издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Здравствуй, читатель

В июле-августе 1968 года Иркутск жил своей обычной трудной жизнью. События в Чехословакии, ввод туда советских войск и разгром общественных и государственных институтов могли бы остаться на периферии интересов иркутян, если бы не сложившийся к тому времени у широких обывательских масс миф о «продаже чехам Байкала».

Леонид Иосифович Шинкарёв, в то время собственный корреспондент газеты «Известия» по Восточной Сибири, писал про это лето в своей мемуарной книге «Я это всё почти забыл»:

«20 июля 1968 года аккредитованные в Иркутске корреспонденты центральной прессы были на собрании пленума обкома партии. Речь шла о письме лидеров пяти стран чехословацкому руководству. Такие собрания в те дни проходили по всей стране. У большинства иркутян повышенного интереса к чехословацким событиям не наблюдалось. Они спорили о том, правда ли, что чехам продали или сдали в аренду озеро Байкал. Эти разговоры возникли за четыре года до вторжения, когда растроганные встречами с Иржи Ганзелкой и Мирославом Зикмундом члены рыболовецкого колхоза в посёлке Култук на Байкале завязали переписку с чешским сельскохозяйственным кооперативом. Чехи прислали култукцам в подарок четыре бочки пльзенского пива, а култукцы в ответ отправили четыре бочки слабосолёного омуля. И по городу пошло: «Слышали новости? Байкал продали чехам».

– Что за чепуха…

– Точно, в аренду на двадцать лет!

События 1968 года иркутян не слишком занимали, были заботы неотложнее. Моя жена по три-четыре часа толкалась на городском рынке в очереди за десятком привозных яблок, чтобы уберечь дочь от авитаминоза, и места себе не находила, читая в газетах советы европейских модных салонов насчёт яблочных масок для лица. Многим казалось, что чехи, поляки, венгры, немцы, другие наши европейские братья, как говорится, с жиру бесятся. Попробовали бы жить в сибирской глубинке, научились бы дорожить тем, что имеют. «Мы с ними делимся последним, лишь бы никуда не рыпались, а им всё мало!» – говорили на автобусных остановках. А в ответ неслось: «Ничего, был бы хлеб, а мыши найдутся!»

Усталые, затурканные люди, раздражённые своей унизительной жизнью, не слишком интересовались мировыми событиями; по горло хватало хлопот – как устоять в многолетней очереди на жильё, где достать румынскую мебель, польский костюм, чешскую обувь и раздобыть к празднику хотя бы банку латвийских шпротов. А политикой пусть занимаются власти, они знают, что делают.

Только интеллигенция следила за событиями с явным к чехам сочувствием, которое читалось в глазах, даже когда люди оглядывались и молчали. Старания чехов реформировать экономику, возродить институты гражданского общества, критически переосмыслить выбранный путь грели надеждой; мог появиться полигон для эксперимента по переходу от тоталитаризма к демократии. Между собой люди недоумевали: ну зачем требовать от чехов восторга по поводу советского планирования, процессов над инакомыслящими, социалистического реализма в искусстве? Кому это нужно, каждое их сомнение объявлять святотатством? Пражским реформаторам многие желали удачи, надеясь получить толчок хоть к каким-нибудь переменам у нас».

И, кстати, читайте газеты!

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры