На этот раз всё было не так. От руки родного отца, допившегося до стадии белой горячки, погиб грудной ребёнок – двухмесячная Настя. А «личную неприязнь» пьяного родителя кроха вызвала тем, что, проснувшись, заплакала от голода.

На скамье подсудимых Иркутского областного суда оказался 31-летний Дмитрий Ульянов. Ранее к уголовной ответственности не привлекался. Вместе с гражданской женой и двумя детьми проживал в съёмной квартире в предместье Рабочее Иркутска, на улице Баррикад. Прописку имел по адресу: улица Ангарская, 14, где расположен Знаменский собор. В этой церкви он до самого ареста трудился разнорабочим, именно здесь познакомился и сошёлся с Евгенией, ставшей впоследствии матерью их общего ребёнка. Сожителей, имевших в храме приют и работу, попросили оставить стены религиозного учреждения лишь после того, как беременность Евгении стала очевидной для окружающих.

По этому уголовному делу Евгения проходит как потерпевшая. Суд даже взыскал в её пользу с направленного в колонию строгого режима убийцы компенсацию морального вреда в размере 500 тысяч рублей. Однако в то же самое время женщина числилась и в статусе подсудимой. Куйбышевский районный суд Иркутска счёл доказанной её вину в преступлении, предусмотренном статьёй 125 УК РФ: «Оставление в опасности лица, лишённого возможности принять меры к самосохранению по малолетству, в случаях, если виновный имел возможность оказать ему помощь и был обязан иметь о нём заботу». Преступление не является тяжким, и мать, не предпринявшая достаточных усилий для спасения собственной дочери, была приговорена к обязательным работам.

В этой драме есть ещё одно действующее лицо – десятилетний Толя, сын Евгении от первого, законного брака. В суде были оглашены свидетельские показания мальчика, на глазах которого «папа Дима» убил сестрёнку, а наутро сбросил её труп в подполье. Этого ребёнка можно считать потерпевшим и без присвоения официального статуса. Особенно если учесть, что мальчик и до той страшной ночи не имел нормального детства. Мать не заботилась, как положено, ни о его здоровье, ни о его развитии. Не удосужилась даже записать в своё время в школу. В первый класс ребёнок отправился уже на десятом году жизни после вмешательства инспекторов по делам несовершеннолетних. Лишь тогда его, признав умственно отсталым, зачислили в коррекционное учебное заведение.

О подробностях этого преступления, в которых скрупулёзно разбирался суд, писать очень тяжело – настолько они кошмарны. В конце октября прошлого года Дмитрий Ульянов получил очередную зарплату и накупил водки. Двое суток пил и после пяти бутылок, по его словам, плохо помнит, что творил в состоянии опьянения. Разве что смутно. На следствии и в суде глава семьи рассказывал, что в какой-то момент, когда дочка проснулась и заплакала, он «накрыл ребёнка подушкой, чтобы успокоить. Держал, пока не перестала кричать». Потом якобы поругался с женой из-за молочной смеси: «Увидел, что в банке смеси мало, испугался, что не сможет прокормить дочку, не хватит на это денег, и решил убить её». Убивал малютку душегуб в несколько подходов в течение суток. Он то накрывал её личико подушкой, то пережимал шейку рукой, то сдавливал голову, ломая кости. А потом кидал малышку с размаху на кровать и с силой прижимал. Время от времени, держа маленькое тельце за голову, принимался трясти его изо всех сил, «приводя в колебательное движение с высокой частотой», как записано в приговоре. И при этом приговаривал: «Я всё равно её кончу». В перерывах между этими «трудами» пил водку, спал, а отдохнув, вновь начинал бить, душить, трясти грудного, к тому же недоношенного младенца. По результатам судмедэкспертизы установлено, что девочка умерла от черепно-мозговой травмы, кровоизлияний и отёка головного мозга, переломов костей свода и основания черепа.

А где же всё это время – целые сутки – была мать ребёнка? Евгения спиртное не употребляла и делала попытки отнять девочку у пьяного мучителя. Но женщине маленького росточка, конечно, было не под силу справиться с рослым, озверевшим от водки мужиком. Он швырнул сожительницу так, что она отлетела к стене и сломала нос. Только вот можно ли такую «защиту» признать в качестве оправдания матери?

