– Владимир Леопольдович, вы завершили работу над исследованием «Байкал и глобальные вызовы». Как возникла идея самого исследования? 

– Я сделал его по заказу активистов Ольхона, в числе которых сопредседатель координационного совета острова Наталья Бенчарова. Мы знакомы с ней уже давно, в те годы я по собственной инициативе в течение двух недель вёл на Ольхоне полевые исследования. Но в целом эта работа не аналитическая, а синтетическая, комплексная экспертиза всей ситуации Байкальского региона – социальной, экономической, культурной, экологической, этической и так далее. За годы работы накоплено много данных, которыми я пользовался в исследовании. Я проводил его по своей  личной инициативе, и институт географии не несёт за него никакой ответственности.

В ближайшие 50 лет Байкал будет одним из главных (наряду с Москвой) центров принятия решений, причём не только финансовых. Озеро – уникальный объект и главный природный ресурс России. Экономический потенциал Байкала только как источника чистой питьевой воды превосходит потенциал всех остальных природных ресурсов страны. Если озеро будет восстановлено в этом качестве, то доходы могут составить 300–400 миллиардов долларов в год при условии изъятия 5% воды из истока Ангары и стоимости литра воды в момент отпуска в несколько центов.

Но чтобы из Байкала в Ангару вытекала чистая вода, ландшафт должен быть в порядке на площади несколько сот тысяч квадратных километров, включая монгольскую территорию, бассейн Селенги, где начинается строительство ГЭС. Причём в данном случае необходимо отдавать себе отчёт: либо мы во главу угла ставим выработку электроэнергии на этих станциях, которые постоянно меняют уровень озера, либо нам нужен Байкал. И это является абсолютным приоритетом.

– С какими вызовами, на ваш взгляд, сейчас сталкивается Байкал? 

– Вызовы очевидны – разнообразное загрязнение привело к «цветению» воды и самоотравлению экосистемы. Это чрезмерные антропогенные нагрузки, массовый туризм, проникновение китайского капитала, который нельзя контролировать, строительство ГЭС в Монголии, неадекватное поведение местного населения. А также зверская вырубка лесов, лесные пожары. Но самый главный вызов в том, что у российского общества и жителей прибрежных территорий нет иерархии ценностей, в которой Байкал занимал бы приоритетное место.

Предложение об учреждении специального министерства нельзя назвать прорывным способом решения проблем Байкала. Это опять же следование стереотипу. А для уникальных проблем нужны и уникальные организационные решения. Есть несколько институтов, которые занимаются Байкалом, но в них нет ни одного отдела, лаборатории или сотрудника, деятельность которого полностью была бы посвящена озеру. Кто-то занимается загрязнением, кто-то – социально-экономическим развитием, кто-то – разными видами живых организмов, состоянием воды и так далее. С одной стороны, это прискорбно, с другой – типично.

– Какие результаты исследования были для вас ожидаемыми? 

– Ожидаемым стало то, что с Байкалом, чья уникальность и ценность очевидна большинству, люди продолжают взаимодействовать как с любым другим ландшафтом. Купаться, жечь костры и пить водку можно на берегу любого водоёма, а входить в полноценное эмоциональное и даже духовное взаимодействие с природой можно далеко не везде. На берегу Братского моря, скажем, ландшафт совершенно не такой вдохновляющий, как на Байкале. Но не предпринимается никаких попыток перенести туда массовый туризм. Со священным озером обращаются как с тривиальным водоёмом.

В какой-то мере ожидаемым стало и то, что подход к решению проблем озера даже на уровне аналитического центра правительства России остаётся стереотипным. Предлагается построить очистные сооружения. А почему они до сих пор не построены? Предлагается быстро перевоспитать население региона. А почему оно не перевоспиталось раньше? К сожалению, история с отравлением «боярышником» опять прославила регион на весь мир. Возникают вполне закономерные вопросы: можно ли такому сообществу, которое не в состоянии удержать своё население от самоубийства, доверить Байкал?

– Что стало неожиданным? 

– То, что ни власти разного уровня, ни население, ни общественность уровень своей проблемы не понимают. Может, болеют душой, но не понимают, что это – большая, уникальная проблема. Сейчас учёные много говорят о Байкале как о сгустке природного разно­образия, но степень концентрации этого сгустка недооценена.

Площадь Байкала и берегов составляет порядка 70 тысяч квадратных километров, площадь Ольхона, по грубым подсчётам, 700 квадратных километров. На этой относительно небольшой территории представлены природные ландшафты, которые в Южной Сибири занимают 2 миллиона квадратных километров. Получается, что каждый кусочек Ольхона репрезентирует территорию в 30 тысяч раз больше. Это подтверждает ценность озера как заповедной площадки, природного музея и экскурсионного объекта – на маленьком Ольхоне можно увидеть то же самое, что и на огромной и труднодоступной территории. Ценность его ещё и в том, что здесь представлены не только различные виды растений, животных, но и экосистема в целом, разные виды ландшафтов.

Ландшафты Байкала и Прибайкалья (я говорю об этом как эксперт, который побывал во многих местах России) отличаются чрезвычайным не только био-, но и визуальным разнообразием. Это значит, что они удовлетворяют вкусы разных людей и, кроме того, соседствуют друг с другом на небольшой территории. В последнее десятилетие появилось важное понятие – «креативные ландшафты», байкальские – именно такие. Они являются незаменимым ресурсом для творческой и креативной деятельности. Я подчёркиваю – незаменимым.

К великому сожалению, сейчас нет такого субъекта, который взял бы на себя ответственность за Байкал. Я не вижу ни одной российской влиятельной группы, которая проводила бы политику за пределами своей жизни. Есть ли такие группы, которые реально заботит то, что будет с ландшафтом России через 300 лет? Я мог бы выделить в разных областях деятельности отдельных людей, но влиятельных групп я не вижу.

