Юноша из предместья Рабочее, по окончании Иркутского театрального училища он взошёл на драматическую сцену яркой звездой. Первой ролью стал Ромео из трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта». Герой Ильина был высок, идеального сложения, с гордой головой и удивительным свечением голубых глаз, оттенки которых менялись от смены настроения. Эти глаза выражали внутреннее настроение Ромео, становились настоящим зеркалом его души. В юности артист хорош  был необыкновенно! Ему ничего не надо было играть, то состояние, в котором он жил в своём девятнадцатилетнем возрасте, темперамент и открытость совпадали с образом шекспировского героя, умеющего страдать и любить. Ильин, стоявший на авансцене, залитый голубым светом, казался ангелом, сошедшим с небес. Идеальное совпадение актёра с ролью романтического любовника.  

В начале актёрской карьеры ролей в классическом репертуаре Александр Витальевич переиграл множество: Чехов, Островский, Шекспир. Был занят в знаменитом кокоринском спектакле «Продавец дождя» Нэша, брехтовской пьесе «Мамаша Кураж и её дети». Постановки современных драматургов тоже были не из худших, одна «Дорогая Елена Сергеевна» Разумовской чего стоила. В спектакле Ильин  играл Володю – прагматика, карьериста, подлеца, рассчитавшего ситуацию для «любимой» учительницы и своих друзей. Кажется, тогда Саше Ильину и стараться не надо было – внешность и природная органика работали на него, делали каждый его персонаж значительным, ярким, запоминающимся. Он был одинаково хорош в ролях положительных и отрицательных героев – в отрицательных срабатывал контраст внушающей доверие внешности и неблаговидных поступков его обладателя.

Выезжая на гастроли с театром в Баку, Душанбе, Хабаровск, Калугу, многие другие города, Ильин частенько получал приглашения остаться. Приглашал его на работу в Москву и Роман Виктюк, но Саша сразу понял, что житель он не столичный, бешеные ритмы, суету в борьбе за выживание ему не выдержать. 

Повзрослевший Ильин жил, казалось, раздвоенной жизнью. Его персонажи на сцене менялись: в «Ромео и Джульетте», спектакле, поставленном Сергеем Болдыревым, вместо пылкого влюблённого он играл теперь умудрённого жизненным опытом Князя; в «Трёх сёстрах» Федотика сменил Андрей Прозоров. Работа давалась ему легко, вдохновение правило актёром на сцене. К сожалению, отличавшийся трудолюбием в студенческие годы Саша словно забыл, что в театре тоже необходим труд. Он чувствовал, что энергии, переполняющей его ещё недавно, начинает не хватать, появилась потребность в «подпитке».

Что мешало ему идти в творческом поступательном движении вперёд? Наверное, разгильдяйство и уверенность в таланте, данном Богом. Что и говорить, школа у него была хорошая, таким учителям, как Людмила Темиряева и Борис Райкин, могут позавидовать многие выпускники, учившиеся позже Ильина. Но Саша не мог научиться у своих педагогов умению взрослеть. Казалось бы, для актёра это великолепное качество, он «открытая книга», на каждую страницу которой можно вносить авторские правки, но что прощается юноше, непростительно взрослому человеку.

Ильин по-прежнему, полагаясь на интуицию и своё актёрское воображение, пытался «летать» по сцене, но амплитуда этих полётов становилась короче. Иногда казалось, что сыграть роль от начала и до финала ему не хватает сил. Становилось заметным, как он выдыхается, сбивается с ритма, словно во время соревнований не рассчитавший силы спортсмен. Роли ему стали давать покороче и попроще, начинались периоды простоя, забвения некогда блистательного Ромео. Ему необходима была встряска, работа, в которой он смог бы повзрослеть. 

Ощущение нового актёрского дыхания пришло к Ильину в работе с Геннадием Шапошниковым: режиссёр стать занимать его почти во всех спектаклях. Александр Витальевич вошёл в команду исполнителей, с которой Шапошников работал постоянно. На сцену явился другой актёр – взрослый, мастерски владеющий формой психологического погружения в образ. 

Одна премьера сменяла другую, роль за ролью. Александр Витальевич тому был рад. Именно по отчеству с этого момента обращались к нему  молодые актёры экспериментального курса, влившиеся в труппу театра. Именно с ними Ильин играл во многих спектаклях, подпитывался энергией молодости, её увлечённым отношением к работе. Ильин, не обзаведшийся ни семьёй, ни машиной или дачей, под стать юным коллегам пропадал в театре с утра до вечера. Ему не было жалко времени на примерки костюмов, пробу грима, занятия по движению и многие другие «мелочи», которые порой актёров раздражают, останавливая в беге по жизни.

Ильину спешить было некуда. Семью ему заменил театр, дети – молодые актёры, один из которых попросил разрешения называть его «дядя Саша». Почему бы и нет? Племянники, дети сестры, его тоже звали «дядя». Александр, вспоминая детство, в котором хотел быть учителем, иногда наставлял молодых и щедро передавал знания сцены, то ощущение свободы, которым он владел в совершенстве.  

