Не искал я эти письма специально, и в сегодняшнем номере «Восточки» не планировалось этих заметок. Сканированные копии коллективных посланий жителей области (оригиналы которых авторы отправили представителям государственной власти разного уровня) «упали» на мою электронную почту, как мы говорим, самотёком, друг за другом, с промежутком между ними не более двух недель.

Слова, стиль посланий представителям государственной власти от жителей Боханского (16 подписей) и Усть-Кутского (7 подписей) районов совершенно непохожи. Писали разные группы людей, живущие хоть и в одной области, но далеко друг от друга. Копию письма губернатору мне переслал Алексей Башитов, а письма на имя президента страны – Владимир Вишняков. Они друг с другом не знакомы. Но проблема в письмах поднимается общая, до боли знакомая не только авторам, но и всем их родственникам, соседям, друзьям и знакомым. Всему местному населению, для которого тайга испокон веков была и до настоящего времени оставалась кормилицей. Для населения, которое живёт тайгой. Для которого живой лес – естественная среда обитания. Именно живой, настоящий лес, а не древесина, в которую его изо всех сил пытается превратить современная государственная система лесопользования.

Если суть писем сформулировать в одно предложение, то получится коллективное утверждение, что сегодняшнее неразумное, истощительное «освоение» (по факту – истребление) лесов Иркутской области современным лесным бизнесом ведёт вовсе не к повышению благосостояния людей, как декларируют государство и бизнес, а к разрушению уклада и образа жизни местного населения. Потому и коллективная просьба к представителям государственной власти в письмах тоже общая – прекратить вырубку леса. Особо замечу: главное внимание авторы обращают не на проблему лесного криминала (об этом и без них есть тысячи заявлений в адрес власти), а на легальное, но чрезмерное использование лесов частным бизнесом, который государство поддерживает деньгами и законами. Теперь уже они просят власть не ограничить и упорядочить, а полностью прекратить вырубку леса на больших пространствах, потому что ограничениями и упорядочиванием здесь, по их мнению, ситуацию уже не исправить. Подчёркиваю это, потому что в нескольких официальных ответах, полученных из государственных лесных структур Сибирского федерального округа и Иркутской области, авторов писем проинформировали, что «…незаконных рубок не выявлено». Но они и не просили ничего выявлять. Они просят государство остановить разгул легального лесного бизнеса, выкашивающего тайгу в полном соответствии с действующим законодательством, но не считаясь с интересами местного населения и ему во вред.

«Такое впечатление, что они природе объявили войну. Выжженную землю после себя оставляют. В данное время на территории Усть-Ордынского округа деловой древесины уже нет. Через пилораму пропускаются остатки, «морковники», тонкомер. Деловую древесину воруют в Качугском, Усть-Удинском и других районах», – пишут боханские жители губернатору области и просят Сергея Левченко «…оказать содействие (…) в создании биосферного заповедника на территории проживания коренного малочисленного бурятского народа в области».

«На севере Усть-Кутского района 60 процентов охотничьих угодий уже лишились леса. Очень напряжённая экологическая обстановка сейчас и в целом по Усть-Кутскому району. Пересыхают и исчезают родники, ключи и ручейки – привычные места водопоя птиц и зверей. Даже в скважинах снижается уровень воды. Мелеет сама река Лена, на которую русские люди вышли в 1629 году», – информируют президента неравнодушные жители Усть-Кута в надежде на помощь в сохранении среды своего – человеческого – обитания, сохранении естественного уклада и образа жизни потомственных сибиряков.

«Скажем о том, что является буквально криком души нашей и практически всех наших земляков, за исключением тех, кто связан с «Транссибирской лесной компанией» (ТСЛК), – обращаются к главе государства авторы письма. – Помогите, Владимир Владимирович, остановить рубки в верхнем подрайоне Усть-Кутского муниципального образования – маленького уголочка когда-то нетронутой тайги, которая помогает хоть как-то жить патриотам своей малой родины, которую мы ещё можем и должны сохранить для тех, кто будет жить [здесь] после нас».

Не раз упомянутая в письме президенту ТСЛК – не абы что и не просто так.

«Транссибирская лесная компания» – крупнейшая лесоперерабатывающая компания в Иркутской области, – сообщает она сама о себе на официальном сайте. – Внесена приказом Министерства промышленности и энергетики РФ в перечень приоритетных национальных инвестиционных проектов в области освоения лесов».