Между тем Россия сейчас сдаёт на Байкале перед всем миром экзамен, который определит не только будущее страны, но и отношение к ней. Культурная и экологическая репутация страны является экономической категорией, от неё же зависит инвестиционная привлекательность. А отношение к уникальным объектам показывает, существует ли в стране культурное сообщество, есть ли здесь реальная элита. Есть много поводов, по которым деятели науки, искусства активно высказываются, но по поводу гибели Байкала никто из «первой сотни» не говорит. Ни люди, которые мне симпатичны, как, например, замечательная писательница èèè

Людмила Улицкая, ни чуждый мне режиссёр Никита Михалков, ни предстоятели основных российских конфессий. Такое впечатление, что российская элита – если она есть – не считает Байкал существенной проблемой. Российская элита, культура и общество проваливают экзамен на Байкале.

– Помните свою первую поездку на Байкал? Какое впечатление произвело озеро? 

– Отец работал в Восточной Сибири, мы жили в Иркутске, Братске и Железногорске-Илимском. Мы в 1959 году (мне было 5 лет) летом приехали в Листвянку, холодной воды я никогда не боялся, тогда отец сказал: «Зайди и попей!» Это я запомнил, это повторялось мало где. Разве что из Елецкого озера пить ещё доводилось. После этого на Байкале был три раза. Из них два раза – в 1995 и 2006 годах – проводил по месяцу на полевых исследованиях.

Последний раз пересёк Ольхон, могу сказать, что с точки зрения туриста мыс Хобой – место выдающееся. В целом остров с позиции разнообразия и креативности ландшафта выдерживает любое сравнение. Есть в регионе ещё один крайне привлекательный объект – КБЖД, которая относится к числу мировых шедевров. Она вписана в сложную природную основу и по праву называется «золотой пряжкой Транссиба». На мой взгляд, по степени яркости с ней сопоставимы только петербургские ландшафтные парки.

– Каким вы видите будущее Байкала? 

Чтобы из Байкала в Ангару вытекала чистая вода, ландшафт должен быть в порядке на площади несколько сот тысяч квадратных километров, включая монгольскую территорию, бассейн Селенги

– Обобщённо выделю три варианта. Первый – реальный, даже относительно оптимистический. Президент РФ распорядился разработать мероприятия для особо ценных объектов, упомянув и Байкал. Насколько знаю, что-то делается. Но характер и качество «государственного управления» известны, отсюда и кавычки. Такой подход в итоге может привести к стереотипно-косметическим мероприятиям или чистой имитации. Это будет означать смерть Байкала как земноводного ландшафта. Но – медленную. В данном случае нужен диагноз сообщества экологов – перейдена ли красная черта необратимости?

Второй сценарий – массовый туристский бум. По подсчётам, которым я доверяю, в 2016 году Прибайкальский национальный парк уже посетило порядка одного миллиона человек. Невыносимая для ландшафта нагрузка! Это – быстрое умерщвление Байкала.

Третий вариант представляется желательным, но это чудо. Воскрешение Байкала ценой очень значительных согласованных усилий и ограничений, даже жертв – не только России, но и всего мира. Без радикальных нетривиальных мер не обойтись, Байкал того стоит.

Как стоит того и остров Ольхон. Некоторые территории не предназначены для того, чтобы на них находиться. Они являются объектом не пребывания, а осмотра. Ольхон и отдельные береговые участки надо отнести к такой категории. По моим данным, туристы, которые приезжают на Ольхон, тратят на взаимодействие со спецификой острова несколько часов из одной-двух недель. Значит, нагрузку можно резко снизить. И при этом увеличить глубину взаимодействия туристов и ландшафта. Но это должен быть однодневный очень дорогой тур, без ночёвки. Я подчёркиваю: очень дорогой, как, например, однодневный тур в долину Гейзеров, который стоит 1,5 тысячи долларов.

– Как в данном случае быть с местными жителями? 

– Вопрос о том, имеют ли люди право там жить, стоять не должен. Они уже там живут, и точка. Другой вопрос, как жители соблюдают законы и правила, ведь они находятся на территории высокой ценности. Не исключено, что на острове должна работать международная экологическая полиция, эту идею мы с коллегами давно развиваем. Раз эта территория представляет международную экологическую ценность, значит, там и полиция должна быть международной, некоррумпированной. Такой объект не может быть приватизирован. Он принадлежит всем жителям России, всем жителям Земли, а ещё – будущим поколениям.

Биографическая справка

Владимир Леопольдович Каганский родился 18 апреля 1954 года в г. Покровском-Стрешневе. В школьные годы некоторое время жил с родителями в Восточной Сибири. Окончил среднюю школу и школу юных географов географического факультета МГУ, в 1976 году – МГУ по кафедре экономической географии СССР. Кандидат географических наук по специальностям «Физическая география и биогеография, география почв и геохимия ландшафтов», «Экономическая, социальная, политическая и рекреационная география».

Ведёт исследования в следующих областях: общая и теоретическая география; ландшафт, экология и культура России; общая и географическая лимология; теория классификации; концепция путешествий; теоретическая и практическая картография. Участник междисциплинарных исследований, методолог (две книги и более 300 статей). Консультант ряда проектов регионального и городского развития. Исследовал практически всю Россию, включая Сибирь, Дальний Восток, Алтай, Камчатку, Кавказ, Байкал, в том числе 20 заповедников и национальных парков.

C 2008 года по настоящее время работает в отделе физической географии и проблем природопользования Института географии РАН. С 2016-го – эксперт-консультант проекта «Ольхон – территория развития».

Источник: http://myimperia.ru/