Ежегодно в России вывозят на свалки более 280 млн кубометров твёрдых бытовых отходов. В законодательстве от этого термина, которым именуют обычный мусор, отказались в пользу «твёрдых коммунальных отходов», или ТКО. Но, сказано в государственном докладе «О состоянии и об охране окружающей среды Российской Федерации за 2015 год», вплоть до недавнего времени «относительно надёжная и официальная информация имелась только по твёрдым бытовым отходам». Данных о том, сколько их накопилось, не приводится. Однако, по статистике за 2015 год, из жилых зон вывезли 282,3 млн кубометров твёрдых бытовых отходов. На мусоросжигательные заводы было направлено только 2,4% из них – далеко не только до рекордного швейцарского показателя в 70%, но и до 17% в Италии. На перерабатывающие объекты отправили уже 7% вывезенных отходов. Остальные 90,6%, или 255,2 млн тонн, отходов попросту захоронили на свалках и полигонах. При том что в Европейском Союзе складируют 27,8%, а в США – 53,8% образовавшегося мусора.

С другой стороны, в Соединённых Штатах – стране, по численности населения превосходящей Россию более чем в 2,2 раза, но в 1,8 раза уступающей нам по площади территории, – работают около 550 перерабатывающих предприятий. В России, писала в 2013 году газета «РБК-Daily», действуют 243 мусороперерабатывающих завода, 50 сортировочных комплексов и 10 заводов по сжиганию мусора. «Переработчиков очень мало, – констатирует генеральный директор ООО «ЭкоЛэнд» Евгений Комаров. – Они не загружены, но это говорит не о малом количестве сырья, а о том, что к нему предъявляются высокие требования. Потому что переработчики изначально были намечены на коммерческое вторсырьё – сбор с ритейлеров, картон, упаковку, но тут появились мы, сортировщики, у которых оно похуже».

«Всё можно переработать»

В то же время действующая редакция федерального закона «Об отходах производства и потребления» предполагает запрет на захоронение тех отходов, в состав которых входят полезные компоненты. Их перечень должно установить правительство России. Проект соответствующего постановления был разработан в конце прошлого года, но так и не был принят. Согласно ему, в частности, с 1 января 2018 года должно было быть запрещено захоронение бумаги и картона, стекла и автомобильных шин. «Почему вы это называете мусором? – задаёт риторический вопрос президент группы компаний «Экран», председатель совета директоров АО «Завод «Экран» Павел Бобошик, пять лет назад приехавший в Новосибирск как представитель чешских кредиторов новосибирского предприятия. – Это сырьё. Всё, что заканчивает свой путь на свалках, можно переработать».

Министерство природных ресурсов и экологии РФ, подготовившее упомянутый перечень, старалось использовать именно такой подход: в документе сказано, что отходы, в состав которых входят полезные компоненты, «могут рассматриваться в качестве вторичных материальных ресурсов». С одной существенной оговоркой: «В соответствующих условиях и при наличии мощностей». Каковых крайне мало.

Проблема, полагает Бобошик, имеет системный характер. «В России нет системных предпосылок для того, чтобы экономика страны быстро и одновременно эффективно перешла к экологичной промышленности, – отмечает он. – На вопрос о том, почему тот же металлолом оказывается на свалках, я получил ответ: «А ты видел, сколько у нас железной руды и угля? Ты видел, сколько нефти для того, чтобы сделать новый пластик? Ты видел, сколько в России лесов, чтобы делать новую бумагу?» Я говорю, что пространство загрязняется, что в России семь миллионов гектаров свалок. «А ты видел, какая наша страна большая?» Идём дальше – остаётся биомусор, из которого можно делать компост. «А ты видел, сколько чернозёма в России?» Хорошо, его можно сжигать, получая энергию. «Сколько будет стоить киловатт-час такой энергии и сколько стоит киловатт-час энергии из Енисея или из угля Кузбасса?»

Три в одной

Дело не только в пространстве и ресурсах, которые кто-то считает геополитическим преимуществом, а кто-то называет проклятием. Сказывается также структура размещения промышленных предприятий и расселения людей. «Советская модель, по которой в каждой деревне старались поставить какой-нибудь заводик и рассеять население по территории страны, осложняет быстрый и денежно эффективный переход к чистой экономике», – добавляет Бобошик.

Например, в Красноярском крае при разработке генеральной схемы санитарной очистки территории пришлось фактически создать три разные схемы. Одна – для крупных городов, где есть возможность разместить предприятия по сортировке и переработке мусора. Вторая – для посёлков и деревень, в которых предполагается создать сеть площадок для накопления отходов с их дальнейшей транспортировкой в более крупные поселения для сортировки. «Третья – для районов Крайнего Севера, где ничего никуда везти не надо, – рассказывает председатель регионального отделения Российской экологической партии «Зелёные», директор Сибирской ассоциации развития отрасли рециклинга Сергей Шахматов, ранее занимавший пост заместителя министра природных ресурсов и экологии Красноярского края. – Мы придумали, чтобы у каждого населённого пункта (а они почти все у воды, по Енисею осуществляется завоз) были площадки временного накопления. Подходит баржа с мобильной мусоросжигательной установкой и обслуживает их по расписанию. Работающего проекта нет, это планы».

