Мы спросили в Мишёлевке нескольких местных жителей, праздно шатающихся на центральной площади – это треугольник между самим заводом, заводоуправлением и поселковой администрацией: «А какое, собственно, время на остановившихся часах?» Которые, согласно поговорке, дважды в сутки всё-таки не врут. Никто не знает. Настолько замкнутая на ржавый навесной замок территория не воспринимается местными как что-то вообще заслуживающее внимания.

Быль о фарфоровом заводе

Новость о том, что легендарный Хайтинский фарфоровый завод в посёлке Мишелёвка снова заработал, – уже не новость. Ещё в начале февраля администрация Усольского района обнародовала эту информацию в самом позитивном ключе: появился добросовестный инвестор, братский предприниматель Валерий Нестер, запущен первый цех, трудоустроено пятнадцать первых человек, ими выполняются новые заказы – ассортимент уже включает 32 позиции, есть реальная перспектива появления рабочих мест.

В сообщении «Хайтинский фарфоровый завод возобновляет свою деятельность» (заголовок с сайта Усолье.инфо) прекрасно всё, кроме слова «завод». Вновь созданное ООО «Хайтинский фарфор» к указанному в заголовке бренду имеет отношение весьма опосредованное. Собственно цех, который сейчас работает, расположен в здании заводоуправления, маленьком кирпичном двухэтажном особнячке, в котором находятся сегодня мебельный магазин и фотография – в их пышных вывесках теряется скромная табличка с реквизитами завода. Предприятие ютится в трёх комнатах – бухгалтерии, небольшой комнате на втором этаже, где делается ручная роспись, и дальней угловой каморке на первом этаже, где идёт «процесс изготовления фарфоровых изделий методом литья» из шликера – глиняной суспензии, запас которой, составляющий несколько тонн, сохранился на заводе со «старых добрых времён».

Женщины, не отрываясь от работы, наскоро проговаривают заученную историю – завод открыли братья Переваловы в 1869 году, начав разрабатывать сначала находящийся поблизости карьер Голубичный, но вскоре чуть подальше (на современной границе Усольского и Черемховского районов) нашли уникальную белую глину Трошковского карьера. В 1899-м началось серийное производство и славная вековая история хайтинского фарфора. Ровно век продолжалась жизнь завода – кризис, которым всё закончилось, здесь отсчитывают с 1997 года, когда «перестали платить деньги». Впервые завод закрыли в начале нулевых, потом была попытка возобновить производство в полном объёме: пришёл новый директор, которого в Мишелёвке помнят и называют только по фамилии – Шульц.

– Продукция завода пользовалась спросом всегда, – перебивая друг друга, горячо утверждают женщины из первой бригады возрождённого цеха, руками привычно не переставая мять глину. – А закрыли завод, потому что мазут стал очень дорогим. Выпускать изделия из фарфора стало невыгодно. Как это говорится по-умному? Да, нерентабельно…

«Период полураспада Шульца» длился меньше года и закончился в 2004 году, когда завод закрыли окончательно. После этого ворота завода закрыли на тот самый ржавый навесной замок, который висит на них до сих пор. Некоторое непродолжительное время на территории, «в одной тёмной-тёмной комнате» ещё работала одна маленькая-маленькая бригада, но они не занимались производством хайтинского фирменного фарфора, а только расписывали покупное на заводе в Богдановичах, чужое «бельё» – так на производственном сленге называется готовое, но «голое» изделие, без росписи, без нанесённого узора или рисунка. Старожилы завода отказываются брать этот период в зачёт славной истории хайтинского завода. Кооператив какой-то…

Люди, гордо считавшие себя белой костью Мишелёвки, представителями старого благородного ремесла, оказались в забвении и унижении. Они вынуждены были вставать в очередь «биржи труда», как они по старой привычке называют Центр занятости населения. Обзаводились собственным хозяйством – скотом и огородами, на которые раньше не было ни времени, ни сил, ни желания. Брались за любую неквалифицированную работу – становились уборщицами, ухаживали за стариками. Территорию завода с принадлежащим ему Трошковским карьером купил местный предприниматель Андрей Баранов, но, чтобы вновь запустить производство, ему не хватало собственных ресурсов.

