Факты вопиющие. Но вовсе не засекреченные, как полагают почему-то некоторые особо недоверчивые жители области. Мне не пришлось их «добывать». Достаточно было позвонить в пресс-службу министерства лесного комплекса, чтобы уже утром следующего дня эта справка оказалось на «рабочем столе» моего компьютера. Борьба с криминальным лесным бизнесом, истребляющим наиболее доступные леса, расположенные вблизи населённых пунктов и транспортных артерий, – дело чести не только министерства, ведающего лесами нашей таёжной области. И не только силовых органов и регионального правительства. Это наше общее дело. Потому и цифры, дающие реальное представление о масштабах разгула чёрных лесорубов, по убеждению минлеса, должны быть известны всем. Чтобы было понятно, кому и почему нам нужно противостоять.

Вот и с предложением редакции съездить в Горохово, чтобы проверить телефонное сообщение о предполагаемых незаконных рубках, в министерстве лесного комплекса тоже никаких проблем не возникло. Выехали, несмотря на то что местная жительница в последний момент, испугавшись чего-то, отказалась от встречи. Артём Зяблицев, советник отдела федерального государственного лесного надзора министерства лесного комплекса Иркутской области, с которым мы приехали в Горохово, заверил, что их специалист, постоянно живущий здесь, местные леса знает отлично и сумеет сориентироваться в ситуации.

Наши машины, двигаясь навстречу друг другу, встретились на высоком взгорке недалеко от церкви. Внизу, в широком распадке реки Балея, просторно и длинно, не экономя земли, раскинулось село Горохово. Дальние усадьбы прячутся в ельнике. На боковых склонах – молодые сосновые боры. Красиво и благостно. Это потому, что пни и гари отсюда не видно. Мне доводилось бывать здесь раньше, поэтому знаю, что стоит только въехать в лес, который издали кажется таким живым и чистым, как настроение изменится.

Хлопнули дверцы машин.

– Вот это и есть начальник Гороховского лесничества… – Артём Павлович хотел официально представить мне специалиста, который «больше всех в курсе проблем гороховских лесов», но тот весело перебил: «Не начальник. Просто старший лесной инспектор».

– Константин Верба, – представился он, особо выделив ударение на последней букве своей фамилии, и тут же без лишних слов перешёл к делу: – Ну и кого вам здесь надо-то?

– Лесных бандитов надо, – отвечаю ему в тон. – Говорят, что чёрных лесорубов у вас опять много развелось.

– Так вот же в субботу поймали трактор в лесу. Вернее, поймали на неделе, а позавчера, в субботу, уже его хозяина с адвокатом следователь сюда привозил около пеньков фотографировать. У них так положено. Подозреваемый в преступлении ходит между пеньками и, показывая на них, признаётся: «Вот это дерево я повалил и вот это». А его при этом фотографируют.

Меня удивило упоминание об адвокате. Работу дознавателей и следователей на криминальных лесосеках, как и безрадостные «фотосессии» чёрных лесорубов, видел неоднократно. Но вот чтобы адвокат среди пеньков появился…

– Да, теперь адвокаты тоже частенько в лес ездят, – подтвердил Константин.

– И что, ущерб большой? – спрашивает инспектора Артём Зяблицев.

– Полтора лесовоза, – отвечает он. – Я раньше оттуда два лесовоза на штрафплощадку уже вывез, только самих воров тогда не застал. Так они опять на то же место залезли. Вот теперь мы их и выловили.

– А они – это кто? – уточняю. – Ваши? Местные?

– Нет, боханские. Они к нам часто забираются. В этот раз около деревни Быково валили. Буквально вот так вот, как до того леса, – Константин показывает на сосновые боры, растущие на противоположном от нас склоне. – Мне позвонили местные, говорят, что слышат работающий трактор. А я знаю, что никакого трактора там быть не должно. Ну и полетели вдвоём с нашим мастером леса. Они даже не всё наваленное стрелевать к нашему приезду успели. Как раз толкали эти брёвна в кучу, чтобы заштабелевать. Два пацанёнка. Они сели, видать, покурить, а машину-то нашу услыхали – и бегом к трактору. Я – газу! Видят, что не успевают, и в гору. А где ж я их догоню, молодых-то. Убежали. Полицию ждали долго. К нам из города-то далековато. Но дождались. Они отпечатки пальцев сняли, по ним и пробили. Трактор весь облазили с кисточкой.

– Ну раз уж личности по отпечаткам установили, значит, не первый раз попадаются, – делает вывод Артём Зяблицев.

– Да, наверное, – соглашается Константин. – А с маху-то не поймаешь же их, молодых. Не угнаться мне за ними.

– Вы говорите, «пацанята». Это какой же возраст?

– Ну лет по 20, наверное. Особенно шустрым пацанёнок небольшого роста оказался. Коренастенький такой. Конечно, они там больше навалили, чем на фотографиях при адвокате показали. Но не пойман, как говорится… Уже хорошо, что их личности установлены и они будут наказаны хотя бы за то, на чём конкретно попались.

