть не будет». Тренировал нас нещадно. Особенно по ночам любил поднять по тревоге.
В одном из первых писем домой Юрий Лопатин отправил засушенный цветок. Ему и сегодня трудно скрыть какой-то юношеский восторг даже от воспоминания о весенней афганской степи – бескрайнем поле красных тюльпанов: «Весна там очень скоротечная, может, недели полторы степь цветёт, а потом всё выгорает. Выходишь, сколько хватает взгляда – всё в красном цвете. Красота какая! И сам себя останавливаешь: «Ты не об этом думай».
– Я поразился, когда увидел, как растут грейпфруты. Такие здоровые! Мы прочёсывали апельсиновую рощу под Джелалабадом. И раз – передо мной огромный, неведомый сибиряку из начала восьмидесятых зелёный цитрусовый плод. Был с нами парень из Дагестана, говорит: «Это грейпфрут, но он ещё незрелый». А мне вкусно было! – рассказывает Юрий Анатольевич и дивится свойству памяти сохранять почти детские впечатления о том времени, подобные так и не раскрытой тайне рецепта именинного торта, сооружённого из печенья и сгущёнки, но почему-то зелёного цвета, или плей-листу, композиции из которого звучали из громкоговорителя: «Феличита» в исполнении итальянцев, «Ап! И тигры у ног моих сели» Боярского и «Земля в иллюминаторе» «Землян». – Как ни проснёшься, а у нас – «Земля в иллюминаторе». Со временем мрачное затирается, хотя служба тяжёлая была.
– Когда пришло понимание того, что Афганистан – это не приключение?
– Когда гибнуть начинают или раненые появляются, ты понимаешь, что это не игра. Все мы очень быстро повзрослели.
«Так быстро никогда не бегал»
«Наша задача была найти-уничтожить группы моджахедов или найти-зафиксировать их, а также осуществлять силовую поддержку корректировщиков авиаполка, которых мы прикрывали», – вспоминает Лопатин. И приводит вполне, по его словам, обычный эпизод из афганской службы, если бы не его финал (раз уж вспомнили о музыке):
– Четыре часа утра. Такое пограничное состояние между ночью и утром. Сели у ручейка. Командир говорит: «Осмотритесь, окопайтесь». Пока окапывались, нас, оказывается, заметили местные женщины, которые набирали воду. Мы только и слышали, как эхом раздаётся: «А-а-а». Так о нас стало известно духам. Что делать? Побежали на самую высокую гору. Минут через тридцать духи пошли – первая, вторая, третья волны. Мы отбиваемся. Хорошо, что те не успели миномёты подтянуть. К обеду появились вертушки, и нас вывезли под песню моего товарища Павла, который затянул: «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг».
Свой последний бой в Афганистане Юрий Лопатин помнит хорошо. 24 сентября 1984 года. После обстрела джелалабадского аэродрома началось прочёсывание близлежащих кишлаков. Колонну бронемашин, выдвинувшуюся с этой целью, из гранатомётов расстреляли моджахеды. Была подбита БРДМ (бронированная разведывательно-дозорная машина). Погиб оператор-наводчик, механик-водитель сумел выбраться. Внутри машины находилась оставленная лейтенантом секретная карта, на которой были нанесены минные поля, посты батальона охраны и тому подобное. Нужно было подцепить подбитую машину и притянуть её в безопасное место. (Случай был подробно описан в книге «Афганский излом», Иркутск, 2015 год.)
Вытягивать БДРМ предстояло группе Юрия Лопатина, составлявшей три экипажа БМП-2. Тем временем моджахеды пытались снять вооружение с брошенной бронемашины и вытащить боеприпасы. Один конец троса зацепили за БМП. Теперь нужно было, преодолев четыре метра, сцепить им обе машины. Весь экипаж огнём прикрывал Лопатина. Юрий Анатольевич говорит, что так быстро никогда не бегал, а четыре метра показались ему огромной дистанцией. èèè
Он показывает на фотографии своего сослуживца Сергея Маркелова, который чудом спасся, попав под растяжку. «Когда он начал открывать дверь, растяжка сработала, граната упала, – говорит Лопатин. – Представляете, какая у него реакция! Он повернулся, сделал два шага и рухнул ничком. В это время граната взорвалась, все осколки попали в РД, из которого в разные стороны начали разлетаться ракеты, как фейерверк! А у Серёги только мизинец оторвало. Впоследствии он работал в прокуратуре, до генерал-лейтенанта юстиции дослужился. Сейчас на пенсии. Живёт в Москве».
