Юбилейная Байкальская школа была посвящена «документам человеческой жизни, способам их понимания, ловушкам интерпретаций». «В этом году у нас в школе будет много Театра.doc, потому что кроме Анастасии Патлай приехала и Елена Гордиенко, ещё один человек, который связан с документальным театром», – представил гостей научный директор «Центра независимых социальных исследований» (Иркутск) Михаил Рожанский. 9 сентября было единственным днём, когда иркутяне, не участвующие в работе школы, могли послушать московских гостей. Остальные встречи состоялись за пределами Иркутска.

Анастасия Патлай известна как режиссёр Театра.doc. Театр живёт с 2002 года и позиционирует себя как «негосударственный, некоммерческий, независимый коллективный проект». Большая часть спектаклей – в жанре документального театра. В числе спектаклей, поставленных Анастасией, – «Кантград» (о послевоенном Кёнигсберге), «Выйти из шкафа» (о каминг-ауте), «Цветаева. Гардероб» (спектакль по дневникам, письмам, воспоминаниям Марины Цветаевой). Патлай – автор спектаклей, в которых остро звучат больные темы: «Час восемнадцать» – о судьбе Сергея Магницкого, «Оскорблённые чувства» – о конфликте современных художников и православных активистов. Елена Гордиенко – филолог, культуролог, в сфере её профессиональных интересов – документальный театр.

Как пояснили организаторы встречи, это первый шаг к реализации идеи, выросшей из проекта «Город Иначе», – идеи создания документального спектакля об Иркутске. У «городиначевцев» созрела мысль, которая даже обсуждалась с театром «Новой драмы», – попробовать создать спектакль про Иркутск, повседневность, настоящий город, не про историю. Может быть, даже так, чтобы в спектакле участвовали сами горожане. Иркутяне решили воспользоваться приездом Анастасии Патлай и обменяться мнениями, каким может быть такой спектакль.

«Городской вербатим»

– Я режиссёр Театра.doc, не лектор и не театровед. Но кое-что знаю о проектах, которые так или иначе связаны с городами, – сказала Анастасия Патлай. – В середине двухтысячных годов документальный театр в России очагово возникал в разных городах, но это не было движением. А с 2002 года, когда в Москве образовался Театр.doc, после мастер-класса по технологии «вербатим», который провели для московских драматургов новой драмы драматурги театра Royal Court из Лондона, в Театре.doc и вокруг, среди новодрамовских драматургов появились люди, которые стали активно заниматься именно документальным направлением. Но это носило достаточно локальный столичный характер. Примерно в 2005-2006 годах организация «Культ бюро» начала отправлять десанты московских драматургов в различные регионы России. И в основном это были заказы на спектакли «про города». Началось это всё с жанра «Городской вербатим» (от лат. verbatim – «дословно», театральные постановки, основанные на записанных монологах реальных людей. –Авт.). Драматурги приезжали в город группами и, условно говоря «шли в народ». Обычно они присоединялись, скажем так, к городскому академическому трам-пам-пам театру, сотрудники которого, актёры и режиссёры, не очень понимали, что это такое, и хотели дальше ставить «Отелло», а вот эти москвичи пусть сами здесь копаются. Драматург Саша Денисова, одна из подвижников распространения документального театра в регионах, сделала 6-7 спектаклей в разных городах, к примеру, в Прокопьевске, на Алтае, в Воронеже. Важно было научить общаться с людьми, главный рабочий инструмент такого драматурга – диктофон. Хотя в оригинальной версии технология «вербатим» подразумевает, что интервью с героем берёт актёр. Он, собственно, интересуется не только содержанием, но и стилистикой речи героя, особенностями поведения, мимикой, психофизикой. В чистом виде «вербатим» – это полностью копирование героя актёром, включая какие-то невербальные его характеристики. Но на самом деле таких чистых «вербатимных» спектаклей было совсем немного. Иногда в чистом виде «вербатим» включается в спектакли фрагментарно.