«Фарфор – это круче, чем фаянс и керамика!»

Невысокая, улыбчивая, очень обаятельная Юлия Мисько, заместитель генерального директора и соучредитель ООО «Хайтинский фарфор», рассказывает о прикладной керамике так, что невозможно оставаться равнодушным слушателем. Братчанка, восемь лет назад она приехала в Иркутск получать образование. Отучившись, осталась в областном центре и открыла магазин, который сама с улыбкой называет «Изразцы, купи-продай».

– Тема керамики и изразцов мне всегда была близка по духу. Может быть, это потому, что все мои корни – на Западной Украине, подо Львовом. Там в деревнях все печи выложены изразцами. Здесь о таком никто не знает, сколько ни рассказываю – все удивляются, – оживлённо поясняет она. – И когда я выбирала, чем заняться, какой бизнес открыть, сразу подумала об изразцах. èèè

Привозные изразцы – штука хрупкая и недешёвая, поэтому сначала Юлия стала искать местных производителей и даже их нашла – в её родном Братске по этой декоративно-прикладной теме специализировался предприниматель Валерий Нестер. Он сам производил изразцы, но и это оказалось затратным делом – глину приходилось покупать в Москве, а в столицу её везли из Донбасса. И тогда двое энтузиастов решили найти глину поближе. И поехали в Мишелёвку.

– Про хайтинский фарфор мы знали, кажется, всегда, я даже не помню откуда. Может, даже из уроков в школе по истории родного края. Впервые мы попали в Мишелёвку в мае прошлого года. Правда, почти сразу поняли, что трошковская белая глина не подходит для производства изразцов по некоторым техническим показателям, – вспоминает Юлия совсем недавнее прошлое. – Но к тому времени мы уже познакомились с местными старыми мастерами и загорелись идеей возродить былую славу изделий из хайтинского фарфора.

– А как же изразцы? Вы изменили детской мечте?

– Вовсе нет! – не возмущается, а скорее ужасается Юлия. – Изразцы будут новым для «Хайтинского фарфора», но основным направлением работы. Правда, делать мы их будем всё-таки из привозной глины…

– А как же фарфор?

– Фарфор – это круче, чем фаянс и керамика! Нас поразили старые мастера, которые до сих пор любят свою работу, их руки ещё не забыли её, они остались профессионалами, и мы решили существенно расширить производство за счёт возрождения хайтинского фарфора. Сейчас нас трое соучредителей. Валерий Миронович – главный энтузиаст, наша движущая сила. В новом ассортименте есть фигурки мамонтов, так вот он очень напоминает такого мамонта, который двигается к своей цели, вообще не замечая препятствий. А Андрей Баранов располагает всеми необходимыми ресурсами, производственной базой. Так что всё у нас получится.

Хранитель традиций и старый мастер

Как говорил один крупный политический деятель и эффективный менеджер, сначала мы думали, что техника решает всё, а потом оказалось, что всё решают кадры. Техника ещё гниёт и разрушается за забором с ржавым навесным замком, а кадры уже много чего порешали. Первым таким кадром, найденным на просторах Мишелёвки, стала Оксана Егорова, хранитель традиций хайтинского фарфора. На заводе в годы его расцвета она работала живописцем-исполнителем, сначала в цехе, потом в художественной лаборатории, делала образцы рисунков, которые потом наносились на «бельё». Для неё безвременье закончилось раньше других – ещё в 2008 году в Мишелёвке открылся Дом ремёсел, куда её пригласили заниматься тем, что она знала лучше всего.