Ещё один человек на снимке – Владимир Павлович Портнягин. «Это наш командир. Дважды приезжал к нам из Челябинска. К сожалению, нет его уже в живых. Умер в 63 года. Три инфаркта», – Юрию Анатольевичу, рассказывающему о своих «афганских» товарищах, достаточно часто приходится прибавлять «к сожалению, умер». Год нет в живых брата его жены. «Они с Юрой были одного года рождения, служили в одной роте, в одной группе все два года. И познакомились мы на свадьбе брата», – добавляет Ольга.
Договорились своих сыновей назвать Сергеями
Она достаёт из семейного архива ещё одну реликвию. Это номер газеты «Забайкальский рабочий» за 1986 год, бережно уложенный в прозрачную пластиковую папку.
– Здесь статья о Сергее Токмакове, который погиб 24 сентября 1984 года от пули моджахеда, угодившей ему в шею, – вспоминает Юрий Лопатин. – Сергей успел ликвидировать гранатомётчика, целившегося в машину. Он гранатомётчика снял, а его – автоматчик. Награждён посмертно за отвагу Орденом Красного Знамени. 24-го мы повоевали, а 27-го уже был приказ о демобилизации. Мы, вместо того чтобы поехать по домам, всей толпой мимо своих станций направились в Читу к маме Сергея.
– Спустя два года после смерти Сергея его имя присвоили читинской школе. О чём и пишут в статье. В этом материале такие трогательные его письма маме приведены, – говорит Ольга и начинает цитировать: «7-8 декабря 1982 года. В последние дни сильно похолодало. Морозы стоят настоящие, забайкальские, снег по колено, пышный, не насмотришься, а вот падать, ползти в нём совсем неохота. Ничего, переживём. Сейчас мы пробегаем по 10–15 километров спокойно. Живём мы с ребятами дружно, весело. Есть гитара, гармонь, фортепиано. Я буду заканчивать письмо. Объявили отбой. Вы, наверное, не понимаете, в чём дело? Писал вроде утром, а заканчиваю в отбой. Просто над этим письмом я сижу урывками три дня. Вот и теперь сонный, уставший, с мокрыми от снега сапогами пытаюсь дописать начатый вам ответ». А это написано 9 сентября 1984 года, за две недели до гибели: «Хоть мы и стали взрослее от этой службы, а сердце по-прежнему тянется к маме. Порой вернёшься с задания, лежишь, становится вдруг страшно без причины. Кажется, что ты слабый и беззащитный. Потом вспоминаешь тебя, и становится легче. Может, это бред, ностальгия по Родине, по дому. Но ты не подумай, мама, это не сломит меня. Я стал сержантом, отличником боевой и политической подготовки. Хочу подавать заявление о приёме в ряды КПСС. Охота Читу посмотреть. Недавно ходил к замполиту. Он предложил мне отпуск (мама заболела. – Прим. Ольги Лопатиной). Но я отказался. Мама, ты же подождёшь меня ещё несколько дней – только до приказа и демобилизации. У нас жара 60 градусов подкатывает. Ночью дышать тяжело. Небо раскалённое…»
«Сергей Токмаков был вторым сыном у мамы, и ребята договорились своих сыновей назвать Сергеями», – добавляет Ольга. Поэтому, когда у Юрия и Ольги появился на свет мальчишка, о том, какое ему имя дать, никто даже не рассуждал. Сергей Лопатин служит сейчас в полиции.
– Как вы восприняли идею сына идти в полицию?
– Я готов был принять любой его выбор. Были у него и гуманитарные наклонности. Но он пошёл в школу милиции.
– То есть это был его выбор, вы на него не влияли?
– Сергей, я влиял на выбор тобой профессии? – переадресует Лопатин вопрос сыну.
– Конечно, влиял. Ты же мой супергерой! Ты всегда был примером, – отвечает тот.
В своё время Юрию Лопатину пришлось работать во многих силовых подразделениях: спецназ ГУ ФСИН, СОБР УБОП. Орден «За личное мужество» он получил уже в мирной обстановке – в 1992 году за освобождение заложников, захваченных заключёнными.
В 2001 году он ушёл со службы, став 37-летним пенсионером МВД. Работает в службе безопасности одной из лесопромышленных компаний. Но ежегодно 2 августа он и ещё около тридцати «афганцев» собираются под дубликатом знамени, хорошо знакомого каждому из них со времён службы в Афганистане. Для Юрия Лопатина всё это люди со знаком качества, каждого из которых он может назвать другом. Однако сегодня самый большой друг Юрия Анатольевича – его внучка Ульяна. «Она просыпается и засыпает со словом «деда», – не скрывая удовольствия, говорит Сергей Лопатин. Так, вероятно, в этой семье работают законы компенсаций.