Никогда ещё не было так интересно расшифровывать на бумагу диктофонную запись. В динамиках слышались резкий шорох степного ветра, лай собаки и спокойный голос женщины, рассказывающей о том, что с трудом укладывается в голове современного жителя большого города.

– Это рыжий козёл Манжелай, – Анжелика Алсаткина терпеливо устанавливает на деревянной дорожке во дворе невысокие, до колена, конусы войлочных фигурок, отсылающие к бурятской мифологии. Они сушатся на солнце, а ветер непочтительно стремится повалить их и погонять по двору. – Манжелай – покровитель плодородия. Он мог одним взглядом оплодотворить множество девушек.

Заметив скептический взгляд, художница улыбается и добавляет:

– Так же у нас в сказаниях есть богиня чувственности Саамса-хатам. Она всегда изображается с рукой, закрывающей рот. Потому что вместо рта у неё клюв, он окровавлен. Она заманивала охотников вглубь леса, женскими способами усыпляла их бдительность и выклёвывала им мозг. Правда, очень похоже на многих современных женщин, – уже открыто смеётся она.

Персонажи, конечно, стилизованные, однако мастера считают, что их нужно визуализировать, чтобы дети получали представление о бурятском национальном фольклоре. Среди войлочных фигур божеств Солнца, Серебряного Господина Луны, Царя Насекомых прячется маленькая фигурка с птичкой в руках. Именно о ней, а не о сильных, ярких божествах Анжелика Борисовна рассказывает особенно много и охотно. Это Туэдэ – в бурятском языке это не имя собственное, слово означает «бабушка». Зато роль Туэдэ в бурятской семье невозможно переоценить.

– У нас ведь культ матриархата, детей воспитывают именно бабушки. Они учат детей языку, традициям, счёту, заставляют запоминать поколения предков, своё генеалогическое древо. Поэтому в нашей мифологии присутствует важный образ Гормол-туэдэ, которая на небесах владеет дворцами, где сидят мастерицы. Это женщины, которые на земле шили одежду, обувь, делали войлочные шердыки (коврики) и циновки из конского волоса. После смерти они попадают на небо и ткут там детские души, которые посылают новорождённым, – Анжелика Борисовна легко вздыхает и добавляет: – Я всегда говорю, что и у меня там место зарезервировано – я ведь всё это умею делать.

На резонный вопрос, как это бабушки с неба посылают души детям, мастерица смотрит с недоумением, как учительница на первоклашку, не выучившего урок, и отвечает издалека:

– Вы знаете, что в Средней Азии юрты окружают нитью из шерсти и конского волоса, чтобы в них не заползали змеи и скорпионы? Эти материалы и сейчас имеют функцию оберега. Раньше монголы вообще волосы не стригли – считалось, что в них заключена жизненная сила. А добрую судьбу, богатство, благополучие, здоровье боги спускали с небес по тонкой нити из конского волоса.

Возвращение домой

Мы сидим за столом, на котором стоит простая традиционная еда: «белая пища» – молоко, сметана, творог. Овощи со своего огорода. На плите варятся позы. Анжелика Борисовна рассказывает, как она, архитектор по образованию, иллюстратор книг, художник-график, пришла к идее возрождения национальных традиций. Городской человек, иркутянка, в областном центре в 1978 году окончила среднюю школу, потом училась в первой художественной школе Иркутска: «На улице Сухэ-Батора, она была в чердачном помещении актёрского подворья», – уточняет она. Потом отучилась на архитектурном и в 1983 году по распределению уехала с мужем работать в Краснокаменск Читинской области.

Там она работала художником-прикладником, проектировала интерьеры малых архитектурных форм.

– Я и здесь успела позаниматься «монументалкой» – на территории округа стоят три мои стелы. Одна на Александровском тракте, на въезде в Новонукутск. Вторая – на въезде в Усть-Орду, на Качугском тракте. И ещё одна, посвящённая хозяину Ольхона Ханхату-бааба, – на границе Баяндая и Ольхонского района, – вспоминает она.

Вернуться на малую родину вынудили перестройка и вызванный ею развал страны. Жизнь в Краснокаменске была мечтой советского человека – это была жизнь при коммунизме. Краснокаменск в то время был закрытым городом, «почтовым ящиком» Министерства тяжёлой промышленности и работал на нужды «оборонки». Пять видов колбасы в магазине были привычной повседневностью. Потом всё развалилось, и пришлось вернуться в Иркутск. В 1992 году Анжелика Алсаткина обосновалась в Усть-Орде. Но к тому времени она уже точно знала, чем хочет заниматься в жизни.

– Это был поиск своего пути. Ещё в художественной школе я пыталась искать своё «я», в 1985 году ездила в Читинский Союз художников, показывала свои работы. У меня было огромное количество материала по русскому костюму, по буддийской культуре, по бурятскому прикладному искусству. Я ездила в Улан-Удэ, искала этнические мотивы в национальных корнях – всегда ведь в конечном счёте тянешься к тому, что записано у тебя в генетическом коде.

