То, что у соседей леса воруют меньше, чем у нас, не на порядок, конечно, но всё-таки в разы, вовсе не значит, что там, в других лесных регионах, его воруют мало. Просто меньше. Криминальный лесной бизнес, в том числе крупный и хорошо организованный, распространён по всей нашей лесной державе. Он присутствует во всех регионах, где растёт лес транспортно доступный и качественно пригодный для его превращения в товарную древесину.

Ещё одно важнейшее условие для процветания чёрного лесорубства – наличие и доступность рынка сбыта древесины неизвестного (читай – криминального) происхождения. А он в России безграничен. И на практике – бесконтролен. В одной только Иркутской области, по оценкам экспертов, есть не менее трёх тысяч так называемых пунктов приёма, переработки и отгрузки древесины, а если сказать по-народному – скупок. Они очень разные. Есть солидные, крупные, высокотехнологичные лесозаготовительные и лесоперерабатывающие предприятия, арендующие большие участки тайги и официально заготавливающие сотни тысяч, а то и миллионы кубометров древесины в год, но при этом не брезгующие и дешёвым «чёрным» лесом, привезённым к ним неведомо кем неведомо откуда. А есть мелкота – крохотные, нигде не зарегистрированные и никем официально не учитываемые частные пилорамки, поставленные «дома за сараем» и зарабатывающие на превращении круглого леса с воровских делян в пиломатериал, чтобы его потом проще легализовать было.

На том же совещании Битаров высказал, как мне показалось по интонации, осторожную надежду (или робкую мечту) на избавление от печального лидерства уже в нынешнем году, объявленном в России Годом экологии. Мечта хоть и робкая, но не пустая. Теоретически, она может исполниться в случае успешного внедрения принципиально новой, а значит, на практике нигде и никем пока ещё не испытанной системы электронного учёта древесины, легально заготовленной на территории Иркутской области. Как раз поэтому иркутский проект по электронной маркировке всей заготавливаемой древесины на федеральном уровне был назван пилотным. Он, если сказать коротко, направлен на лишение криминального лесного бизнеса его святая святых, основы и опоры – рынка сбыта. На создание условий, при которых реализовать древесину криминального происхождения станет попросту невозможно.

Нынешний проект, приуроченный к Году экологии, – это пока только теория, которая не всегда и не обязательно подтверждается практикой. Лесорубы – и «чёрные», и «белые», а особенно «серые», которые не то чтобы воруют, но подворовывают, – могут вспомнить множество крупных и мелких административно-организационных кампаний и проектов, проводившихся на территории области в нулевые годы и направленных на декриминализацию лесного бизнеса. Чего стоят, к примеру, «прожекты» по со­зданию малого количества крупных лесных терминалов вместо большого количества лесных «скупок» и попытка внедрения системы поштучного учёта круглых лесоматериалов за счёт закрепления на каждом отдельно взятом бревне электронного чипа или бирки с полной информацией о происхождении каждого конкретного сортимента. Это было ещё в середине нулевых годов. Гладко было на бумаге, но, продержавшись в тестовом режиме по паре лет, проекты заглохли.

Считается, что причинами неудач стали недостаточная правовая база, отсутствие единой глобальной информационной системы по учёту заготовленной древесины и несоответствие технических характеристик электронных чипов, которые для поштучного учёта должны были забиваться в торец каждого бревна специальным молотком. Мы закупали их (между прочим, не дёшево) где-то в Европе. Крепёжные штыри электронной бирки, как обещали производители, должны были при забивании в сортимент выдерживать практически любые сибирские морозы, при которых людям разрешается работать на улице. Но у наших лесопромышленников, крайне незаинтересованных в объективном учёте срубленного леса, эти штыри стали ломаться уже при минус двадцати. Я даже удивился, что крепёж стал ломаться при минус 20, а не минус двух градусах, поскольку именно отсутствие объективного учёта даёт лесопользователю возможность получения неучтённой государством «серой» прибыли, когда он «не ворует, а только подворовывает».

Так или не так это было, но практический результат тех проектов оказался нулевым. Хотя, если посчитать потраченные на них деньги и рабочее время высокооплачиваемых людей, то получится минус. Но и плюс всё равно есть. Именно тогда, примерно в 2005 году, власть на всех уровнях была вынуждена вслух признать, что лесной бизнес в стране до неприличия криминализирован, и начать поиск путей его декриминализации. До тех шумных кампаний и после них в Иркутской области были и другие, менее звонкие попытки хоть как-то приструнить криминальный лесной бизнес. Не то чтобы искоренить его совсем (об этом уже никто и не мечтает), но хотя бы поставить в более-менее приемлемые рамки. Все они закончились либо пшиком, либо несущественными положительными сдвигами.

