6 июня, когда сумерки плавно перетекали в ночную темноту, мрак озарился заревом, которое было видно почти из любой точки областного центра. Горели два стоящих углом трёхэтажных здания – заброшенный учебный корпус и клуб, в котором было арендовано всего несколько помещений. К четырём утра следующего дня открытый огонь был повержен, а к четырём дня были окончательно ликвидированы последствия пожара. Арендаторы скорбно приступили к разбору завалов и подсчёту убытков. Областной министр имущественных отношений Владислав Сухорученко сказал краткую поминальную речь – о том, что восстановление объектов на территории ИВВАИУ начнётся лишь после того, как Минобороны отдаст эти земли в областное подчинение. И очередное пепелище, как и все прежние на этой территории, было предоставлено само себе.

Несгораемый храм

В этом месте по инерции до сих пор сохраняются некая деревенская самобытность и патриархальность. Заборы остались, но будка КПП давно пустует, а турникет снесён. Там, где раньше был круглосуточный пост охраны, сейчас местные торговцы хранят своё барахло.

Но стоит его миновать – и попадаешь в то место, про которое обычно говорят «у нас здесь своя атмосфера». Наверное, уже не все знают, что обозначает аббревиатура ИВВАИУ. Старожилы помнят первоначальный вариант – ИВАТУ. Аббревиатура давно потеряла смысл и сейчас произносится в одно слово, как название отдельного населённого пункта или пригорода, предместья.

Рядом со сгоревшим зданием прямо на лужайке поставили летнюю торговую палатку, в которой оперативно возобновили продажу церковной литературы и свечей, а рядом сноровисто возводят веранду для продолжения проведения церковных служб. Непосредственно после пожара СМИ сообщали, что сгорели находящиеся в здании бывшего клуба музей боевой славы и храм Дмитрия Донского. Дети, шмыгающие рядом с пепелищем, также вспоминают, что в здании находились спортивная секция, студия танцев и какой-то «оркестр». Служители церкви уточняют: храм Дмитрия Донского не сгорел, огонь его не тронул, остановившись на пороге.

– Сгорело то, что не нужно, – говорит один из рабочих, сосредоточенно отрывающий в помещении церкви стеновые панели. – У нас перед дверями лежал хлам, который никак не доходили руки выкинуть, – вот он и сгорел. Вы сами видите – здесь нет следов пожара, нас залили водой, когда проливали здание. Посмотрите на дверь…

Дверь, совершенно целая со стороны храма, полностью обуглена со стороны коридора. В этом был бы повод для спекуляций о новом религиозном чуде, если бы не одна досадная деталь – кабинет батюшки всё-таки полностью выгорел, святотатственный огонь не пощадил и облачение батюшки, в котором он проводил службы. Надежд на восстановление помещения служители церкви не питают, они надеются, что будет построена новая, их собственная церковь.

– Я здесь живу пятьдесят лет и в храме работала с первого дня – закрывала, открывала, на сигнализацию ставила, – рассказывает корреспондентам пожилая женщина с метлой, пытающаяся убираться. С мягкой улыбкой она раз за разом отказывается назвать свои имя и отчество: «Мне такая известность не нужна», но охотно рассказывает про то, что случилось. Наша собеседница была одним из очевидцев пожара.

– Мы закрыли всё примерно без пяти семь. Ещё ничего не горело…

Но она слышала поджигателей. Здание клуба от перехода в учебный корпус было отгорожено листами железа. В тот вечер они громыхали от ударов с другой стороны, там слышались голоса подростков.

– Они там грохали, ломали что-то. Юлька, – бабушка показывает в сторону палатки, где молодая женщина стоит рядом со спасённой церковной утварью, – боялась, а я ей говорила: «Да ты не бойся, это не в первый раз. Они всё время долбают эту железку, там только вмятины остаются».

Слышались два голоса. Бабушка ушла домой, включила телевизор. И тут позвонил батюшка, встревоженно спросил: «Что у вас там случилось?» «Да всё у нас в порядке, вы не переживайте», – ответила она, положила трубку и выглянула в окно. Над ИВВАИУ уже стояла туча дыма. èèè

– Было без двадцати одиннадцать. Я прибежала – ещё ничего не горело, только в дальнем конце того здания, – она показывает на учебный корпус, – дым выходил из-под крыши. И пожарные машины там, с той стороны стояли. Я батюшке позвонила и говорю: «Не переживайте, огонь ещё далеко, он в дальнем конце соседнего здания, церковь в безопасности». Всё успокаивала его, – она сокрушённо качает головой. – Кто же знал, что огонь так быстро переметнётся к нам.