Одна важная особенность документального спектакля – попытка приближения к истине, в случае города – к его сути. Поскольку заказчиками «спектаклей о городах» обычно выступают местные департаменты культуры, местные театры, они полагают, что спектакль должен представить город в каком-то парадном свете. Тогда и возникают вопросы: «А зачем в спектакле мат?», хотя простые люди на улицах, у которых и берут интервью, часто используют мат, и это живая правда города. Часто приходится сталкиваться с вопросами: «А зачем мне рассказывать, что вот тут в городе лужа, лучше я расскажу про фонтан». «Психологически всегда больше доверия вызывает человек, который рассказывает о чём-то стыдном, в том числе потому, что он более или менее ломает твои ожидания и держит этим твоё внимание, – считает Патлай. – Как правило, за всяким стыдным есть и гордость, и какой-то местный патриотизм. И всё равно «Я люблю свою лужу» интереснее, чем «Я люблю свой фонтан».

Однако волна «городских вербатимов», так и не докатившись до Иркутска, уже отгремела. Хотя интерес к ним не ослаб и в городах ставят и ставят такие спектакли. Иркутск же в выгодном положении: поскольку у нас ничего такого не ставили, можно выбирать из замечательной палитры и видеть документальное направление в развитии. По словам Анастасии Патлай, сегодня в столицах актуальна волна так называемых «городских променадов». «За интересом к человеку последовал интерес к пространству, – говорит Анастасия Патлай. – А что такое мой город, а как он устроен? Такие променады организованы по-разному, иногда они напоминают экскурсии, иногда это что-то совсем другое… Сейчас, когда есть новые технологии, есть бюджеты, у зрителей, участвующих в городских променадах, как бы два слоя внимания. Люди в наушниках слушают какую-то историю. Это могут быть «вербатим», записанный на диктофон, «вербатим», озвученный актёром, исторические справки. И одновременно зрители совершают путешествие по городу».

Третье направление – спектакли о городах, связанные с их историей. В качестве примера Анастасия Патлай назвала «Элементарные частицы» Семёна Александровского и Вячеслава Дурненкова, спектакль, поставленный в новосибирском театре «Старый дом». Он рассказывает про Новосибирск через историю Академгородка. «Слава собирал интервью и шёл более-менее традиционным путём драматурга, десантированного в чужой ему город, потому что он сам из Тольятти, – рассказывает Анастасия. – Но в какой-то момент они сделали из этого некую пьесу, композицию. Использовали очень удачный художественный приём… Герои рассказывали, как организовывался новосибирский Академгородок, какими утопиями были очарованы люди, которые его строили. И Слава придумал всё это перевести в будущее время. Это очень простой, но очень художественный приём, который эту утопию сделал как бы зримой».

Сама Анастасия Патлай вместе с драматургом Наной Гринштейн и исследователем Михаилом Колчиным в декабре прошлого года выпустили в Театре.doc спектакль «Кантград». Основан он на материалах интервью с первыми советскими послевоенными переселенцами Калининграда, сделанными ленинградскими историками в конце 1980-х – начале 1990-х годов. Михаил Колчин прочитал книгу «Восточная Пруссия глазами советских переселенцев», выпущенную под руководством доктора исторических наук Юрия Костяшова, и из неё узнал о существовании этих интервью. Приехал в Калининград, в архив. Вернулся назад, заразил идеей Анастасию Патлай, а уже она – Нану Гринштейн. «И мы на свои средства поехали в Калининград, после того как Миша провёл там второй месяц в архиве, – рассказывает Анастасия. – Встретились с Костяшовым… Он благословил нас, мы начали делать пьесу. Работа над пьесой длилась с февраля, во время постановки спектакля она ещё продолжалась… Этот спектакль, сделанный про конкретный исторический период, – в принципе, и про сегодняшний Калининград. Потому что, когда мы десантом приезжаем в этот город, нас не оставляет чувство двойственности, мы не можем понять, в чём дело. Нана Гринштейн назвала это эффектом палимпсеста».

