У Иркутской ГЭС были свои дни до приказа. Если точнее, 53 дня: 13 октября 1956 года рисунок с отрывным календарём на первой полосе «Восточно-Сибирской правды» иллюстрировал не заметки об ударном декаднике по уборке урожая, а новость о подготовке к запуску первой машины станции. «Позавчера в 11 часов коллектив участка «Спецгидроэнергомонтаж» опустил в кратер первого агрегата вал первого рабочего колеса с фланцем весом в 90 тонн, – сообщала газета. – Работами по установке вала руководили начальник участка тов. [Николай] Юнак и бригадир монтажников тов. [Аркадий] Шайкин. На кране дежурил машинист Михаил Гуржий». 

«Безусловный пуск»

Уложиться в срок, который столь оптимистично назвала газета, гидростроители не успевали. Бюро Иркутского обкома КПСС, разоблачавшее отдельные недостатки советской системы на фоне её успехов, заявляло, что они «сами осложнили себе выполнение стоящей задачи». «Руководители строительства тт. Бочкин и Моисеев не проявляют должной настойчивости в борьбе за график, – говорилось в передовице всё той же «Восточки» – официального партийного органа печати. – Особенно серьёзны претензии на отставание строительных работ к начальнику управления строительства здания ГЭС тов. Горлову и к главному инженеру этого управления тов. Малиновскому. Затянув строительство работ на пятом и шестом участках, они долгое время сдерживали развёртывание по монтажу пусковых гидроагрегатов, подъёмных механизмов и оборудования». 

Забыли, как в июле 1953 года Андрея Бочкина, за плечами которого уже было восемь крупных объектов в разных частях СССР, назначили в Иркутск как спасителя стройки, тянущейся четвёртый год и отстающей от всех планов. Забыли, что к сентябрю 1955 года коллектив под руководством Андрея Ефимовича по большей части ликвидировал отставание да ещё и сэкономил немало денег, улучшив первоначальную технологию строительства. Не заметили, что для выполнения планов не хватало материалов, техники и специалистов. 

Коррективы в работу гидростроителей вносила и погода: из-за суровой зимы пришлось сдвинуть перекрытие Ангары, намеченное первоначально на  20 мая 1956 года. Его перенесли на 10 июня, затем – на первые числа июля. «Заставим строптивую Ангару покориться советскому человеку!» – цитировала 10 июля «Восточка» призыв из многотиражной газеты «Огни коммунизма», экстренный выпуск которой распространили в ночь на 8 июля, когда перекрытие было близко к завершению. Через пару дней советские люди – партийный комитет строительства Иркутской ГЭС –  разбирали непростой вопрос «О состоянии монтажных работ по пусковым агрегатам». На первой полосе номера «Восточно-Сибирской правды», вышедшего 11 июля, председатель парткома Николай Салацкий рассказывал о том, что «все силы и внимание должны быть направлены на безусловный пуск первого агрегата не позднее 15 ноября и второго – к 10 декабря текущего года». Однако на практике отставание от графика из-за переноса сроков перекрытия Ангары составляло около месяца. И даже без этого, указывал Николай Францевич, нужно было «ежемесячно укладывать 25–30 тысяч кубометров бетона, обеспечивая широкий фронт работ монтажникам». 

«Наша стройка теперь на виду у всего советского народа, который ждёт, что первенец Ангарского каскада даст ток в конце текущего года, – резюмировал Салацкий. – Времени на выполнение предпусковых работ у нас в обрез. Но у коллектива есть всё необходимое для того, чтобы уложиться в этот срок без малейших отступлений». В гидростроителях-профессионалах сомневаться не приходилось, но подводили смежники. 

Новосибирский генераторный завод (в нынешней столице Сибирского федерального округа в то же самое время строили свою гидроэлектростанцию, пусть и в полтора раза менее мощную) не поставил вовремя нижнюю крестовину второго агрегата, сегменты подпятников и изоляционные материалы. Заместителю секретаря парткома строительства и старшему мастеру «Спецгидроэнергомонтажа» пришлось лететь за полторы тысячи километров и самостоятельно курировать отправку нужных деталей в Иркутск. Благодаря им ротор второй машины опустили в кратер 18 декабря – позже намеченного срока, но до конца года. Однако по техническим условиям после этой операции на завершение монтажных работ требовалось минимум три недели, тогда как в распоряжении монтажников оставалось только 12 дней. В срочном порядке был собран весь коллектив треста. Инженеры и рабочие заявили, что организуют работу так, чтобы второй агрегат заработал вовремя. 