Русский язык многозначен. Слова одни, но местное население очень часто понимает их совсем не так, как представители частного лесного бизнеса и чиновничества. Жители лесных деревень Омолой, Боярск, Орглинга, расположенных в том самом «верхнем подрайоне», о котором идёт речь в письме, отлично понимают, что под красивым и значимым словосочетанием «освоение лесов» маскируется их вырубка. Слово «инвестиции» означает для местных, что в их леса придут «чужаки», которым живой лес совсем не интересен, а интересна только древесина, которую в круглом или обработанном виде можно быстро продать и получить скорую прибыль, сразу и много. Деньги у инвесторов есть, но «не про вашу честь» – не для того, чтобы сделать здесь жизнь богаче и лучше, а чтобы быстро организовать выкачивание прибыли из здешней тайги, пусть даже за счёт её деградации. И слово «приоритетный», это они тоже хорошо понимают, обозначает традиционный приоритет экономики над экологией. Труднее местным жителям разобраться с определением «национальный проект», поскольку нации, населению России, столько древесины, сколько её сейчас заготавливается, – без надобности. Понятно, что её «излишки», составляющие, пожалуй, не менее 90 процентов от срубленного, будут недорого, зато быстро проданы «за бугор» в разном виде – от бревна до целлюлозы. А вот где осядет прибыль от продажи древесного сырья и полуфабрикатов, они не знают, но из всей предыдущей практики уверены, что не там, где лес был срублен.

Я созвонился с Владимиром Вишняковым, одним из авторов коллективного письма, адресованного президенту. Вишняков для леса человек не посторонний, не дилетант. Сейчас он председатель правления Усть-Кутского городского отделения Иркутской областной общественной организации охотников и рыболовов. Попросил Владимира Моисеевича рассказать о проблеме своими словами, попроще, не так официально, как написано в письме. И с разрешения собеседника записал телефонный разговор на диктофон.èèè

– Самое главное – мы просили Владимира Владимировича остановить вырубку вообще. Любую вырубку в верхнем подрайоне. Сохранить лес в верхнем подрайоне, сохранить наши охотничьи угодья.

– Верхний подрайон – это…

– Это от Усть-Кута вверх по Лене. Там рубят лес по обе стороны Лены. И планы такие грандиозные – аж в Жигаловский район уйти, насколько мне известно. Но сейчас они якобы посмотрели и сказали, мол, запасы не те, года три рубить не будем. Это ТСЛК. Но там же ещё ряд компаний есть. Те к Таюре тяготеют, это правый берег. Они от берега с километр где-то отступают – и пошли по хребтам, по сопкам, по ключикам, по ручейкам, по всему.

– И насколько близко они к Лене должны спуститься?

– Ну к Лене они совсем близко не спустятся. Там же водоохранная зона где-то километр или сколько. Это они, думаю, не тронут. А остальное-то вырубят. А толку, что они по Лене лес оставят, а вершинки вырубят? В речках тоже уже воды нет, которые Лену питают. Они их вырубают. И охотничьи угодья у нас там и по соболю, и по другому зверю – самые ценные охотничьи угодья!.. Не будет после лесорубов этих охотничьих угодий.

– А охота для ваших местных жителей – это так, развлечение? Любительство? Или люди живут с этой охоты?

– В верхнем подрайоне для многих это основной источник существования.

– Даже так?!

– Да. Они живут охотой. Живут рыбалкой. Немного сельским хозяйством – картошку садят, коров держат.

– Они пушнину добывают или мясо дикое?

– Основной товарный продукт – пушнина. Ну а мясо так, не заготовки на продажу, для себя-то на пропитание они всегда добудут.

– А пушнина – это в первую очередь соболь или белка?

– Соболь. Белки уже не стало. Когда-то сдавали по 30 тысяч штук и больше. А соболя усть-кутского на Санкт-Петербургском пушном аукционе пока ещё помнят и знают.

– Владимир Моисеевич, по всей области леса рубят много. И инвесторов зазывает власть, чтобы ещё больше рубили. У нас в прошлом году заготовлено больше 35 миллионов кубометров древесины. Даже во времена СССР, когда едва ли не все союзные республики у нас для себя лес заготавливали, столько не рубили. Власть объясняет экологическую безопасность нынешних объёмов рубки тем, что теперь осваивается северная тайга, в которой раньше промышленных рубок, по сути, не было. Что леса там зачастую старые, перестойные. А если лес стареет на корню, он, по мнению лесорубов и власти, никакой прибыли не даёт.

– Ну да, им, лесорубам, прибыли не даёт, это правда. Зато местному населению жизнь даёт. Они одного не понимают, что звери, ягодники, кедрачи, грибные места – это же всё прибыль, которую получает местное население. А они всё это потихонечку уничтожают.

У нас реликтовые леса. Им, наверное, миллионы лет. И он, лес, – это та же семья. Вот взять любой выдел, а там есть и перестойные, есть и спелые, есть и приспевающие леса, и подрост есть. Всё есть. Это та же семья. А кто-то, явно не специалист, решил, что если леса перестойные, то надо взять быстрее всё вырубить. А вот, мол, если мы не успеем, то он пропадёт, сгниёт, и будет пустыня. Глупость! Такого не будет никогда! Это после них, после заготовителей, она останется, эта пустыня. Она и сейчас остаётся. На «чистую» сопку встанешь и видишь до горизонта эту пустыню, отходами лесозаготовки заваленную. Они и сортименты бросают на делянах, ветки, вершинник. До горизонта смотришь – вот эти отвалы годами лежат. Я здесь с детства, с первого класса. А сейчас мне уже 68 лет. Вот и считайте, сколько я здесь по тайге мотаюсь. 19 лет в охотнадзоре отработал – ходил по этой тайге. Сейчас в охотничьем хозяйстве – тоже хожу, смотрю, что где творится. Раньше-то тайга была настоящая, нормальная. И пожаров таких не было.

