Фраза про выкашивание лесов – не новая. Так оценивают развитие лесного бизнеса в Прибайкалье многие жители области, считающие лес естественной средой своего обитания. Слова «косить» и «выкашивать» по отношению к лесу из их уст звучат так часто, что в моём восприятии уже утратили былой сарказм и экспрессивность. Теперь это обыденная констатация факта. Люди, не имеющие прямого отношения к лесному бизнесу, как правило, не заморачиваются цифрами официальной статистики и хитросплетениями лесного законодательства. Говорят собственными словами о том, что видят собственными глазами, и образно подчёркивают личное убеждение в чрезмерности вырубок, ведущих и уже приводящих к деградации и даже к истреблению лесов, доступных им, населению.

Но многие – не значит, что все. Владельцы лесного бизнеса, вложившие немало живых рублей в развитие лесозаготовительного и лесоперерабатывающего бизнеса, создавшие тысячи рабочих мест, – они тоже население. Действующие представители чиновничества регионального и муниципального уровней, ответственные за экономическое благополучие региона, – тоже часть населения, хоть и несколько специфическая. Они цифрами 35 миллионов кубометров заготовленной древесины гордятся, считают её достижением. Эта часть населения очень не любит словосочетание «выкашивание лесов». Если честно, они и слово «вырубка» тоже не любят и, как могут, избегают его в официальных документах, в докладах и официальных интервью, заменяя словами «заготовка древесины». Но больше всего им нравится говорить «освоение лесов». Звучит жизнеутверждающе, оптимистично и ни на какое истребление естественной тайги совсем не похоже.

Эта часть населения, в отличие от простых жителей области, владеет официальными цифрами статистики, а освоение лесов планирует, опираясь на действующее законодательство. Профессионалы, оперируя цифрами и законами, легко докажут любому жителю области, профессионально с лесным бизнесом не связанному, что своими глазами он видит совсем не то, что происходит в лесу на самом деле. Никакого выкашивания нет, потому что лесной бизнес у нас экологически ориентирован и в большинстве своём даже «добровольно сертифицирован». Леса осваиваются без ущерба для таёжной экосистемы. Достигнутые объёмы вырубок вполне законны и, согласно расчётной лесосеке, могут быть увеличены ещё почти в два раза. Представители частного лесного бизнеса и чиновничества, скорее всего, не станут отрицать, что данные расчётной лесосеки давно и безнадёжно устарели, утратили актуальность и объективность, но за неимением свежих материалов лесоустройства они всё равно считаются единственным официальным ориентиром для определения допустимых объёмов изъятия древесины из живого леса.

Спор между разными слоями населения, имеющими разные лесные интересы, может быть бесконечным. Это не так страшно. Важнее, чтобы он не был бесполезным.

Но есть в наших человеческих отношениях с лесом и общее, безусловное зло, объединяющее все слои населения независимо от профессии и социального статуса. Бесспорно и позорно для нашего региона, что криминальными рубками и «серыми» лесопилками, во множестве разбросанными по деревням, мы тоже давно прославились на всю свою лесную державу. Недавно слышал от компетентного человека, что едва ли не 70 процентов от общесибирского криминального оборота древесины приходится на Иркутскую область.

– А «чёрных» лесорубов у нас о-очень много! – рассказывала мне учительница из Никольска во Всероссийский день посадки леса. – Они работают день и ночь. КамАЗы идут и идут. Дяденьки нехорошие лес выкашивают, а детки наши потом приходят и сажают. Сколько у нас пилорам? Штук пять, наверное. На одно село!

– Иркутская область занимает первое место в России по объёмам незаконно заготавливаемой древесины, – подтвердил журналистам Эдуард Филиппов во время недавнего совместного выезда в Никольск сотрудников министерства лесного комплекса Иркутской области и МВД. – В прошлом году ущерб от незаконной заготовки древесины на территории области составил пять миллиардов четыреста миллионов рублей.

Для сравнения, чтобы цифра ущерба стала понятнее, замечу, что годовой бюджет всего Иркутского района, к примеру, колеблется где-то около цифры в полтора миллиарда рублей. То есть ущерб (подчеркну, не полный, а только от тех незаконных рубок, которые удалось выявить) превышает годовой бюджет целого административного района в 3,6 раза.