«Дал промышленный ток»

Техническое оснащение станции для своего времени было передовым,
но о тотальной автоматизации речи ещё не шло – за работой гидроагрегатов следили машинисты

Первая турбина тем временем уже проходила испытания. «Вечером 17 декабря Григорий Назарович Гопкало, получив указание из штаба строительства, распорядился поднять правый затвор на первом агрегате, – рассказывала «Восточно-Сибирская правда» о подготовке к ним. –  Из спиральной камеры вырвалась мощная струя воздуха. Мигом смахнула хлопья куржака с арматуры и, постепенно ослабевая, затихла. И тут с яростным рёвом забурлила, закипела вода. Заполнив спиральную камеру и не найдя выхода, она устремилась обратно». Программа испытаний и роли участников были чётко регламентированы. Бригада монтажников Петра Зельгиса подняла затворы со стороны нижнего бьефа. Начальник участка Николай Юнак по телефону дал команду поднять быстродействующие щиты, «закрывавшие путь воде из спиральной камеры в нижний бьеф». Представитель Министерства строительства электростанций СССР Лев Мнацаканов распорядился запустить гидроагрегат. Что и выполнил бригадир монтажников Евгений Акишин, стоявший у щита системы регулирования. Испытания завершились успешно. «Изготовленный рабочими Харьковского и Новосибирского заводов гидроагрегат показал высокое качество», – подводила газета их итог. 

До его запуска – статья вышла в номере от 21 декабря – оставалась неделя. В последнем выпуске года «Советская молодёжь» писала о том, что «в пятницу, 28 декабря, строители Иркутской ГЭС снова пережили часы ожидания, знакомые уже с момента прокрутки, когда минуты становятся часами, а часы – целой вечностью». Перед самым запуском машины техника вновь преподнесла сюрприз: когда проверяли готовность схемы к приёму электричества, выяснилось, что три выводные фазы распределительного устройства станции расположены в порядке, обратном порядку фаз энергосистемы. Запусти агрегат – и электромоторы у потребителей закрутятся в обратную сторону. Решение задачи выглядело простым только на бумаге: поменять местами две из трёх высоковольтных фаз. Но дежурным линейщикам, которым поручили это сделать, вряд ли так казалось. Тем не менее «под руководством начальника сетевого участка В[асилия] Л[укьяновича] Мартыненко они, не теряя ни одной минуты, отправились на подстанцию со всеми необходимыми инструментами. Вскоре приборы пульта управления показывали правильное направление тока». 

Наступил вечер, когда машину должны были поставить под нагрузку. «Ещё раз проверяется состояние агрегата, – описывала происходящее «Молодёжка». – Можно приступать… Большая честь включить ток выпала на долю руководителя наладчиков Тамары Штыковой. Она со своими товарищами налаживала приборы – ей и управлять ими. Спокойно подойдя к пульту управления, Тамара включила приборы синхронизации. Дело в том, что требовалось синхронизировать, сравнять напряжение и частоту колебания тока в системе с напряжением и частотой колебания тока агрегата. Лишь тогда можно давать в систему свой ток. Поймать бы этот момент! Кажется, есть! Нет, стрелка убежала от красной черты, вот она возвращается. Ещё, ещё… Быстро рука ложится на выключатель и поворачивает его. Момент пойман удачно». Газета добавляла, что под гром аплодисментов дежурный, «до этого с суровым видом наблюдавший за всем происходящим», широко улыбнулся и сделал запись в оперативном журнале: «29 декабря 1956 года в 1 час 37 минут по местному времени первый агрегат ГЭС дал промышленный ток». 

