Татьяна Ковальская, «Восточно-Сибирская правда», 1 июня 1991 г.

В тот день, когда колесо истории стало раскручиваться вспять, на календаре стояла дата 16 апреля 1991 года. Именно тогда начальник Киренского райотделения КГБ подполковник Анатолий Андреевич Швидкий и старший оперуполномоченный подполковник Юрий Иннокентьевич Лавыгин спустились в подвал дома № 46 по улице Советской. При свете фонариков в отдалённой камере они практически сразу наткнулись на некогда нарушенную и начавшую проваливаться кирпичную кладку пола. Тут и решили сделать пробный шурф. Очень скоро они получили неопровержимые доказательства того, что находятся на верном пути. В областное управление КГБ, историко-просветительское общество «Мемориал» полетело сообщение о найденном массовом захоронении людей, а районной прокуратурой было возбуждено уголовное дело. Начались раскопки.

– Подобное в моей практике случается уже во второй раз, – рассказывает тридцатидевятилетний подполковник Швидкий. – По роду работы летом 1989 года вместе с членами общества «Мемориал» участвовал в ручных раскопках в районе Пивоварихи близ Иркутска. В результате осенью было перезахоронено более трёхсот жертв сталинских репрессий. Но по сохранившимся в архивах документам массовые расстрелы в те годы велись только в областном центре и частично в Бодайбо. По Киренску данных, кроме слухов среди местных жителей, не было. И вот недавно к нам пришёл работавший здесь в конце 1940-х годов бывший оперативный сотрудник МГБ Георгий Григорьевич Житов. Он и подсказал конкретный адрес тогда ещё предполагаемого тайного захоронения людей. Теперь эта версия полностью подтвердилась.

Киренск – город небольшой. Его островную часть можно пройти из конца в конец за 15–20 минут. Поэтому весть об ужасной находке молниеносно облетела киренчан. Общественное спокойствие было взорвано ещё и потому, что во время репрессий с 1930-х по 1950-е годы здесь осталось мало домов, где бы не забирали, не уводили под дулом нагана в ночную темень – и зачастую навсегда – их жильцов. Как и везде, выбирали самых лучших, самых талантливых – цвет «технарей», интеллигенции, хозяйственников. К роковому дому двинулись люди.

К вечеру 17 апреля были подняты первые, едва прикрытые кирпичом и землёй, залитые известью останки жертв. Вскоре их число достигло двенадцати, затем шестнадцати, а потом увеличилось ещё на девять. Вот только места для этих девятерых на полу соседней камеры уже не оказалось, и они временно остались покоиться на дне могильника. Но уже вовсю работала созданная при горсовете во главе с его председателем Николаем Игнатьевичем Тетериным специальная комиссия, в столярном цехе технического участка пути обтягивались кумачом первые десятки гробов, брал билет на самолёт прокурор-криминалист областной прокуратуры Николай Васильевич Ерестов.

А теперь вернёмся к человеку, благодаря которому была приоткрыта ещё одна тайна нашего мрачного прошлого, – Г.Г. Житову.

Застать дома его не удалось. Несмотря на свои 64 года, Георгий Григорьевич продолжает работать машинистом в котельной посёлка Мельничный. Там мы и встретились. Узнав цель визита, Житов достал прокопчённую трубку, привычно набил её махоркой, закурил и только потом сказал:

– Просто дальше молчать уже не мог. Понимаю, что обстановка в стране неспокойная, но этот груз ношу с 1949 года, и я просто боялся, боялся опоздать, не успеть рассказать людям правду.

О тайне этого подвала я узнал, можно сказать, случайно. К 1949 году уже закончил речной техникум в Якутске, плавал, но меня, как кандидата в члены партии, отозвали с флота на оперативную работу в МГБ в Киренск. Вот тогда и встретил человека, который в 1937 году входил в похоронную команду. Состояла она из пяти человек. Фамилию называть его не буду, так как сам он уже умер, но здесь продолжают жить его родственники, а они тут ни при чём. Ведь тогда, по сути, в смерти киренчан были повинны сами киренчане. Вот он и открылся мне, как их запирали на ночь в том подвале, давали лопаты, свечи, водку и заставляли закапывать очередную партию трупов. Кстати, похоронная команда всё время боялась, что рано или поздно все они окажутся там же, и они даже договорились между собой разбежаться куда глаза глядят. Такое было время. Никого не щадили. Ведь я родился в Киренске, пацаном был, но хорошо помню, как с нашей улицы друг за другом уводили «врагов народа», соседей – Пахорукова, Арбатского, Горского, Кузовлева, Дауркина, всех не перечислишь сразу.

Но прослужил я в Киренске недолго, до 1951 года. Мой начальник Ковалёв как-то увидел, что роюсь я в шкафу с архивными документами. Только и спросил, дескать, что, интересуешься? А через два месяца меня неожиданно перевели в Нижнеилимский район, а затем в Черемхово. Это там в годы первой «оттепели» мне приходилось сжигать сотни дел на потенциальных жертв, приготовленных для будущих репрессий. Дело заводили за каждое неосторожное слово. До сих пор помню куплет глупой, но безобидной частушки: «Слава Сталину-грузину, что снабдил он нас резиной»… Из неё, резины, тогда плащи шили. А вот дела нам приносили целыми кулями.

Увольнялся с шумом, запой себе устроил. Только это и помогло. Отделался выговором по партийной линии, но зато смог вернуться в родные места. В 1958 году женился, сейчас три дочери. Плавал сперва помощником механика на пароходе, а потом с оклада в 180 был переведён на 90 рублей – инструктором райкома партии. Сейчас это трудно понять, а тогда ещё была жёсткая партийная дисциплина, попробуй ослушайся.

Только через четыре года снова смог вернуться на флот на Красноармейский завод, переименованный позже в Киренскую РЭБ. Восемь лет назад вышел на пенсию, да разве усидишь дома, привык работать. Вот только веру в справедливость потерял окончательно и в феврале сдал в райком свой партбилет. Сколько можно обманывать себя и других?..

…С момента начала раскопок не было такого дня, чтобы пустовал двор по Советской, 46. Люди идут и идут, называют фамилии, приметы, вдруг повезёт, вдруг не сгинул бесследно муж, брат, дядя.

Сколько их, с заплаканными лицами, но так и не выплакавших своё горе до конца, прошло здесь в эти дни. А сколько ещё придёт и приедет на перезахоронение праха погибших – трудно сказать. Вот только коренным бодайбинцам ехать сюда, наверное, не надо. Довелось недавно беседовать ещё с одним свидетелем репрессий 1938 года. По моральным соображениям не буду называть его имени. А работал он тогда, будучи девятнадцатилетним пареньком, в «Лензолотофлоте». Это на его глазах сняли всю команду одного из катеров, набрали новую, из «своих», загрузили трюм коньяком, деликатесами, посадили приехавших в Киренск из Иркутска членов «тройки», прицепили баржу № 109 и, вооружённых пулемётами, винтовками, отправили в Бодайбо. Не было той «тройки» и команды катера полтора месяца. Позже выяснилось, что ходил тот катер с баржей, заполненной очередной партией арестантов, вверх по реке Витиму до местечка Известковая. Обратно спускались порожними. Вот только по сей день никто не может обнаружить конечную остановку катера из 1938 года.

Как утверждают киренчане-старожилы, массовое захоронение в Киренске не единственное. Знаю, до сегодняшнего дня дожили несколько человек, работавших в органах НКВД в 1930–1950-х годах. От имени тех, кто уже не сможет сказать за себя, от имени родственников репрессированных и ждущих до сих пор обращаюсь к ним: расскажите всё, что знаете. Прах безвинных жертв должен быть предан земле по народному обычаю, чтобы в родительский день на могилы своих близких или к братской могиле могли прийти родные, посидеть с ними рядом, поговорить, выпить рюмку горькой за упокой их так до сих пор не обретшей покой души.

* * *

26 мая в Киренске состоялись похороны жертв сталинских репрессий 1938 года. Они наконец обрели покой на Хабаровском кладбище, что на окраине города.

После того, как в местной газете были опубликованы списки погибших, весть распространилась широко за пределы района, многие родственники погибших смогли приехать для прощания и участия в погребении. По христианскому обычаю обряд отпевания невинных душ совершил иркутский священник отец Геннадий.

На месте огромной братской могилы в скором времени будет сооружён мемориал. Сегодня могила усыпана цветами, что принесли сюда родственники и земляки убитых. Этот памятник – не просто символ. Он должен стать предостережением всем нам и последующим поколениями, что беззаконие, террор, насилие не должны повториться.