Эдуард Филиппов работает начальником одного из отделов министерства лесного комплекса Иркутской области и в числе прочих обязанностей курирует подготовку к реализации пилотного проекта по электронному учёту всей древесины, легально заготовленной на территории Иркутской области. Печальную цифру ущерба от прошлогоднего разгула «чёрных» лесорубов он назвал журналистам в Никольске во время проверки деятельности расположенных здесь пунктов приёма, переработки и отгрузки древесины. Это делается в рамках исполнения требований принятого в ноябре прошлого года регионального закона № 100-ОЗ «Об организации деятельности пунктов приёма, переработки и отгрузки древесины на территории Иркутской области», направленного в конечном счёте на ликвидацию рынка сбыта криминальной древесины. В том числе, а может быть, и в первую очередь за счёт внедрения электронного учёта всей древесины, заготовленной официально.

Это в законе звучит так солидно и официально – пункты приёма, переработки и отгрузки древесины. А в жизни это не только такие солидные предприятия, как заводы Группы «Илим» в Братске и Усть-Илимске или Транссибирская лесная компания в Усть-Куте, но и примитивные мелкие пилорамки, попрятанные за огородами в деревнях или занявшие заброшенные коровники в бывших колхозах-совхозах. Местные жители называют их «воровайками». Не потому, что они сами воруют лес, а потому, что многие скупают криминальную древесину у «чёрных» лесорубов либо оказывают им услуги по примитивной обработке круглых лесоматериалов, чтобы украденный лес легализовать было проще.

На первом этапе реализации пилотного проекта всем лесоперерабатывающим предприятиям, подпадающим под определение пунктов приёма и отгрузки древесины, от индивидуальных предпринимателей до самых крупных акционерных обществ, в соответствии с сотым законом было предложено встать на специальный учёт. Незарегистрированные пункты подлежат ликвидации, а не вставшие на учёт и не прекратившие производственную деятельность – правовому преследованию вплоть до уголовного. Первый, подготовительный этап – регистрация пунктов – относительно ранее намеченных сроков заметно затянулся, но к настоящему времени, по словам Эдуарда Филиппова, завершён. Ко дню выезда в Никольск на учёт в общей сложности было поставлено 1311 пунктов приёма, переработки и отгрузки древесины, расположенных на территории Иркутской области. Вновь создаваемые пункты, как понял я разъяснения Филиппова, подлежат бесплатной регистрации в соответствии с установленным порядком. А существовавшие ранее, но вовремя не зарегистрировавшиеся, могут быть поставлены на учёт после оплаты штрафа за пропущенные сроки.

Второй этап подготовки к повсеместному внедрению электронного учёта заготовленной древесины заключается в выездных, натурных проверках деятельности официально зарегистрированных пунктов. Особое внимание – ведению учётной документации по новым требованиям сотого закона, исключающим возможность скупки или оказания услуг по переработке ворованного леса. Вот и этот адрес в Никольске, куда рейдовая бригада регионального минлеса и МВД приехала с группой журналистов, не случаен. Индивидуального предпринимателя, владельца сельской пилорамы, поставленной на учёт в качестве пункта приёма, переработки и отгрузки древесины, некоторое время назад уже проверяли и выявили нарушения как раз по ведению учётной документации. У бизнесмена не оказалось книг учёта, приёма, переработки и отгрузки древесины, а без этого легальность происхождения сырья и продукции, находящейся на территории предприятия, вызывает обоснованные сомнения. Сделали замечания и вот внезапно приехали вновь, чтобы проверить, как те замечания учтены и устранены.

– Да, конечно мы завели все учётные книги, – отвечает хозяин инспекторам и по их просьбе приносит три новеньких, ещё не помятых, не замаранных, аккуратно изготовленных и соответственно требованиям закона прошитых документа. На титульных листах соответствующие надписи: Книга по учёту принятой… переработанной… отгруженной древесины. Инспекторы открывают одну, другую – внутри тоже всё правильно разграфлено и разлиновано. Но есть и огорчающая «засада» – за окном конторы, на территории пилорамы, в штабелях лежит примерно 700 кубометров круглого леса (специалисты уже замерили и посчитали по специальным коэффициентам), а в новеньких книгах – девственная чистота.