В это время в здании клуба уже никого не было. Бабушка говорит, что с ними рядом была спортивная секция – недавно они закупили маты, спортивные снаряды. Всё сгорело.

– А храм мы отстояли! Я вот по привычке ругаю молодёжь – так полагается! А они такие молодцы: прибежали, я открыла, и они всё-всё вытащили, иконы поставили под дерево. Есть такие предметы, которые нельзя трогать посторонним, я попросила, чтобы их выносили наши служители: два мощевика с мощами матушки Матрёны и чудотворца Николая и антиминс. И кругом было много людей, все помогали, и ни одного воришки не нашлось, чтобы какую-то мелочь стащить. Когда огонь подошёл, в храме уже ничего не было.

«Придумывай себе алиби»

Свидетельские показания бабушки с метлой очень скоро подтвердились – поджигателей задержали на следующий день. Ими оказались две 15-летние школьницы, учащиеся девятого класса соседней школы. Нашли их практически сразу – после опроса свидетелей и просмотра записей камер наружного видеонаблюдения из очень немногочисленного количества людей, бывших в то время в том месте, выделили двух девушек. Легко удалось установить их личности благодаря особой примете – у одной волосы были выкрашены в красный цвет.

– Каких-то страшных злоумышленников мы не искали – понятно было, что здания никому не нужны и никому нет никакой выгоды их сжигать. Изначально рассматривались бытовые версии – бомжи, неадекватные личности, поджог по неосторожности, – неофициально рассказал нам один из оперативных сотрудников полиции, занимавшийся поиском подозреваемых. – Мы установили школу, в которой девочки учились, позвонили родителям и пригласили в отделение полиции.

С одной стороны, девушки были вполне милы, умны и благополучны – из простых рабочих семей даже не среднего класса, а среднего слоя общества. Одна – единственный ребёнок в семье, вторая – одна из двух детей. Одна – из неполной семьи. Вторая – из полной. Семьи благополучные, среднего достатка, судимых среди родни нет. Девочки по месту учёбы характеризуются положительно, перешли в десятый класс, на учёте не состоят – ни в инспекции по делам несовершеннолетних, ни в психоневрологической лечебнице, ни в наркологической клинике, ни в кожно-венерологическом диспансере. Как выразился наш собеседник, «среднестатистическая иркутская семья».

С другой стороны, было страшно узнавать, что происходило в головах нежных созданий по результатам содеянного. Сначала одна из них отпиралась, а вот вторая стала признаваться почти сразу. И признания были не в том, что «оно само загорелось», а в формулировке «мы подожгли ИВАТУ». Ситуация была банальная – девочки воспитывались по принципу «не сиди за компьютером, иди погуляй». Дело было вечером, делать было нечего. И они пошли в «заброшку» – это такое расхожее понятие у современной молодёжи: отдалённое место, где можно пошариться, потусоваться, куда не заходят взрослые, обычно это заброшенные долгострои или разрушенные здания. Девочки от скуки послонялись, стали жечь всё, что попалось под руки, – тетради, обёрточную бумагу, коробки, упаковку. Они не хотели большого пожара, но действовали сознательно, даже не представляя себе последствий.

Право на ошибку имеет каждый. Но только в том случае, если он понимает последствия своей ошибки и свою ответственность за эти последствия. Девочки и после произошедшего явно не осознают того, что случилось. Из СМС-переписки одной из этих барышень с её приятелем стало известно, что она сокрушалась, что её вызвали в полицию и теперь ей «пипец». А он рекомендовал придумать себе алиби поубедительнее.

При этом подростки сожалели только о том, что пожаром «испортили хорошую заброшку», куда теперь не придёшь провести время в тишине и покое от назойливого мира взрослых. Приятель даже посетовал девушке: с другого края нужно было поджигать, там, где храм. И всё это – далеко не тем литературным языком, которым общение описано выше.

Иногда хочется, как в плохом стендапе, комическом выступлении, воскликнуть: «Да что же за город у нас такой?!» Иркутск уже был «городом падающих самолётов» и городом искалеченных родителями детей. На нас нападали горностаевая моль и токсичный боярышник. Всё это время массово горели старые деревянные дома. Теперь у нас перманентно горит здание ИВВАИУ.

По данным МЧС, в прошлом году на территории заброшенного авиаучилища было зафиксировано не менее пяти локальных возгораний и полноценных пожаров. Произошедший неделю назад очередной пожар в ИВВАИУ – очень «иркутский».