Не только из детских сказок, но и из реальной жизни знаю, что поехать туда, не знаю куда, чтобы найти то, не знаю что, – очень трудно, но не совсем безнадёжно. Тем же лесным инспекторам, чтобы защитить леса от незаконных вырубок, периодически приходится проделывать что-то подобное. Благодаря знанию проблемы, а зачастую и профессиональной интуиции, выработанной многолетним опытом, иногда у них получается «выполнить невыполнимое». Очередное задержание чёрных лесорубов в Гороховском участковом лесничестве, о котором нам рассказал Константин Верба, оказалось новостью не только для меня, но и для Артёма Зяблицева. Ехали-то мы сюда хоть и по похожему, но всё-таки по другому, не столь очевидному поводу.

Рассказываю Константину, что в редакцию недавно обратилась иркутянка и, сославшись на свою знакомую из Горохово, поведала, что в последнее время через село в сторону Александровского тракта каждую ночь идут гружённые брёвнами лесовозы. Много. Даже спать мешают. Возможно – с ворованным лесом. Иначе почему они везут его ночами? Дала номер телефона подруги, чтобы мы могли уточнить детали. Только не получилось. Жительница Горохово испугалась и предложила нам через свою городскую подругу расспросить других местных жителей: «Им любой всё расскажет и покажет». Любой, но не она. Вот и получилось, что приехали мы, по сути, «туда, не знаю куда», чтобы найти «то, не знаю что».

– Везут! – едва дослушав мой рассказ, подтвердил инспектор. – Они во-он оттуда везут, – показывает он рукой за далёкие ельники. Не спорю, что могут и от нас везти, но бумаги, сопроводиловки, у них в основном боханские. Или осинские.

Константин полагает, что «со своими» заготовителями он бы разобрался без особых трудностей. Арендатор не только в Гороховском участковом, но во всём Иркутском лесничестве только один, и инспектор знает, где находятся его лесосеки. Если кому-то выпишут 125 кубов древесины «на личные нужды» – это тоже всегда известно. Но сопроводительные документы проходящих через посёлок лесовозов выписаны в других районах, в других лесничествах. Кто, где и сколько там рубит – Константину неизвестно. По внешнему виду настоящие документы от поддельных не отличить. Если все цифры, печати, подписи на нужных местах – претензий нет.

– Я, по правде-то, не имею права их останавливать, но всё равно торможу. Встану на Каштыке, на горе вон там. Они могут проехать, но останавливаются, показывают сопроводиловки. Р-раз, посмотришь бумаги, и всё. Везите дальше. А что я сделаю? Мне полиция сказала: «Твоё дело в лесу». А на трассе многие проезжают, потому что я не имею же права их остановить для проверки. Это раньше лесник право имел на всё, что касается леса. Теперь туда не ходи, этого не делай…

– А вы в лесном хозяйстве давно работаете? – спрашиваю. èèè

– 25 лет! Мастер леса! – Константин пытается говорить равнодушно. Мол, что в этом особенного? Да только нотки гордости за стаж и профессию – их спрятать трудно. – Был всю жизнь мастером леса. Помощником лесничего был и лесничего маленько замещал. А в основном – мастер леса.

– Вас сколько человек в лесничестве сегодня работает?

– Всего три человека на 70 тысяч гектаров! А когда-то было 15 обходов. Одних только лесников 15 было. Некоторые, кто хотел, держали лошадей. За них доплачивали. И каждый худо-бедно, но два-три раза в месяц в своих обходах бывал. Вот тогда и охрана леса была эффективной, хоть и не воровал его никто. Может, потому и не воровали, что знали: есть у леса хозяин. И на тушение большинства пожаров своих сил тогда хватало. А потом, наверное, кому-то стало выгодно развалить лесное хозяйство. Вот и пошло-поехало всё через пень-колоду.

– А в последние несколько лет, по вашим ощущениям, криминальных вырубок здесь, в вашем лесничестве, больше или меньше становится?

– Знаете, когда больше всего леса рубанули у нас? В 2005 году. Вот там лес молодой, – инспектор показывает на противоположный от нас склон, поросший соснами. – Взяли и подожгли его. Потом вырубили «по санитарке».

– Но молодой – значит, тонкий? Какой толк от него?

– Ему, пожалуй, лет 70–80 было уже.

– То есть разрешённого возраста рубки он ещё не достиг, но по диаметру ствола был вполне товарным?

– Ну да. Вот взяли и запалили его сразу в семи местах. Мы с одного пожара едем, смотрим – и здесь горит, и там горит. Вся деревня тушила.

– А сейчас много рубят? – возвращаю лесника в день сегодняшний. Он секунду-другую смотрит на меня молча, вроде прикидывает, шучу я или серьёзно спрашиваю.