Начинается довольно долгий диалог, утомительный своей невнятностью. Вопросы инспекторов просты, ответы и объяснения проверяемого – обтекаемые, неуверенные.

– Если вы осуществили приём или отгрузку, записи должны делаться сразу, – растолковывает инспектор предпринимателю порядок ведения учётной документации, который тот и так обязан знать, зарегистрировав пункт и тем самым приняв на себя ответственность за соблюдение всех правил и условий его деятельности.

– Ну вот, я принял, ещё не заполнил, – объясняет свою невиновность предприниматель.

– Принимали когда?

– Принял сегодня. Просто на распиловку попросили, услуги пилорамы, всё.

– Подтверждающие документы?

Хозяин пилорамы приносит какой-то договор. Инспектора читают и, не поняв суть, вновь задают неудобные вопросы.

– Договор составлен на… (инспектор называет имя женщины). С ней тогда у вас должен быть договор оказания услуг, правильно?

– Ну просто по звонку сегодня приехали, – отвечает предприниматель.

– По звонку, а древесину уже привезли? На основании чего?

– Ну услуги пилорамы. Просто договор ещё не составленный, но… – хозяин пилорамы не стал продолжать мысль, видимо, решив, что и так всё всем понятно.

Так и не сумев выяснить по тексту договора, откуда взялась древесина, где и кем она заготовлена, Эдуард Филиппов попросил пригласить женщину, с которой составлен договор. И тут началось совсем непонятное. Вначале выяснилось, что она живёт не в Никольске, а в Качуге. Это где-то порядка двухсот километров от пилорамы. Потом оказалось, что прояснить ситуацию она всё равно не сможет, поскольку от её имени (возможно, по доверенности) действует некий мужчина. Но он тоже находится в Качуге, поэтому пригласить его сюда никак невозможно. И древесина тоже привезена сюда из Качуга.

– Из Качуга древесина? Здесь? – первый раз не сумели скрыть удивления много всякого повидавшие инспектора из минлеса и МВД. – На распиловку? То есть вы её распилите и увезёте обратно в Качуг?

– Ну почему?..

– Договор составлен с нарушениями, – резюмирует Эдуард Филиппов, закончив изучение документа. – И вопросы законности заготовки древесины тоже возникают.

Инспектора, похоже, всё поняли. По крайней мере, удивления на их лицах я больше не видел, и вопросы предпринимателю они задавать перестали. Вновь отошли с рулеткой к штабелям леса, а хозяин пилорамы, оставшись с журналистами, произнёс гневный монолог, в котором определяющими были слова «как в засаде сидели», «сдали», «сливают информацию хорошую, видать» и «до меня одного доколупались». Его, похоже, очень рассердило, что инспектора, сделав замечания в свой первый приезд, «додумались» приехать ещё и второй раз, чтобы на месте проверить, как те замечания устранены.

В последнем утверждении по поводу «до меня одного доколупались» хозяин пилорамы, увы, не оригинален. Мне и раньше – и год, и несколько лет назад – доводилось участвовать в похожих проверках. Поэтому привык к тому, что хозяева мелких и крупных лесопилок, если у них обнаруживаются нарушения, всегда начинают возмущаться как раз тем, что проверяют именно их, а не Васю Пупкина с противоположного конца деревни, к примеру. И этот пункт для правоохранительных органов и лесных инспекторов тоже совсем не первый и далеко не последний. Об этом представитель минлеса рассказал журналистам здесь же, в Никольске, но на другом, теперь уже бывшем, пункте приёма, переработки и отгрузки древесины. Бывшем, потому что нынче пилорама сгорела.

– Это предприятие складировало отходы лесопиления в полях, и там они горели. Вот, видимо, огонь вернулся обратно, – высказал он журналистам предполагаемую причину пожара.