В спектакле «Ромео и Джульетта» (трагедию Шекспира он играл в третий раз) в образе Лоренцо Ильин брал на себя миссию миротворца, брата, готового нарушить закон во имя примирения враждующих семейств. Как был похож Лоренцо на самого актёра!  Такой же внимательный и дотошный в мелочах, всё понимающий и готовый к ворчливому брюзжанию, растерянный в ситуации, сулящей неотвратимую беду. Виновником трагических стечений обстоятельств, считал Александр Витальевич, могла быть и нерешительность характера Лоренцо, взвалившего на себя груз объединения сердец влюблённых. Но разве мог он противостоять сложившейся системе зла, коварства, ненависти?

Блистательной была работа Ильина в трагедии Шекспира «Гамлет». На сцене актёр представал в образе Клавдия, проникавшего в сердцевину характера своего героя,  транслирующего  смысловую нагрузку спектакля. Его Клавдий был благороден. По мнению режиссёра, он убивает отца Гамлета, чтобы предотвратить кровавую интригу, затеянную им с соседней страной, в которой он не вполне законным путём приобрёл земли. Политическая воля Клавдия оказалась куда сильнее воинских заслуг брата.

Контраст внешнего благородства и поступков, которые приводят Клавдия в ад, Ильин играл без внешнего проявления. Он был сосредоточен внутри, нервы натянуты, как тетива, реакции стремительны. Решившись на смерть короля Гамлета, он, не задумываясь, готовит «мышеловку» и для его сына – принца Гамлета. Церемониться некогда, надо спасать мир, давшийся ценой чрезмерных усилий. Он и сам не заметил, как из благородного короля превратился в заурядного убийцу.

Будучи молодым актёром в спектакле «Дядя Ваня» Чехова, Ильин создавал образ приживала Телегина – человека, который постоянно на что-то жалуется или молча смотрит преданными, как у собаки,  глазами: только бы накормили, не выгнали за ненадобностью. С Телегиным было просто, куда сложнее с Гаевым в «Вишнёвом саде» – спектакле, названном постановщиком Шапошниковым «Сны Ермолая Лопахина».

Ильин в этом образе был соткан из противоречий. В белом костюме, с прямой, как у военного, спиной, благородными манерами, он являл собой апофеоз аристократизма, не только внешнего, но и внутреннего. Но каково же это внутреннее состояние? Гаев действительно не понимал времени, в которое попал, не ведал, по каким правилам должен жить, когда вокруг изменились люди, утратившие лёгкость и беззаботность в общении. Гаев ничего не умел делать, разве что картинно сидеть на стуле, закинув нога на ногу, рассуждать о вещах, никакого отношения не имеющих к тем обстоятельствам, в которые попала семья. Растерянность Ильина – Гаева в финале спектакля была абсолютно искренней, он говорил, что устроился на работу, но всем своим внутренним состоянием выдавал, что боится этой работы, потому что понимает: не сможет, не сумеет, не будет соответствовать ей.

В работе с режиссёром Геннадием Шапошниковым Ильин не только достигал вершин актёрского мастерства, он внедрялся в психологию людей, представляя их собирательным образом человека, явленным  из мироздания большого космоса.

Каково было ему, выходцу из иркутского предместья, создавать образ Мефистофеля – падшего ангела, научившегося управлять низменными пороками людей? Спектакль «Сумерки богов», поставленный по «Маленьким трагедиям» Пушкина, начинался с длинного монолога Беса, который рассуждает о человеческих слабостях, легко управляемых силами, восставшими из ада. Ильин ходил среди зрителей, отвечая на сетования Фауста: «Мне скучно, Бес». – «Что делать, Фауст, таков уж положен удел…» – этой сценой начинался отсчёт времени, которое раскрывало пространство трагедии, повествовало  о страстях. Далее Ильин начинал играть несколько ролей, и за каждой стояло бесовское начало, искушающее человека, не дающее успокоиться конфликтному состоянию души.

Спектакль «Сумерки богов» был сыгран в нулевые годы нового тысячелетия, конфликт состояния души актёра настиг его в настоящем времени. Александр Витальевич стал раздражительным, иногда вспыхивала в нём ничем не оправданная ожесточённость. Он постоянно жаловался, что устал, его начала накрывать опустошённость и нежелание сопротивляться обстоятельствам. Ильина понимали, начали меньше занимать в репертуаре, чтобы в работе появлялись паузы для отдыха, но он в начале сезона 2016 года уволился из театра…

Произошло это ранней осенью, а к её концу актёра не стало. Иссяк источник, из которого он черпал вдохновение, пропала охота жить. Подчиняясь судьбе творца, предназначенной ему в жизни, он сам выбрал её завершение. В своей небольшой квартирке, в полном одиночестве он  уснул навсегда… 

Александр Витальевич Ильин созданными на сцене образами перевёл актёрскую профессию в философию жизни, искусства, творения! Светлая ему память.