– А как вы думаете, горим-то теперь почему так сильно?

– Потому что такое отношение к лесу. Безалаберно как-то они – и власть, и бизнес – к лесу относятся. Всё поразвалили. Лесоохраны никакой нет.

– Владимир Моисеевич, я вот смотрю документы, которые вы мне переслали. Письмо, как я понимаю, написано сразу Путину…

– Да. Мы сразу президенту написали и отправили.

– А не пробовали вначале обратиться в министерство лесного комплекса областного правительства или к губернатору?

– Да бесполезно это всё. У них же ничего другого нет, только «Освоение лесов! Освоение лесов!». Вот и решили мы повыше замахнуться, чтобы в области зашевелились хоть маленько. Вырубщики уже начали лес пилить и опилки сваливать там же, недалеко, за городом. А потом самовозгорание… Надеюсь, что самовозгорание, а не умышленный поджог, чтобы от отходов избавиться. Опилки эти горят, дымят… Буквально недавно – что такое? Дымка в Усть-Куте. В лесу пожаров нет, а город в дыму. А это от них, оказывается, город дымом затягивает.

– Это что же? Уже в нынешнем пожароопасном сезоне?

– Конечно. Там и сейчас горит. И наша местная власть уже и в область, и везде обращалась. Отмахиваются от муниципалов, как от мух от надоедливых, и всё. А оно как делалось, так и продолжает делаться. Поэтому президенту и написали сразу. Год экологии всё-таки. Наша-то задача – местных людей надо защитить от приезжих. Если всё вырубят, что они потом делать-то будут? Для них жизнь всякий смысл потеряет. У нас все угодья с советских времён закреплены за охотниками, за семьями. Вот, где предки ходили испокон веку, те территории и закреплены. На пять лет мы закрепляем угодья, а потом, если человек или его сын, брат, продолжают охотиться, перезакрепляем на следующие пять лет.

– И что? В угодьях, закреплённых за конкретными людьми, сегодня вырубается лес?

– Конечно. Угодья у нас, у общества – весь район. Нам планируют оставить 400 тысяч гектаров и заставить нас заплатить за это два миллиона рублей, хотя сейчас у нас более 3 миллионов гектаров.

– Два миллиона рублей в год – или разовая оплата?

– Нет, это разовый платёж. А завтра придёт та же или какая-нибудь другая компания, всё вырубит, и от охотничьих угодий останутся только пенёчки.

– Возглавляя общество местных охотников, вы наверняка хотя бы время от времени встречаетесь с руководством района, – решил я задать главный вопрос. – Скажите, слышали вы что-то официально или так, в приватных разговорах, о том, как изменилась экономика района с приходом к вам «Транссибирской лесной компании»? Заметно ли пополнился районный бюджет в связи с приходом к вам такого крупного инвестора? Легче ли стало решать финансовые проблемы города и района?

На другом конце провода повисла тишина. Нет, связь не прервалась, чувствую это по шороху в телефонной трубке. Просто мой собеседник к вопросу отнёсся серьёзно и, зажав собственные эмоции, добросовестно вспоминает, пытается отыскать что-то хорошее. Наконец послышался вздох.

– Нет, – говорит собеседник. – Ни разу ни от кого – ни от больших, ни от маленьких наших муниципальных начальников – не слышал я, что району с их приходом стало жить легче и лучше…

Понятно, что разговор наш был больше и длился дольше, но остановлюсь на печальном выводе. Ущерб от вполне законной вырубки тайги, основанной на расчётной лесосеке по давно устаревшим материалам лесоустройства, местное население чувствует остро и больно. А вот экономические выгоды для государства, которыми власти всех уровней и ветвей объясняют безудержный рост объёмов заготовки древесины в Прибайкалье, они в своей собственной, в реальной жизни никак почувствовать не могут. Хуже того – всё чаще обращают внимание на совсем уж нехорошую закономерность: чем больше древесины заготавливается на территории области, тем труднее становится выживать им, местным жителям. Но если интересы государства противоречат или даже просто не совпадают с интересами его граждан, то в сознании людей понятия «страна» и «государство» перестают быть единым целым.

В итоге цитирую: «В действительности это уничтожение основ жизни людей», – пишут губернатору жители Боханского района. «2017 год Вашим Указом объявлен Годом экологии, но у нас в Усть-Куте он может стать годом экологической катастрофы», – информируют президента страны жители Усть-Кутского района. И те и другие, как мне показалось, пока ещё очень надеются, что власть обратит внимание на их коллективную просьбу перестроить систему лесопользования таким образом, чтобы она стала выгодной не только для государства и бизнеса, а в первую очередь для населения.