– Так у нас уже леса-то не-е-ет! – отвечает. – Нет! Выйдете (делает очень широкий жест рукой по горизонту, обозначающий, наверное, что выйти можно куда угодно) – там голо всё! С одного хребта три других видать. Всё! Конец Горохово. Сейчас, конечно, он нарастает, лес. Он и сам нарастает, и мы сажаем. У нас нынче три, однако, массовых акции было по посадке леса. Это и Народный фронт, и другие. Последний участок осенью сажали, со стороны Боруя заезжали. Вот там лесу не повезло и безо всяких чёрных лесорубов. Там сначала, ещё в девяностых или в двухтысячном, был ветровал офигенный. Потом такой же пожар. Чуть деревня не сгорела. И потом, года три назад, загнали туда технику, вычистили всё это дело. Мужики древесный хлам, гнильё всякое в валы столкали и жгли их, наверное, всю зиму. Теперь пашем. Там площади большие. Сами же видели. За одно лето их не восстановить. Но лес уже растёт. В том числе и посаженный нынче. Лишь бы пожаров не было! Тогда он вырастет.

– И всё-таки, хоть вы и говорите, что леса не осталось, чёрные лесорубы его кое-где находят и остатки вырубают. Судя по очередной бригаде, которую вы с полицией только что выявить и задержать сумели. Восстанавливается лес всем миром. Это уже стало доброй традицией. А вырубает его кто? Ваши местные, гороховские, жители хотя бы сопротивляются криминалу? Или только шёпотом по кухням лесных воров поругивают да городским подругам на них жалуются, а тем, кто может их остановить, – ни-ни? Ничего не вижу, ничего ни кому не скажу?

Мою тираду Константин выслушал молча, не перебивая. Ответил просто:

– Если бы не местное население, нам бы здесь втроём, включая двух женщин немолодых, наверное, совсем не справиться. И вот эту последнюю вырубку, на которой пацанов поймали и древесину вывезти не дали, может быть, обнаружили бы через много месяцев. Мы этих лесорубов благодаря звонку захватить успели. Люди звонят мне и днём и ночью. Только звоночек – я сразу выезжаю. Раньше как-то и ночью не очень опасался, один ездил, а теперь, после одного случая, когда преступники внаглую отобрали у меня телефон, удалили все снимки, видеозаписи и прямо на месте преступления заблокировали выезд моей машине, стараюсь кого-то из наших с собой взять. Вдвоём надёжнее. Хотя понятно, что звонят не все, кто узнает о преступлении или даже увидит, как оно совершается. Кто-то побаивается угроз преступников, а кто-то не верит, что государство всерьёз с лесным криминалом борется.

Думаю, что тех, кто не сообщает о преступлениях из страха перед преступниками, гораздо меньше, чем тех, кто молчит, полагая, что на самом деле его сообщение никому не нужно. Многие не верят, что борьба государства с лесными преступлениями – это действительно борьба, а не создание её видимости. Виной тому то ли сегодняшнее право, то ли правоприменительная практика, при которой, к примеру, один и тот же трактор, один и тот же лесовоз могут быть задержаны на криминальных делянах и два, и три, и вообще много раз. «Восточкой» об этом уж писано-переписано. Но трудно поверить, что государство, лучше других справляющееся с вооружёнными террористами, не может справиться с криминальным лесным бизнесом.

– Ловим! Ночами вместе с полицией дежурим, – рассказывает лесной инспектор. – Поймаем всех вместе с техникой. Тракторы, лесовозы, «уазики» всякие и крутые джипы – всё на штрафплощадку прямо с места преступления. А через месяц-два смотрим: те же тракторы, лесовозы, джипы снова на криминальной деляне где-то по соседству. Снова с их помощью лес воруют. Ладно, это мне непонятно, нет у меня юридического образования. Но ведь и полиция тоже удивляется и не понимает, как это возможно.

Лесной инспектор смеётся. Но видно, что ему не смешно, а плакать от обиды хочется. Говорит, что он к подобному уже привык и нисколько не удивится, если через месяц-другой вновь «поймает» тот самый трактор, который на прошлой неделе был отправлен на штрафплощадку с криминальной деляны. Но это полбеды, что лесник не удивится. В тысячу раз хуже, что тот самый местный житель, благодаря звонку которого преступление было пресечено, перестанет верить государству. И, думаю, напрасно.

«Для возбуждения уголовных дел, установления виновных лиц и взыскания причинённого ущерба по 2708 фактам незаконных рубок лесных насаждений материалы были направлены в следственные органы, – информирует население официальная справка регионального минлеса, подготовленная по просьбе редакции. – К уголовной ответственности по статье 260 Уголовного кодекса Российской Федерации (незаконная рубка лесных насаждений) было привлечено 557 человек. По 89 фактам незаконной рубки лесных насаждений составлены протоколы об административных правонарушениях, предусмотренных ст. 8.28 КоАП РФ, и наложены административные штрафы на общую сумму 291,3 тыс. рублей. Должностными лицами министерства лесного комплекса Иркутской области наложено 3426 административных штрафов на общую сумму 67 млн 136,6 тыс. рублей».