Более солидная «Восточно-Сибирская правда» по этому случаю опубликовала поздравление академика Глеба Кржижановского, в двадцатые годы возглавлявшего Государственную комиссию по электрификации России (ГОЭЛРО), и члена-корреспондента АН СССР Вениамина Вейца. «Пуск Иркутской ГЭС – большой праздник для советской энергетики, – слова, которыми оно начиналось, стали хрестоматийными. – Иркутская ГЭС открывает новую главу в развитии электрификации страны. Это первое звено Ангаро-Енисейских каскадов ГЭС, являющихся опорными энергетическими центрами единой энергетической системы Сибири, а затем и единой энергетической системы СССР. Иркутская ГЭС имеет очень важное, многостороннее значение в освоении производительных сил Восточной Сибири». На страницах «Советской молодёжи», в свою очередь, начальник сектора промышленности облплана Евгений Кудзи рассказывал о том, что те 4,2 млн кВт-ч, которые станция будет ежегодно вырабатывать после выхода на полную мощность, направят на нужды строительства в Шелехове, Ангарске, Усолье-Сибирском, Черемхове и Братске, а также на электрификацию Восточно-Сибирской железной дороги от Тайшета до Слюдянки и Ленской магистрали от Тайшета до Усть-Кута, не говоря уже о колхозах, совхозах и машинно-тракторных станциях. Из той же газеты можно было узнать, что обслуживание гидрогенераторов при этом возьмут на себя 12 бывших строителей, освоивших новую специальность на Рыбинской ГЭС и гидроэлектростанциях на Свири. 

«Кто-то догадался: нам принесли сюда шампанское»

«В прошедшее воскресенье
в 5 часов
30 минут утра коллектив монтажного участка «Спецгидро-энергомонтажа» опустил рабочее колесо первой турбины в турбинный кратер Иркутской ГЭС», –сообщала Восточно-Сибирская правда
во вторник,
9 октября
1956 год

Какой бы ни была эйфория, до конца 1956 года энергетиков ждал запуск ещё одного агрегата. «Махину, сборка которой завершала собой долгий труд многих тысяч людей, включала хрупкая девушка – дежурный техник, – писал Бочкин в автобиографии. – Стоит ей всего раз повернуть регулятор – всё сразу придёт в движение и загорится табло. Вместе со мной у генератора был Мнацаканов, начальник треста, приехавший из Москвы. Мы дали девушке знак, она повернула регулятор – и ничего не случилось… Вращение есть, а ток не идёт!» Часы показывали 11 вечера. Пока ещё по иркутскому времени. Многие монтажники и другие специалисты уже сидели за праздничными столами, в Министерстве стро­ительства электростанций ждали отчёта о выполненных обязательствах. 

От гнева начальников союзного масштаба спасла разница часовых поясов. Пока иркутяне праздновали наступление Нового года, а в Москве вечер только начинался, неполадку гидроагрегата исправляла бригада во главе с главным механиком стройки Евгением Батенчуком. «Снова и снова проверяли соединения, сверяли со схемами – всё как будто на месте, а ток не возникает… – продолжал Бочкин. – И вот наконец нашли: оказалось, где-то произошло неверное соединение». Прошло уже пять часов, занималось утро. Поворот выключателя – «и по гирлянде лампочек пробежал голубой свет». «Что это было? Молния? Северное сияние? Не знаю. Может быть, это и было счастье. Две первые турбины Иркутской ГЭС были в ходу». Легендарный строитель вспоминал, что в это время взглянул на часы – на них было 23 часа 23 минуты по Москве. 

Строители потратили пару лет на то, чтобы ликвидировать серьёзное отставание от графика,
и выполнили взятое на себя обязательство: до конца 1956 года запустить два гидроагрегата

Андрей Ефимович немного ошибся: под промышленную нагрузку машину поставили в 23 часа 43 минуты, что подтверждает запись в оперативном журнале. 

Но в других деталях его память не подвела. «Я не ушёл из зала, – заканчивал гидростроитель ту часть главы про Иркутскую ГЭС, которая была посвящена пуску первых агрегатов. – Чтобы убедиться, что всё в порядке, нужно было пробыть здесь ещё какое-то время. Но дело не только в этом. Не было в ту новогоднюю ночь другого места на свете, где я был бы ещё так счастлив. Не ушёл и Мнацаканов, монтажники тоже остались. Кто-то догадался: нам принесли сюда шампанское и коньяк. Здесь и встречали мы Новый год. Это была одна из лучших новогодних ночей в моей жизни». В 1957 году  были введены в строй еще четыре агрегата, прогремели на всю страну ударные комсомольские стройки ЛЭП-220 Иркутск-Братск и Братской ГЭС. В 1958 году строители досрочно ввели в эксплу­атацию