В Доме ремёсел были своё бисероплетение и лоскутное шитьё, но главным направление оставалось сохранение, развитие и возрождение традиций изготовления хайтинского фарфора. Именно этим «сектором» заведовала Оксана Васильевна. А в июне 2016-го она познакомилась с Валерием Нестером, который в этот раз приехал уже с планами запуска первой очереди и набирал для этого бригаду. Бригадиром, который решил кадровый вопрос, была Оксана Егорова. Сейчас она руководитель производства, второй зам генерального. После общего собрания бывших рабочих завода было отобрано около пятнадцати человек. Восемь работают на производстве в заводоуправлении. Остальные, старые мастера, трудятся дома, создают модели новых изделий.

Галина Белькович, зашедшая в заводоуправление как раз во время нашего разговора с бригадой «фарфоровых» женщин, устало сидит в углу, бережно примостив на колени старенькую матерчатую сумку и время от времени поправляя своих более молодых коллег в разговоре об истории хайтинского фарфора. Про себя она рассказывает скупо: проработала на заводе всю жизнь, с 1980 года, пришла сразу после училища, была живописцем, расписывала всё, что завод производил, – вазы, кружки, бокалы, пельменные и столовые наборы – и ушла только вместе с его окончательным закрытием, то есть «после Шульца». Потом – со всеми на «биржу труда», случайный разовый труд. Последнее время работала в Доме ремёсел, но уборщицей – не было ставки по специальности. Там по старой памяти что-то лепила, делала фигурки животных, там её и нашла Оксана Егорова. Теперь Галина Степановна – одна из «надомниц». О работе она рассказывает так же скупо, как и о себе:

– Сначала ищу материал – где-то что-то подглядываю, рассматриваю. Навеет – создаю рисунок, эскиз. Потом леплю, делаю модель на показ. Приношу и предлагаю. Если понравится – запускают в производство.

– А сейчас что принесли? С чем пожаловали? – настырничает корреспондент и беспардонно суёт нос в сумку.

– Да ну, – смущается Галина Степановна и достаёт что-то, завёрнутое в ядовито-малиновое полотенце. – Это ликёрница…

Из кухонного полотенца появляется белый, будто ощипанный, грубо вылепленный из глины петух. Лёгкое движение пальцев – мастер сворачивает петуху голову, и на месте шеи появляется узкое бутылочное горлышко. Галина Степановна продолжает:

– Если подойдёт, сделают форму. В форму заливается шликер, изделие обжигается, раскрашивается – и всё, осталось залить винцо…

– Ноль пять?

– Бутылка войдёт точно…

– Эту модель ещё нужно дотачивать. Видите, здесь углы. Этих «зацепов» быть не должно, иначе невозможно будет вынуть из формы, – объясняет Оксана Васильевна. – Что касается объёма, тут тоже есть свои тонкости. В зависимости от росписи изделие сушится и обжигается до четырёх раз. Это даёт усадку объёма до 13% – это сантиметр-полтора в обхвате меньше того, что вы держите сейчас в руках.

Повседневный труд и творческие планы

Старым мастерам почему-то хорошо запомнился последний художественный заказ, который делали на хайтинском заводе перед закрытием. На Год учителя им заказали фигурку пеликана. Говорят, она была очень популярна…

«Всё» – так отвечают пока немногочисленные мастерицы возрождаемого завода на вопрос, что из прежнего ассортимента они собираются выпускать. Всё – и сервизы, и «сувенирку». Сейчас, пока у них нет модельного станка, они не могут создавать модели для новых изделий, но станок есть у Андрея Баранова, осталось договориться о «запуске его в эксплуатацию». Поэтому сегодня изделия производятся методом литья – Андрей Вадимович любезно предоставил старые, но по-прежнему рабочие формы. В них льют зарекомендовавшие себя в прошлом «переваловские» кружки. Не успели открыться – сразу пошли и первые заказы. С начала февраля бригада выполняла небольшой заказ на трёх рыб – ГЭМ, одна из братских энергетических компаний, заказала в качестве призов за первое, второе и третье места в корпоративном рыболовном конкурсе щуку, окуня и ельца. Заказ сделали, он понравился заказчикам, но неожиданно он понравился и всем остальным, поэтому трёх рыб сейчас, слегка дизайнерски поправив, включили в основной ассортимент.

Ещё один «контракт» поступил от Усольской районной администрации. Мэр района Виталий Матюха, к новому производству весьма благоволящий, одобрил заказ партии в 300 фарфоровых колокольчиков, которые подарят в конце учебного года избранным выпускникам. Кроме того, сейчас выпускают несколько видов сувенирных мамонтов, пещерных тигров и первобытных людей – эти мотивы исконно сибирского древнего быта запустили в противовес безликой сувенирной продукции, потоком текущей из Китая. Ну а кроме того, недавно неподалёку от Мишелёвки нашли останки мамонта – тоже повод.

Гораздо важнее, чем наполнение ассортимента и прайс-листа, планы нового руководства по расширению производства и логично следующему за этим созданию рабочих мест. Уже летом планируется «зайти» на территорию старого завода. Там собираются начать капитальный ремонт высокохудожественного корпуса, где раньше занимались литьём и росписью, делали все штучные, как сейчас называют, «эксклюзивные изделия».

– Сейчас там нет ничего, кроме стен – ни окон, ни батарей, крыша течёт. Ни тепла, ни освещения. Поэтому необходим не косметический, а капитальный ремонт, – вздыхает Юлия Мисько. – К концу лета мы всё-таки планируем корпус запустить.

– Что с новыми рабочими местами?

– Трёх тысяч, как было раньше, уже не будет никогда, – досадливо морщится Юлия. – К осени, когда заработает высокохудожественный, планируем набрать до ста человек. В дальней перспективе – 250–500 рабочих мест. Но это с приезжими специалистами, возможно, кого-то будем учить прямо здесь. – Она вдруг оживляется и весело добавляет: – В политехе (не помню, как он сейчас называется – ИрГТУ или по-новому?) недавно собрались расформировывать кафедру декоративно-прикладного искусства. И тут появляемся мы. Так они попросили нас прислать письмо их руководству, что специалисты этого профиля скоро очень понадобятся в Мишелёвке.

Наследие лихих 90-х

В радужные планы нового «фарфорового заводика» уже сейчас вмешивается грубая, как слон в посудной лавке, реальность. Чтобы понять, что происходит в остальной Мишелёвке, не ограниченной пределами нового производства, нужно понять, что она представляла собой последние почти двадцать лет, прошедших под глухой стеной закрытого завода. Завода, который создал этот населённый пункт – и даже название происходит от фамилии одного из первых гончаров, приглашённых братьями Переваловыми на производство фарфора, Мишелёва.

– Вы же понимаете, что завод был градообразующим предприятием. Не стало завода – посёлок остался без работы. Где здесь работать? Школа, детский сад, больница – и всё? Ну, ещё немного торговли. Молодёжь уезжает, – тяжело и неспешно рассуждает заместитель главы Мишелёвского МО Виктор Громов, который сам сюда приехал в 1983 году из Усолья-Сибирского работать на завод, правда, не по производственной, а по партийной линии – секретарём парткома.

Сегодня в Мишелёвке живут 5300 человек. Работоспособных – около двух тысяч. Из них только около трёх сотен работают в пределах самой Мишелёвки, большая часть – в бюджетной сфере. Остальные – мужики, которые уезжают на вахту на предприятия Иркутска, Ангарска, Шелехова или дальше – «на севера», в тайгу.

– Когда завод закрылся, всплеска преступности не было, – продолжает Виктор Петрович. – Наступила безнадёга – начались проблемы с ЖКХ. Чтобы развивать коммунальную сферу, наш бытовой комфорт, нужно, чтобы у управляющих компаний были на это средства. А сбор по коммунальным платежам у нас сейчас 58%. Ну, нет денег у людей!

Но есть у Мишелёвки ещё одна особенность – социально-географическая. Виктор Петрович говорит: «Посмотрите, где мы находимся? Мы живём в аппендиксе». Действительно, к Мишелёвке ведут три дороги. Из Мишелёвки, куда-нибудь дальше, не ведёт ни одной. Мишелёвка – это проезжий тупик. Именно по этой причине в конце 1990-х этот населённый пункт выбрали «чёрные риелторы», чтобы выселять сюда неблагополучные семьи. Методика была простая и не совсем незаконная.

Тогда люди массово оставались без работы, цели и даже смысла жизни. Многие опускали руки, многие спивались. То есть не все те, кто попадал в поле зрения махинаторов с недвижимостью, были спившимися отбросами общества – были и те, кто просто не приспособился к новым условиям жизни. Объединяло этих отверженных одно – они не могли оплатить коммунальные услуги и копили огромные долги. Обманом или уговорами их заставляли подписать документы, по которым риелторы подыскивали им другое жильё и покупали его, заплатив за новую квартиру и вернув долги «по коммуналке» из средств, полученных за продажу квартиры в Иркутске.

Сейчас в Мишелёвке таких живёт порядка пятисот человек – это 10% всего населения посёлка! Среди них есть многодетные семьи, большинство не хотят ничем заниматься.

– У нас есть десять благоустроенных многоквартирных домов – этих людей обычно перевозили жить в них. Есть в Мишелёвке район санатория «Таёжный» – туда едут жить те, кто получает деньги по материнскому капиталу. Купят квартиру, приезжают – там ни окон, ни дверей, ни батарей. Как, спрашивается, они квартиру покупали, куда смотрели – они только плечами пожимают, – описывает проблему замглавы посёлка и невесело усмехается. – Нам уже пора подавать исковые заявления, требовать от администраций ближайших городов особую льготу: пусть платят за то, что сбагривают нам своих неблагополучных, а мы здесь с ними валандаемся потом…

К возрождению Хайтинского фарфорового завода это имеет непосредственное отношение. К пришлым «варягам» отношение неоднозначное, которое руководитель производства Егорова описала как «пятьдесят на пятьдесят». Половина посёлка, родные, друзья и знакомые тех, кто уже работает в новом цеху будущего большого завода, относятся к этому ожидаемо позитивно. Однако большая половина пока никак не задействована в производстве – а среди них много бывших мастеров завода. Отчасти на негативном отношении сказывается обида: «Почему они работают, а мы – нет?»

Но проблема глубже и сложнее. Как объясняет Юлия, есть часть выходцев из Мишелёвки, которые осели в Иркутске и даже заняли не последние места, посты и чины. Возможно, они сами имели какие-то виды либо на завод, либо на его территорию. И сейчас они занимаются пассивным саботажем новых веяний в Мишелёвке. Они приезжают в посёлок, разговаривают со своими знакомыми, утверждают, что новое руководство – мошенники, которые хотят, как многие до них, прикрываясь разговорами о возобновлении производства, хапнуть денег и уехать.

– Нам некоторые говорили: «Вы ведь деньги из бюджета получите – и удерёте». А потом добавляли: «А может, так и лучше. Купите себе по машине – и уезжайте отсюда», – удивляется Юлия. – В общем, мы чувствуем в свой адрес сильное недоверие от части местного населения. Обидно, что это влияет на отдельных старых мастеров, с которыми мы хотели бы сотрудничать. Их отговаривают с нами работать, уверяют, что мы не заплатим, обманем.

– Четырнадцать человек работают – уже хорошо, – выражает доверие возрождаемому производству замглавы поселковой администрации Виктор Громов. – Мишелёвка – это посёлок «фарфористов». Поэтому помогать будем всем, чем сможем. Благо у нас уже есть взаимопонимание с новым руководством.

Новому «Хайтинскому фарфору» бессмысленно убеждать в своих благих намерениях местное население. Нужен какой-то наглядный символ перемен, знак того, что всё изменилось надолго. Запуская этим летом высокохудожественный цех, им хорошо бы одновременно отремонтировать и запустить часы на башне. Нет лучшего напоминания о текущих важных делах, чем часы, правильно показывающие время.