Открытым остаётся вопрос не только финансов, но и технологии. Плазменное сжигание отходов, которое производится при крайне высоких температурах и не даёт выбросов в атмосферу, в Сибири не прижилось, при других способах утилизации необходимо сокращать эмиссию вредных газов. «У нас специфичный мусор, не такой, как в европейской части [России], – объясняет Шахматов. – Велика доля инертных материалов, очень много сельскохозяйственных отходов – даже в миллионом городе есть большой кластер частного домовладения. Была опытная установка в Сибирском федеральном университете, но, как ни бились наши учёные, она не пошла».

«Посчитали и прослезились»

У правительства Республики Бурятия, в которой существует та же проблема больших расстояний, есть соглашение с компанией Mitsubishi Heavy Industries Environmental & Chemical Engineering о строительстве в регионе мусоросжигательного завода. Но, замечает исполняющий обязанности главы республики Алексей Цыденов, предложенная технология уже не используется в Японии, к тому же решение о создании предприятия может быть принято не раньше, чем через полтора года. Есть также договорённость с японской Организацией по развитию новых энергетических и промышленных технологий (New Energy and Industrial Technology Development Organization, NEDO) о строительстве завода, на котором отходы разлагали бы сверхкритической водой при высокой температуре и большом давлении. В Бурятском научном центре, в свою очередь, разрабатывают свой вариант плазменного сжигания мусора. «Мы сейчас будем над этой технологией работать, потому что японская сторона сказала, что это, во-первых, долго, во-вторых, недёшево, а в-третьих, нет стопроцентной гарантии, что они за это возьмутся, – подчёркивает Цыденов. – Их больше интересуют объёмы. У нас мусора хватает, но мы не можем его со всей республики свозить в одно место. Из-за расстояний и пространств логистика становится уже определяющим фактором».

В силу этого территориальная схема в области обращения с отходами, в том числе с ТКО, Республики Бурятия предусматривает обустройство 23 новых полигонов, 12 площадок временного накопления отходов, где их могут складировать на срок до 11 месяцев, трёх мусороперегрузочных станций и предприятия комплексной переработки, состоящего из сортировочной станции, площадки компостирования и комплекса термического обезвреживания. Кроме того, полигон промышленных отходов в Иволгинском районе планирует создать частный инвестор. Затраты на то, чтобы выполнить все намеченные мероприятия, – 14 млрд рублей. «Программу мы разработали, деньги посчитали и прослезились, – резюмирует Цыденов. – Если её реализовывать в полном объёме и в том формате, который предусматривает законодательство, – это существенный рост тарифа для населения. Мы не можем на это пойти».

Для Красноярского края, население которого значительно больше (2,87 млн человек против 984 тыс. человек в Бурятии), этот вопрос стоит не так остро – здесь на реализацию схемы требуется около 12 млрд рублей. Но возможности заложить их в тариф тоже нет. Равно как и предусмотреть в бюджете.

Два финансовых вопроса: где и куда?

Выход, как и в случае с коммунальной инфраструктурой, видится в привлечении частного капитала. К примеру, выбор на конкурсной основе единого оператора, который отвечал бы за сбор отходов и развитие необходимых для их утилизации и переработки производственных мощностей. Здесь, однако, кроется риск создания искусственной монополии. К тому же подобный подход не сработает в сельской местности, где нет никакой инфраструктуры. Второй вариант – концессионное соглашение, по которому частному предприятию передают государственное имущество и земельные участки.

Третий вариант – создание регионального фонда управления отходами по аналогии с Фондом капитального ремонта. «Это может подразумевать привлечение бюджетных средств на строительство инфраструктуры, – говорит Шахматов. – Фонд генерирует тарифную политику и следит за тем, чтобы каждый кубометр мусора доходил до переработки и захоронения. В рамках больших субъектов такой вариант, наверное, преимущественный. Он даёт возможность размазывать жирные территории крупных городов с точки зрения тарифа и получения выгоды от переработки на дотационные сельские и отдалённые поселения».

Однако подобный фонд должен быть «открытым и понятным», настаивает председатель природопользования и экологии Центрально-Сибирской промышленной палаты. «Принимая сегодня решения о сборах [за утилизацию отходов], мы не видим целевых фондов, которые были бы направлены на развитие отрасли и создание инфраструктуры, – заметил он. – Так же, как мы не видим экологических фондов, когда взимаем экологические сборы. Пока не будет целевой составляющей, не будет должных эффектов от тех решений, которые мы принимаем на государственном уровне».