По своей натуре она не принадлежит к весёлым людям, и чувство юмора у неё нередко с горчинкой. Так мне казалось во времена нашей совместной работы на излёте прошлого столетия. Ну не было в ней будоражащего оптимизма! Думаю, что и сейчас ему неоткуда особенно взяться. Я много раз чувствовала, как несут свой груз всяческих сомнений люди умные и чуткие. Она была абсолютно на своём месте, когда ежедневно принимала вал читательских писем, иногда больше ста в день. Нельзя пропустить беду, вопиющую несправедливость, человеческую боль на самом краю. Может, сравнение неожиданное, но это как сортировка раненых в медсанбате. У медиков были инструкции, кого брать в первую очередь, а кто ещё подождёт. «Так что же это такое – письмо в газету? – однажды написала она. – Мимолётный штрих текущей минуты? Сколок эпохи? Одинокий голос, пробивающийся сквозь гул толпы? Для меня – знак людского доверия, решившего мою журналистскую судьбу, перед которым я всегда в неоплатном долгу».

Эля хлебнула военного детства, но всё же под родительским крылом. Мама и папа были музыкантами: драгоценный груз в руках – арфа и виолончель. Все оперы Элла прослушала в оркестровой яме чудом уцелевшего после вражеской оккупации Донецкого театра. Семьи артистов жили в гримёрках, и дети играли в таинственной стране под названием «Закулисье». Мне нравилось, как она рассказывала про театрального кота Фрица. Артисты привезли его из сибирской эвакуации, и он в благодарность ловил мышей и складывал их кучкой под дверью кабинета директора театра. После школы Элла окончила Иркутский университет и через несколько лет пришла в «Восточно-Сибирскую правду». Это уже близились к концу шестидесятые.

У Климовой немало воспоминаний о своих коллегах. Самый притягательный адрес путешествия во времени – улица Карла Маркса,13. Раньше здесь располагалась редакция. Она помнит, как сидела на колдобистом кожаном диване, пропахшем до последней пружины табачным дымом, и с замиранием сердца ждала вердикта редактора Елены Яковлевой. Услышала: «В отдел писем пойдёшь?» Да разве можно было говорить это в форме вопроса! Уже потом, через годы, идя по центральной улице, она старалась перейти на противоположный тротуар, чтобы лучше рассмотреть окна родной конторы, мысленно окликнуть каждое из них. За широкими рамами сразу угадывались уютные и тесные пятачки кабинетов, отзвуки голосов их обитателей. Какие имена: Леонид Лифшиц, Валерий Ладейщиков, Борис Новгородов, Мария Конева, Идея Дубовцева. Ей, конечно, повезло на коллектив – и в самом начале, и потом, когда он менялся. Но журналистское братство оставалось неизменным. Очень тепло она всегда вспоминает о своём заведующем отделом писем Викторе Рязанцеве. Это от него она узнала, что письмо в газету – «товар штучный». Одно зовёт в дорогу, второе требует нескольких настоятельных телефонных звонков, третье – должно оказаться в ближайшей подборке на полосе. Редакционные письма не перечитывали на канцелярский манер, каждое надо было почувствовать, даже самое беспомощное, с каракулями, ни о чём. У Эллы была возможность первой прикоснуться к чужой судьбе и по самому интересному письму выехать в командировку. Жизнь дарила ей сюжеты. А это всегда читательский успех.

Есть такое выражение: «слово метит мысль клеймом неточности». Каждый журналист испытывает писательские муки слова. Рука набивается, но только до определённой степени. Хочешь сказать, а слово подходящее найти не можешь. Талант Эллы Климовой заключался в том, что она умела находить для своих мыслей точные, сдержанные слова. Однажды пропела мне песню геологов со строчками: «Ты пойдёшь по тайге опять молибдена руду искать». Так вот это и о нашей профессии тоже. Пока перелопатишь тонну «руды»…

Помню, я написала материал про трудного мальчишку. Из детского дома он убежал к матери, которую лишили родительских прав. По дороге что-то украл. Когда мы пришли к ним с воспитательницей детского дома, он закрылся в комнате, мы втроём просили его оттуда выйти. Но в конечном итоге материал получился излишне причёсанным. Я отдала свой текст на правку Климовой. Она трижды его возвращала, прямо до обиды. Но это была цепкость опытного газетчика. «Да ты пойми, – объясняла мне, – мы редко становимся участниками события, причём драматического. Кто тебе сказал, что газете это не нужно? Передай всё, как было. Не сглатывай слова». Вместе мы придумали тогда заголовок: «Соколы и соколята». У мальчишки было прозвище Соколёнок. Она радовалась этому материалу, как своему.

Скольким людям реально помогла Элла Климова, сосчитать невозможно. Много лет она вела в «Восточке» медицинскую тему. Очерки и беседы с замечательными медиками Приангарья – высочайший уровень журналиста. Герой всегда чувствует, в чьи руки попадает, он доверяет себя человеку с блокнотом, когда чувствует мостик беседы, заинтересованные глаза, владение темой, что тоже важно. И вот известный профессор раскрывает своё кредо: «Отдать ученикам всё, что накоплено тобой, передать по наследству не только знания, но и нравственный свой капитал, повториться в них – разве не в том смысл прожитых лет?» Цинизм наших дней заключается в том, что кто-то готов объявить подобные слова излишне пафосными. Скажите об этом ей, отпахавшей на газетной ниве столько лет, и она только усмехнётся: «Вы наиграетесь в свои игры и вернётесь к тому, что будет цениться всегда на благо жизни».

Элла ушла на отдых несколько лет назад, получив звание заслуженного работника культуры, орден Дружбы, знак «За заслуги перед Иркутской областью» и профессиональную премию «Золотое перо». Почему-то многие думали, что она будет часто приходить в редакцию, пить чаёк с коллегами, но это оказалось не так. И даже дозвониться до неё теперь непросто. Тут нельзя ничего додумывать за человека, однажды сказавшего: «Я однолюб. «Восточка» – моя привязанность на всю жизнь».

Мы редко бывали друг у друга в гостях, но как-то вдруг Элла пригласила нас на фаршированную щуку. Щука была огромная, приготовленная по всем правилам. Мы уселись за стол женской компанией вместе с её сыном Алёшей, который был тогда подростком. Все знали, что хозяйка не очень любит готовить разносолы, и поразились её кулинарному искусству. А говорили о чём? Да всё о ней, о работе. Элла всегда ценила дух своей газеты, иронично говоря об «этакой фартовой журналистской якобы вольнице». Сколько оговорок, но, по большому счёту, вольница в её жизни была. При всей обязаловке прошлого и нынешнего времени она пробивалась к читателю с размышлениями о жизни, которые были ему необходимы. Остро реагировала на несправедливость. А теперь с её даром и багажом книгу бы написать! Но трудно наш брат пишет книги…