В 1992 году, приехав жить в бурятский национальный округ, Анжелика Алсаткина сначала пошла работать в комитет по культуре специалистом, но скоро, как она сама выражается, «понизила себя до методиста» и занялась вопросами возрождения национальной культуры через прикладное искусство. Вскоре она уже работала в научно-методическом центре, который через некоторое непродолжительное время окончательно отпочковался от комитета по культуре. Забрав оттуда «семь ставок», с этими первыми семью единомышленниками она в 1996 году создала Усть-Ордынский Национальный центр художественных народных промыслов.

Легенда о Смуглом Старце

В мастерской главенствуют маски. Вытянутые, как каменные болваны на острове Пасхи, или круглые, как шаманские бубны, они не похожи на интеллигентно-вычурные театральные лики. Маски из выделанной коровьей кожи горят на солнце собственным живым светом. Угрожающие, безглазые – металлические зрачки ещё остывают в гипсовых формах – они похожи на древних богов, которым приносили кровавые жертвы. Легенда об их появлении скорее трагическая.

– Маски появились здесь, на этих землях. Легенда гласит, что однажды один из бурятских родов бежал от воинственного племени меркитов (одно из монгольских племён, вошедших в империю Чингисхана). Тогда ведь кочевали со всем скотом, бежали со всей утварью, обозом. Старики, глава рода и его жена, поняли, что становятся обузой и с ними роду не уйти. И они приняли трудное решение, – Анжелика Борисовна задумывается, потом осторожно подбирает слова: – Есть один обряд. Я сначала ужаснулась и только потом поняла его смысл…

Когда кочевники остановились на ночную стоянку, старики попросили забить корову и достать из неё толстую жирную кишку. Блюдо приготовили, и старики начали его есть, пока не подавились и не задохнулись насмерть. Перед смертью глава рода попросил, чтобы если не его тело, то хотя бы голову привезли на родные земли. Легенда умалчивает, удалось ли довезти голову до родовых земель, холодильники ведь ещё не придумали. Но с тех пор у балаганских и нукутских бурятов появилась традиция делать маски Смуглого Старца – пожертвовавшего собой и погибшего главы их рода. Первые маски были деревянными, с большим отверстием рта – чтобы кормить Смуглого Старца жиром и салом.

– Смысл его жертвы был в том, что он нашёл единственный способ не совершить грех самому и не возложить вину на свой род. Сами посудите, самоубийство – это грех. Приказать молодым бросить своих старейшин в степи перед наступающим врагом – грех на весь род. А так – ели, подавились, обычный несчастный случай, – рассуждает Анжелика Борисовна.

Маски после этого претерпели несколько трансформаций. Вскоре их принялись делать из металла, их стали носить шаманы, военачальники, отважные воины. Потом научились особым образом выделывать бычьи шкуры – от них пружинил и отскакивал топор.

– Маски были устрашающие, производили психологический эффект – подавляли дух противника. Представляете себе такую облавную охоту в этих масках – охота ведь была, как сейчас учения, которые проводит Шойгу, такой же обучающей операцией. В этом была и устрашающая мощь государства. По легенде, из этих земель с золотым блюдом на голове могла выйти целомудренная девушка и дойти до территории современного Афганистана – никто бы её не осмелился тронуть, – рассказывает об истоках своего творчества художник Алсаткина.

После такой будоражащей предыстории о технологии рассказывать даже скучно. Используется коровья шкура, по словам мастерицы, окончательно выделанная, она имеет витражный эффект – каждая жилочка, каждая морщина создаёт свой неповторимый узор, жёлтая кожа просвечивает на солнце, а твёрдой она становится настолько, что её приходится обрезать лобзиком с пилкой по металлу. Шкура, закупленная на мясокомбинате, проходит долгий путь технологической обработки: её сначала вымачивают в извести, потом вручную скоблят, отделяя волосяной покров, выполаскивают от извести, дающей ненужную белёсость, потом промазывают маслом для прозрачности. Затем её сутками «парят» в бане при температуре более ста градусов, чтобы белок запёкся и шкура стала твёрдой, как жесть.

История, разбросанная по всему миру

На вопрос, зачем в современном мире, в котором правят бездуховная электроника, большая политика и повседневный прагматизм, она всем этим занимается, Анжелика Алсаткина отвечает сразу, словно постоянно думает об этом.

– Вскоре после приезда в Усть-Орду я нашла в нашей районной Думе статистику – тогда автономный бурятский округ был первым в стране по количеству подростковых суицидов. Дети не имели корней, не знали, кто они и откуда пришли, зачем живут, и поэтому не ценили жизнь, – она вздыхает и переходит на более общее видение проблемы. – Смотрите, есть западные и восточные буряты. Восточные – это Читинская область, Республика Бурятия и Агинский округ, они традиционно были буддистами. Мы, западные, прибайкальские, за годы Советской власти оказались сильно русифицированными. Большевики считали, что пришли сюда, дали нам образование и культуру, словно мы были какие-то дикие племена. А здесь ведь была своя древняя и уникальная культура! Нам нужно было вернуть свою самоидентификацию.

Национальный центр художественных народных промыслов, в котором сначала работали семь человек, а сейчас в два раза больше, начал с того, что стал собирать весь доступный этнографический материал. Восстанавливали сведения о материально-бытовой культуре исконных народов Прибайкалья – о костюмах и орнаменте, о художественном металле и изделиях из дерева. На этом хлипком, но постоянно пополняемом основании мастера начали производить собственные прикладные изделия – предметы быта, сувениры и обрядовые предметы, национальные костюмы.

– Это ведь смешно сейчас вспоминать – раньше в Усть-Ордынском была единственная на весь округ швейная мастерская «Новинка», где шились национальные костюмы. Все одинаковые. Люди смотрели на них и не понимали: кто это к ним приехал, из каких земель, из какого рода?! А наш костюм – это паспорт народа! Покрой, украшения, орнамент – всё имело свой смысл! Его отделывали серебром, украшали кораллами, которые китайцы привозили с Индийского океана.

Анжелика Борисовна показывает один из своих нарядов. Говорит, что это шаманское одеяние, поэтому ни примерить не даёт, ни сама не надевает – это табуированные вещи, для этого нужно просить разрешения у духов. Она объясняет, что даже общие для всех костюмов вещи имели своё значение. Например, «ынгыр» – грудная часть, обшлага и подол отделывались тёплым и износостойким мехом выдры, который ценился выше шкурок норки и соболя.

– Покушали вы жирную пищу, устряпались жиром на груди и на рукавах, прошли по распутице – изгваздали в грязи подол. В степи стиральных машин нет, стирать в реке в походе не получится. А с отделки мехом стряхнул – и пошёл дальше, – показывает она.

Основная проблема оказалась в том, что огромное количество этнографического материала было вывезено различными экспедициями Русского Географического общества – эти предметы были разбросаны по хранилищам музеев Санкт-Петербурга, Парижа и Гамбурга. Сотрудники центра отслеживали все доступные публикации, приезжали в музеи, договаривались с хранителями и за деньги снимали, фотографировали фонды, чтобы вернуть их на родину хотя бы в таком виде.

– Наша цель – сохранение и развитие нашей традиционной культуры, – формулирует суть своей работы Анжелика Алсаткина. – Мы распространяем эти знания среди людей, рассказываем об этом детям в школах, проводим мастер-классы, читаем лекции, организовываем круглые столы и научно-практические конференции.

Вера в чудо

Ближайшее мероприятие – три выставки «Легенды и мифы озера Байкал». На них будут представлены гобелены из конского волоса, войлока и металла. Посвящена экспозиция хозяевам рек и озёр, хозяйке зеркальной глади, водным божествам лусут-ханам, которым местные до сих пор проводят обряды.

Даже сейчас эти божества – не абстрактные сказки из бурятского эпоса. Например, есть предание, что в верховьях Лены, неподалёку от Шишкинских писаниц, давным-давно погиб в бою с казаками отважный Ажирай-бухэ. Его тело упало в воду, и его унесла Лена. Вместе со своей умершей от горя госпожой Алма они стали грозными и жестокими божествами этих мест. И до сих пор в тех местах бурятскими шаманами проводятся обряды: когда юноша собирается в армию, мужчина служит военным, идёт работать в судебную систему или во власть, они приходят туда и молятся этим богам.

– Вот вы наверняка относитесь к этому с недоверием. А я часто сталкиваюсь с чудом. Я видела, как шаман, проводя обряд, впадает в транс и говорит человеку такие сокровенные вещи, которые может знать только он сам. Он говорит, кто из его предков ведёт его по жизни и защищает, в какой местности он жил и сколько поколений назад. Я знаю случаи, когда люди поднимали архивы, и это подтверждалось, – буднично рассказывает Анжелика Борисовна.

Кроме того, как она уверяет, в истории известны случаи, когда духи хранили целые земли и роды, живущие на них. Так, в хрониках ей попалась история купца Ланина, который в 1846 году задумал добывать уголь на берегах Байкала. Старики собирались и проводили молебен, в котором просили духов: «Спрячьте наши богатства за пазухи, защитите наши породные земли для будущих детей». Через несколько дней на шахте произошёл взрыв, несколько человек погибли, а остальные в ужасе разбежались и отказались работать. Чуду всегда есть место в жизни, пока есть люди, которые в него верят.