На обугленные остатки одной из никольских пилорам инспектора заехали, чтобы проверить, ведутся ли здесь восстановительные работы и следует ли ожидать регистрации очередного, 1312-го пункта приёма, переработки и отгрузки древесины. Но пепелище было пустым и тихим. Диктофон записал здесь только чириканье деревенских воробьёв и голос Эдуарда Филиппова, отвечающего на вопросы журналистов на фоне птичьего гомона.

– В настоящее время совместно с органами прокуратуры и МВД проведено 87 проверок, – сказал он, опровергнув тем самым гневное утверждение никольского предпринимателя по поводу того, что его одного инспектируют. – В результате выездных проверок составлено 64 материала об административных нарушениях. 14 протоколов уже направлено в суды для рассмотрения. Вынесено четыре судебных решения, и все они положительные – о привлечении к ответственности лиц, допустивших нарушения на пунктах отгрузки.

Эдуард Александрович отметил, что поставленные на учёт пункты приёма, переработки и отгрузки древесины проверяются не все подряд и не по методу случайного «тыка», а на основании изучения и анализа отчётной документации. Инспектора едут лишь на те предприятия, документация которых вызвала у специалистов хотя бы незначительные сомнения в её достоверности. Как раз этим, скорее всего, объясняется и столь высокий процент предприятий-нарушителей – 64 из 87 проверенных, или 73 с лишним процента. В прошлом рейде, по словам начальника отдела регионального минлеса, несколько проверенных пунктов обошлись без замечаний. Понятно, что никто не станет тратить время на повторные проверки предприятий, соблюдающих требования законодательства, включая и сотый закон Иркутской области, на основании которого в нашем регионе начат пилотный проект по электронной маркировке всей заготавливаемой древесины и который в случае успеха может быть распространён на все лесные субъекты России.

На вопросы журналистов, удобные и неудобные, представитель минлеса, как мне показалось, отвечал достаточно полно и искренне. И только на один вопрос, интересовавший всех, он ответить так и не сумел. Он не решился назвать точную дату или хотя бы конкретный месяц, когда на принимающих, перерабатывающих и отгружающих лес предприятиях появятся наконец-то электронные карточки. Те самые – наподобие банковских, защищённые от исправления и внесения в них недостоверных данных. Те самые, которые, как надеются авторы пилотного проекта, способны уничтожить вначале в нашем регионе, а потом и во всей России «чёрный» рынок криминальной древесины. На вопросы журналистов Эдуард Александрович отвечал уклончиво – во второй половине года.

Второй этап подготовки к полномасштабной реализации проекта – выездные проверки поставленных на учёт предприятий – предполагалось завершить в первом полугодии, а с первого июля выдать предприятиям пластиковые карты. Но пока проверено менее сотни пунктов из более чем тысячи трёхсот зарегистрированных. И пусть даже проверяться будут не все, а только половина или только каждое третье, даже каждое четвёртое предприятие, связанное с оборотом лесоматериалов, это всё равно очень мало. Очевидно, что реализация второго этапа подготовки затягивается.

1 июля – дата, на которую это событие планировалось изначально, это и есть начало второй половины года. Но и 31 декабря – тоже вторая половина года. Так когда же? Неудачный опыт прошлого заставляет сомневаться, состоится ли этот проект вообще? Или затянется, заволокитится до тех пор, пока не забудут все и про саму идею.

Похожие попытки покончить с криминальным лесным бизнесом с помощью более жёсткого и точного учёта древесины в нашей области уже предпринимались. И даже похожий, правда, более сложный и дорогой пилотный проект реализовать пытались. Он назывался «Поштучный электронный учёт лесоматериалов», или, если коротко, в разговорах, – чипирование. Крепление электронной метки на каждое отдельно взятое бревно с информацией где, когда и кем было срублено дерево. Надежд было много, но – не получилось. Сегодняшний проект дешевле и проще. Это, по сути, новая, теоретически вполне обоснованная и (опять же – теоретически) вполне реализуемая надежда на успех в борьбе с криминальным лесным бизнесом. Вот только на практике всё происходит почему-то заметно медленнее, чем показывали теоретические расчёты. Очень хочется, чтобы в этот раз не только в теории, но и в реальной жизни всё получилось как лучше, а не как всегда.