Десятилетний Толя, который прятался под курткой и дрожал от страха, наблюдая за убийством сестрёнки, рассказал следователю: «Папа Дима тряс Настю, взяв её за голову. Настя сильно плакала, а у него руки большие, так что он закрывал ей всю голову и лицо. При этом папа Дима говорил: «Я тебя убью, заткнись». После того как папа Дима потряс Настю и бросил на кровать, я увидел Настю на руках у мамы. Мама с Настей легли спать на диван». Но спали, как видно из материалов уголовного дела, недолго, до очередного взрыва агрессии главы семейства. За целые сутки, пока продолжалось убийство, мать, разумеется, могла улучить момент и сбежать из дома вместе с детьми. У неё, безусловно, была возможность обратиться за помощью к соседям, вызвать «скорую» и полицию. Соседи, кстати, не спали. В судебном заседании были оглашены показания свидетельницы, которая рассказала, что примерно в одиннадцать часов вечера раздались сильные удары в смежную стену – настолько сильные, что посыпалась штукатурка. Потом соседка услышала громкий, взахлёб, плач ребёнка. Она назвала его «страшным». Тем не менее вмешиваться в чужую жизнь женщина не стала. Ведь о помощи её никто не просил, а люди живут по-разному. Это точно. Наверняка агрессия супруга в ту ночь не стала для Евгении открытием, и у неё было время предотвратить трагедию. Но уйти от спутника, представлявшего угрозу, она не пожелала.

«Потерпевшей в ходе судебного заседания задавали вопрос, почему она не ушла с детьми от гражданского мужа, – рассказывает Людмила Инютина, выступавшая в процессе в качестве государственного обвинителя. – Но женщина ответила: «Куда мне было идти?» Она предпочитала терпеть». èèè

Дала понять участникам процесса, что терпела всю жизнь и привыкла. До встречи с Ульяновым жизнь Евгении тоже была убогой. По её словам, она и тогда ютилась при церкви, только в Листвянке. Терпела законного мужа, который, не скрываясь, ходил налево к её же собственной сестре. В то время, когда приходилось делить супруга с сестрой, Евгения родила от него второго ребёнка. И отказалась от малыша в роддоме, понимая, что не в состоянии его содержать.

Потом в её жизни появился Ульянов, но это мало что изменило. О том, как существовала эта семья, нетрудно догадаться, читая составленный следователем протокол осмотра места происшествия: в квартире куча пустых бутылок, банка с солёным огурцом на дне да кусок хлеба на столе. В церкви глава семейства между тем зарабатывал 20 тысяч рублей. На водку и мало-мальскую закуску ему этих денег, как видно, хватало, а вот на молочную смесь малышке не оставалось. «Дочь Ульянову мешала, он говорил, что не высыпается. Убийство он совершил, так как не был уверен, что сможет полноценно содержать Анастасию. Говорил, придётся работать на одну молочную смесь», – рассказывала в суде Евгения. Когда эта бесхарактерная женщина поняла, что её ребёнок умер, она просто напилась с горя, составив, наконец, компанию супругу-извергу. К тому времени тельце их дочери в полиэтиленовом мешке уже валялось на дне подполья. Её братишка Толя рассказал: «Утром папа Дима завернул Настю в полотенце, положил в чёрный пакет и бросил пакет с Настей в подполье. Сказал, это для того, чтобы не было запаха». Целый день до позднего вечера семейство провело в доме вместе с мёртвой малышкой. «На следующий день в квартире соседей стояла тишина, – дала показания жившая за стенкой женщина. – А вечером я узнала от полицейских об убийстве». Полицию Ульянов вызвал сам. Протрезвев, он «раскаялся и чистосердечно признался в преступлении».

Комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертиза признала Дмитрия Ульянова вменяемым, посчитав, что он, несмотря на органическое расстройство личности, способен осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. «В принудительных мерах медицинского характера виновный не нуждается. Во время убийства он не находился в состоянии физиологического аффекта. Его эмоциональное возбуждение возникло на фоне алкогольного опьянения, в которое он вверг себя по собственному желанию. Это состояние обострило неприязнь к ребёнку, вызвало агрессию и сняло внутренний контроль», – поясняет государственный обвинитель.