«Заставлял прыгать через железнодорожные пути…»

Откуда такое желание стереть границы между театром и жизнью? Это попытка взбодрить драматургию за счёт постмодернистских инъекций «живых интервью», выход театра на перформанс. Зачем вынимать из сложившейся театральной машины шестерёнки? Давайте мы попробуем работать без сцены… èèè

А потом без актёров, их заменят обычные люди с их реальными историями. Теперь у драматурга отнимем управляемых его умом и талантом героев и посадим его за куски современных интервью и старых газет. Пусть перебирает и компилирует. А в следующий раз обойдёмся без режиссёра: сцены и роли распределим при помощи случайного набора жетонов. Когда ребёнок разбирает игрушку, его фантазия выводит его туда, где никому из нас не побывать. Похоже, что театр разбирает сейчас сам себя.

Основной вопрос, на который пришлось отвечать Анастасии Патлай и Елене Гордиенко: «А что в этом всём от театра?» Елена Гордиенко напомнила, что первые спектакли документального направления как раз привносили сам театр, его условность в городскую среду, делали город другим. В Петербурге третий год проходит фестиваль «Точка доступа», на первом фестивале был показан замечательный спектакль «В сторону белого КамАЗа» Всеволода Лисовского.

«Зрители и актёры ехали в Купчино, это такой «главный спальный район» Санкт-Петербурга, прямо внутри района в разных локациях были помещены какие-то таблички, – рассказывает Елена. – И, по-моему, таблички были чуть ли не из «Одиссеи». Как будто бы мы современные Одиссеи» (в спектакле рассказ идёт о чёрном пуделе Тихоне, друге Одиссея, и его подвигах. – Авт.). То есть это современный город, но он эстетизируется и превращается в некую полумифическую структуру. Театр начинает задействовать методики социологии, истории и разных других областей. На поверхность выводятся прошлое и настоящее вместе. Но при этом фикциональность никуда не делась. Самое главное здесь – эффект «остранения» (приём, который позволяет вывести зрителя, читателя из восприятия «на автомате». – Авт.), когда город становится сценой и ты на него по-другому смотришь. И вы начинаете просто смотреть на улицы как на театр».

– Театр в любом случае в документальных спектаклях присутствует, даже в самом распределении ролей зрителя и перформера, – убеждена Анастасия Патлай. – Более того, сейчас театр занимается уже сменой оптики на эти роли. Он, собственно, исследует сам себя». В качестве примера она привела два спектакля-променада, которые ныне играются прямо на улицах Москвы. Это «Remote Moscow» («соединяет в себе элементы спектакля, экскурсии, компьютерной игры и квеста» – так аттестуют его в Сети. – Авт.). Спектакль – франшиза швейцарско-немецкой театральной компании Rimini Protokoll. Второй – «Неявные воздействия» Всеволода Лисовского, спектакль Театра.doc, выпущенный чуть более года назад. «В принципе, оба спектакля не о городе, а о свободе. Эти спектакли – путешествия по городскому пространству, – рассказывает Анастасия. – «Неявные воздействия» – это такой партизанский ответ на гламурность швейцарского театра. У Севы каждый раз разные маршруты, и каждый спектакль неповторим. Зрителям в начале спектакля раздаются жетоны, они их отдают актёрам, и даже внутри этого нового маршрута последовательность участков разная. В принципе, впечатления, которыми я обменивалась с другими зрителями, разительно отличаются, потому что мы все ходим разными маршрутами. А на самом деле этот маршрут – и есть спектакль. Он, собственно, подразумевает столкновение с городской средой, с городским пространством. В одном из спектаклей Сева зрителей заставлял прыгать через пути перед проходящим железнодорожным поездом… А в другой раз все заходили в торговый центр, актриса садилась делать маникюр и читала свой эротический монолог маникюрше, а вокруг сидели обычные женщины. И они слушали все эти откровения… Реакция, конечно, совершенно иная, чем в «Remote Moscow». Там такой детский сад, «посмотрите налево», весь маршрут согласован и расписан. Но тем не менее оба спектакля работают с перевёртышами ролей зрителя и перформера.

«В «Неявных воздействиях» никто ни с кем не договаривается, – добавляет Елена Гордиенко. – Поэтому каждый раз к группе подходят охранники, полицейские, пытаясь узнать, что это такое. Что это за сумасшедшие, почему в нашем дворе. Однажды мы зашли на рынок, актриса легла на лоток и начала цитировать стихи, и мы просто начали идти к ней, а одна продавщица сказала: «Говорят, какой-то гей-парад, ну и ладно!» В Питере Семён Александровский сделал спектакль «Другой город», основная идея была в том, что зрители гуляли по Петербургу, а в наушниках у них шли записи шума совершенно иного города – Парижа, Амстердама, Венеции… Вы перестаёте слышать звуки реального Питера и начинаете слышать звонки велосипедов Амстердама, окрики полицейских на непонятном языке… Поначалу, как признаётся Елена Гордиенко, это очень страшно, ты понимаешь, насколько ты завязан на звуковые сенсоры, как трудно тебе ориентироваться. А потом начинаешь видеть город по-другому, в другой оптике.

В этом году в Питере же вышел спектакль «Красный шум», проект арт-лаборатории «Вокруг да около» и фестиваля «Точка доступа». В его основе – неопубликованная записная книжка Константина Вагинова «Семечки», исторические заметки, поэтические тексты, современные интервью. Зрители-пешеходы слышат жизнь Нарвской заставы, погружаясь в разные слои – современность, историю… «Они сделали радиоспектакль, но не предзаписанный, – рассказывает Елена. – Мы приходили, в прямом эфире нам что-то говорили, и мы иногда даже не видели, кто это говорит. При этом некоторые отрывки читали жители реального города… И был такой эффект палимпсеста, потому что здесь такое наслоение времени очень ощущается». Каким будет спектакль об Иркутске, неизвестно. И будет ли он вообще в городе, где привыкли к консервативным театральным формам? Анастасия Патлай считает, что о любом городе спектакль возможен.

– Драматургический десант хорош и интересен тем, что он имеет какой-то внешний взгляд, – говорит она. – Трудно из своей раковины посмотреть в свою раковину, будучи жителем города, наверное. Приезжают люди, совершенно ничего не знают, они задают тупые вопросы, может быть, это и правильно. Получают какие-то простые ответы. И они оказываются интересными. Про любой город можно сделать спектакль. Это может быть спектакль про улицы, дома и так далее, спектакль про жителей одного дома, про какой-то исторический период. В общем, здесь возможностей масса. Совершенно не обязательно зацикливаться на «вербатиме», можно использовать документы частной жизни, какие-то дневники и так далее. Это может быть спектакль «свидетельский», когда жители города участвуют в нём сами. У меня есть свидетельский спектакль про актёров, которые не состоялись в своей профессии. Это 7 человек, они выходят на сцену и не говорят: «Я не состоялся в профессии», нет. Они говорят: «Я заболел раком», «У меня был алкоголизм», «Я не вовремя родила ребёнка», «Мама никогда в меня не верила»… Они рассказывают универсальные истории, и, хотя спектакль про определённую профессию, он любим зрителями, потому что это про каждого. Это такая кушетка у психоаналитика, потому что они рассказывают про себя очень травматичные вещи. И для зрителей это становится терапией, и для них это стало терапией. Я закрываю спектакль в ноябре, потому что большая часть этих актёров стали успешными…

– А спектакль о городе может стать терапией?

– Я считаю, что да. Искусство в принципе – это терапия. Вам тогда надо найти те болевые точки, которые вы хотите вылечить.