Уверен, что в целом разумные проекты были провалены ещё и потому, что криминальный лесной бизнес, сопряжённый с коррупцией, умеет сопротивляться. Он тоже думает и разрабатывает собственные системы нейтрализации расставляемых государством барьеров, главным из которых является объективный и прозрачный учёт всей заготавливаемой древесины. Чем слабее, чем дырявее государственный учёт и контроль, тем легче реализуются «серые» схемы получения «серой» прибыли от непомерных рубок.

Указ президента России о проведении в стране Года экологии (от января 2016 года) активизировал работу государства над реализацией очередной идеи обуздания криминального лесного бизнеса. В апреле прошлого года министр природных ресурсов и экологии РФ Сергей Донской на заседании коллегии Минприроды России лично объявил, что «в рамках Года экологии (…) на территории Иркутской области начнётся тестирование системы маркировки всей заготавливаемой древесины». А в Плане основных мероприятий, утверждённом Правительством РФ в июне прошлого года, под номером 149 значится пункт «Реализация в Иркутской области пилотного проекта по маркировке всей заготавливаемой древесины». Эти детали – личный контроль министра и включение проекта в общероссийский План основных мероприятий, которые, на первый взгляд, кажутся не очень существенными, говорят, что проект, хоть и считается иркутским, хоть и реализуется на территории только одного субъекта РФ, имеет тем не менее не региональную, а общегосударственную направленность и перспективу. Александр Битаров на совещании в Иркутске, где он председательствовал вместе с заместителем руководителя Рослесхоза Михаилом Клиновым, прямо указал на это.

– Пилотный проект по маркировке древесины, для реализации которого федеральным центром была выбрана Иркутская область, позволит нам выработать механизм по организации сквозного и, самое главное, прозрачного учёта заготавливаемого леса, а также контроля за его транспортировкой, местами хранения, переработки и отгрузки, – сказал председатель регионального правительства.

Значит, иркутский проект затеяли не мы. Это федеральный центр выбрал нас в надежде, что на этот раз мы сумеем воплотить теорию в практику, которую при накоплении должного опыта можно будет распространить на всю лесную Россию. Важно, что на этот раз мы не перенимаем чужой опыт. Российскую автоматизированную систему учёта древесины и контроля за сделками с ней мы создаём с нуля, разрабатывая свои программы и изготавливая свои пластиковые карты, «читать» которые можно будет не специальным сканером, а мобильным телефоном, обеспеченным специальной программой, разработанной Росатомом. Сегодня сотни людей из многих ведомств ведут работу по наполнению «практическим смыслом и возможностями» очередной теоретической идеи создания принципиально новой автоматизированной (в условиях коррупции это особенно важно) системы учёта и контроля оборота всей заготавливаемой древесины с помощью электронных идентификационных карт и специальных программ, разработку которых ведут специалисты Государственной корпорации Росатом.

Не вдаваясь в подробности («Восточка» писала об этом многократно), напомню, что под прикрытием бумажных документов нечестный лесопользователь без особого труда и риска мог вывести из леса и двести, и тысячу кубометров древесины вместо оплаченных им ста кубов. А вот при использовании пластиковых идентификационных карт, с помощью которых будет осуществляться оперативный учёт заготавливаемой древесины и всех её дальнейших перемещений и превращений, провернуть подобное (пока опять же только теоретически) не получится. Каждая карта, как поясняют разработчики, будет «намертво привязана» к определённой лесосеке и заранее, с момента отвода деляны в рубку, «будет знать», сколько кубометров древесины здесь может быть заготовлено. Маркируя заготовленную древесину, автоматизированная система учёта сама будет плюсовать с нарастающим итогом вносимые в неё данные и таким образом не позволит «привязать» к «подконтрольной» ей лесосеке ни одного лишнего кубометра. На пластик будут заноситься данные о номере заготавливаемой партии древесины, дата выпуска карты, информация об актах приёма-передачи карты, правовом основании заготовки партии леса, сведения о пунктах приёма, переработки и отгрузки, где должна проходить заготовленная партия, другая информация. Карта активируется министерством лесного комплекса Иркутской области и выдаётся лесопромышленнику вместе с сопроводительными документами на заготовку партии леса. Считывание данных карты может проводиться в любом месте без использования Интернета. Для этого на мобильные телефоны лесных инспекторов и других проверяющих будет установлена разработанная Росатомом программа. Карта даёт возможность проверять соответствие задекларированной и перевозимой древесины не только в местах хранения и переработки, но и по пути её следования.