Старший прокурор отдела гособвинителей областной прокуратуры Людмила Инютина просила наказать виновного в убийстве, совершённом в отношении малолетнего (п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ), лишением свободы на 15 лет. Суд назначил ему 13 лет исправительной колонии строгого режима и ограничение свободы в течение года после освобождения. «Мало», – вырвалось у меня. Такой же была реакция конвойных после оглашения приговора. Но закон требует при назначении наказания учитывать не только характер и степень общественной опасности совершённого преступления, которое является особо тяжким, но и смягчающие обстоятельства. Ими стали явка с повинной, полное признание вины, способствование раскрытию и расследованию преступления, принесение извинений потерпевшей. О чистосердечном раскаянии протрезвевшего убийцы свидетельствует тот факт, что он всё-таки сам вызвал полицию и не пытался уйти от уголовной ответственности. Кроме того, приняты во внимание отсутствие у него судимостей, наличие заболеваний, данные о личности молодого человека, обстоятельства его жизни. Оказалось, что, будучи совсем маленьким, Дмитрий Ульянов жил с матерью в Чернобыле, взрыв на АЭС сказался на его здоровье – мальчик заработал болезнь крови и был признан инвалидом. Мать вскоре умерла, и ему пришлось скитаться по сиротским учреждениям и приёмным семьям.

Очевидно, суд не остался глух и к положительной характеристике, которую выдал обвиняемому в убийстве сотрудник православной религиозной организации Владимир Востряков: «Ульянов работал и жил на территории монастыря. Его сожительница ожидала ребёнка. По характеру Ульянов трудолюбивый, добросовестный. Когда родилась дочь, говорил, гордится тем, что он отец». Священнослужитель заявил также, что Ульянов «спиртным не злоупотреблял, хотя был случай невыхода на работу в связи с тем, что он находился в состоянии алкогольного опьянения». Одним словом, хороший человек, да бес попутал – с кем не бывает.

«Я спросила у подсудимого, как же он будет жить дальше с таким грузом на душе – убийством собственной дочери, – говорит Людмила Инютина. – Он ничего не ответил. Но, когда решалась судьба вещественных доказательств, попросил передать супруге два принадлежащих ему сотовых телефона. Сказал: «Я вряд ли теперь смогу ей чем-то помочь». И согласился с возложенной на него обязанностью выплачивать компенсацию морального ущерба, не стал обжаловать приговор».

Евгении и на этот раз удалось найти приют. В церковь она не вернулась, а может, её не взяли. Сейчас женщина живёт под крышей благотворительного фонда «Оберег», расположенного на улице Помяловского в Иркутске. Вроде бы даже подрабатывает помощником воспитателя – ведь туда приходят как раз мамы с маленькими детьми, чтобы спастись от домашнего насилия. Ирония судьбы: Евгения могла бы сейчас жить в этих стенах со своей малюткой, живой и здоровой, ей также помогали бы заботиться о девочке. Но убитый ребёнок похоронен как безродный – родная мать не пожелала взять на себя хлопоты о погребении девочки. Никаких антимоний – умерла так умерла. «В судебном заседании потерпевшая плакала. Но я не увидела в ней материнского сердца, осознания жизненных ценностей», – говорит советник юстиции Людмила Инютина.

Как известно, Евгения выносила и родила троих детей, но при этом ни разу не вставала на учёт в женскую консультацию по беременности. Просто, когда подходил срок появления младенца на свет, вызывала «скорую», и её увозили в роддом. Детей эта женщина рожала, как котят, не беспокоясь об их здоровье, развитии, образовании. Не задумываясь о дальнейшей судьбе – да что там, даже об их жизни! Ведь понимала, что совместное проживание с «папой Димой» представляет опасность и для малютки, и для её старшего брата, но ничего не предприняла.

Вспоминает ли теперь Евгения свою крошку, закопанную среди бомжей? И как сложатся судьбы её старших ребят – Анатолия, устроенного после страшной трагедии в интернат, и малыша, оставленного в роддоме? О них теперь заботится государство – и это уж точно не хуже, чем находиться во власти таких родителей, какие достались этим деткам.