Шансов достичь заметного успеха в борьбе с лесным криминалом теперь больше, чем было в середине нулевых годов, ещё и потому, что правовая база с той поры изменилась кардинально. Напомню в качестве примера хотя бы о куче специальных поправок в Лесной кодекс РФ, направленных в том числе и на совершенствование системы учёта. И о региональном Законе № 100 «Об организации деятельности пунктов приёма, переработки и отгрузки древесины на территории Иркутской области», принятом нашим Заксобранием в ноябре прошлого года. Уже принято и ещё будет принято множество подзаконных актов, направленных на совершенствование системы учёта в лесном комплексе Иркутской области и страны в целом. На днях председатель регионального правительства подписал постановление, утверждающее ряд подзаконных актов к «сотому» закону, определяющих в том числе порядок и технологию ведения открытого реестра пунктов отгрузки, ведения учёта древесины и сделок с ней, порядка отчётности обо всей принятой, переработанной и отгруженной древесине. А самое главное, что в государстве, пусть пока ещё не очень стабильно, но тем не менее уже работает и всё активнее наполняется информацией ЕГАИС – Единая государственная автоматизированная информационная система по учёту древесины и сделок с ней. Иркутский проект электронной маркировки заготавливаемой древесины, судя по его характеру и направленности, может стать ценным инструментом по, если можно так сказать, объективизации информации, поступающей в ЕГАИС. Если всё получится, как задумано, то благодаря иркутскому пилотному проекту отчётные цифры будут отображать (пока мне в это даже не очень верится) картину не удобную и выгодную лесопользователям, а реальную.

– Вы знаете, на самом деле этот пилотный проект может стать продолжением ЕГАИС, его совершенствованием, – подтвердил заместитель руководителя Федерального агентства лесного хозяйства Михаил Клинов, к которому я обратился, чтобы сверить свои ожидания с надеждами профессионала. – С одной стороны, это проект самостоятельный, а с другой – мы понимаем, что его итоги, если они будут положительными, точно можно будет применять и в ЕГАИС Российской Федерации. В любом случае, это приведёт к созданию сложных барьеров для незаконного бизнеса. Важно включить в эту цепочку сотрудников таможенной службы, РЖД и других структур, имеющих отношение к обороту лесоматериалов. Если мы сумеем увязать их действия с реестром, который будет формироваться по идентификационным картам, то, я думаю незарегистрированный пользователь не сможет погрузить в вагон и отправить на экспорт свою древесину. Потому что в системе не будет информации о происхождении его товара. Потому что самого продавца не будет в реестре пунктов приёма и отгрузки древесины.

Заместитель руководителя Рослесхоза отвечал на вопросы «Восточки» охотно. И, несмотря на частое употребление слова «если», по интонации ответов чувствовалось, что Клинов считает иркутский проект маркировки древесины вполне жизнеспособным, а поставленные цели – достижимыми.

– Есть распоряжение правительства по пилотному проекту, по которому правительство Иркутской области будет отчитываться перед правительством Российской Федерации, – говорит он о жёстком федеральном контроле за реализацией проекта, отчётливо выделяя интонацией слово «будет», как о гарантии того, что федеральный центр не позволит регионалам отнестись к проекту формально. – Очень важно межведомственное взаимодействие, сопряжение информации разных структур и ведомств по экспорту древесины со сделками с древесиной, с правоустанавливающими документами. Надеюсь, что министр лесного комплекса Иркутской области и руководство региона смогут организовать чёткое взаимодействие со смежниками. Только тогда, я думаю, можно будет надеяться на то, что криминальная ситуация в Приангарье кардинально поменяется.

Выслушав вопрос о предполагаемых сроках – когда, на его взгляд, положительные изменения криминальной ситуации в лесах Иркутской области станут хоть чуть-чуть заметны в реальной практике, Михаил Юрьевич сделал небольшую паузу. Возможно прикидывал, стоит ли говорить о факте ещё не доказанном официально, хоть и обратившем на себя внимание лесной охраны. И решил сказать.

– Знаете, есть косвенные признаки того, что криминальная ситуация здесь уже меняется. Мне рассказали, что недобросовестные лесопользователи, которые работали в Иркутской области, вдруг начали перемещаться в Красноярский край. Видимо, поняли, что заниматься своим ремеслом здесь им будет с каждым днём и с каждым годом всё труднее. Они начинают искать какие-то другие варианты. Будем надеяться, что это первый признак переломного момента.

Новость неожиданная и приятная. Хотя, не зная истинных причин замеченного исхода лесных преступников в соседний регион, легко предположить, что он может быть связан вовсе и не с пилотным проектом, а с тем, к примеру, что доступный лес в Приангарье попросту кончился. Уже вырублен. Потому что воровать здесь больше нечего. Но говорят, что мысли способны материализоваться. Поэтому, слушая собеседника, стараюсь думать о хорошем.

Мою неуверенную надежду на доведение проекта «до ума» чуть-чуть усилила ещё одна деталь, показавшаяся мне важной. В утверждённом председателем правительства России Дмитрием Медведевым Плане основных мероприятий по проведению в России Года экологии ответственными за реализацию иркутского проекта определены не региональное министерство лесного комплекса, а правительство Иркутской области в целом. И не региональные, а федеральные структуры исполнительной власти, в числе которых Рослесхоз, Минприроды России, Минпромторг России и Федеральная таможенная служба Российской Федерации. А это иной уровень управления. Судя по ответственным исполнителям, иркутский проект может и должен приобрести общенациональный масштаб.