Городские шакалы и их добровольные помощники
Ситуация совершенно дикая. На улицах Иркутска сегодня обитает несколько тысяч бродячих собак. При этом в обществе сформировалась устойчивая группа людей, которые увлечённо занимаются отстаиванием прав этих полудиких животных, – общественное зоозащитное движение. Сегодня они, по сути, заменили устранившееся от решения вопроса государство. Когда в начале октября к автору обратились несколько иркутских зоозащитников с просьбой разоблачить одну из своих недобросовестных коллег – она собирала средства якобы для лечения животных некими мошенническими образами, возникла идея разобраться, что вообще сегодня представляет собой это общественное движение в Иркутске и для чего оно существует. Но, как в любой сложной социальной проблеме, оказалось, что одно неразрывно связано со многим другим, и, чтобы понять, откуда взялись эти люди, нужно было сначала разобраться, откуда взялись эти собаки.
Стаи на улицах мегаполиса
Есть один увлекательный вопрос, который всех интересует и который любят обсуждать причастные структуры, – сколько сегодня бездомных собак бродит по улицам города? Понятно, что результат зависит от метода подсчёта. Перед началом сезона отлова государственная ветеринарная служба ведёт свой счёт, чтобы предоставить эти цифры в администрацию для формирования бюджета – получения ежегодной субвениции из областного бюджета на отлов, стерилизацию, лечение и содержание животных в течение полугода в приютах. Метод простой: специалисты ОГБУ «Иркутская городская станция по борьбе с болезнями животных» садятся в машину, выборочно ездят по дворам и пустырям города и подсчитывают попавшихся на глаза собак.
Например, в третьем квартале этого года так было «замечено» 707 безнадзорных собак. Чуть ранее, весной этого года, в результате подобного мониторинга было насчитано немного больше – в тендере на отлов было указано 938 собак, на что было выделено 3 767 400 рублей – из расчёта четыре тысячи на одну собаку. Однако специалисты отдела экологии городской администрации, которые непосредственно работают с обращениями и жалобами граждан на бродячих животных, отметили, что с начала года по конец лета в мэрию обратились 448 человек, и в каждом обращении были требования избавить дворы от стай в 7–13 собак.
«При самом усреднённом подсчёте на территории Иркутска обитает 4480 собак. Таким образом, с учётом отловленных в 2016 году в настоящее время (документ датирован началом октября. – Авт.) на территории Иркутска обитает 3542 собаки», – сообщалось в одной из служебных записок заместителя мэра Дрокова в адрес заместителя главы Областной службы ветеринарии Николая Лазарева.
В среде иркутских зоозащитников с их неизвестными науке методами подсчёта, но богатым опытом общения с беспризорными животными говорят о шести – восьми тысячах особей. И, наконец, бывший начальник управления экологии мэрии Владимир Чубук, уже не связанный традиционной омертой государственного служащего, оценивает численность более чем в десять тысяч.
Возникает логичный вопрос – откуда они взялись в таком безумном количестве? Зоозащитники утверждают, что большинство брошено хозяевами. Татьяна Лисник, председатель ангарской общественной организации «Зоо38», говорит:
– Они абсолютно все рождены дома! Это выброшенные собаки! Собака, которую я не могла стерилизовать, рожала два раза в год по пять-семь щенков, мы их пристраивали. А когда я работала диспетчером, люди звонили каждый день: пять-восемь щенков в одном конце города, столько же в другом, – и вдруг парадоксально резюмирует: – Представляете, собака рожает два раза в год по восемь щенков, а выкидывают каждый день по двадцать, а осенью, когда заканчиваются дачи, – по тридцать.
Но потом признаёт, что сегодня собаки на улицах – это следующие поколения некогда выброшенных собак. То есть подавляющее большинство всё-таки родилось на улице и дома никогда не знало. Но и с выброшенными собаками ситуация неоднозначная. Зоозащитники в основном обвиняют в бесчеловечности и самом большом количестве выброшенных собак дачников и строителей. Это факт – подавляющее большинство безнадзорных животных, не попадающих в официальную статистику, живёт не во дворах, где на них жалуются люди, а при садоводствах и на стройках.
Однако и строители, и председатели нескольких пригородных СНТ в личных разговорах с «Иркутским репортёром» отрицали эти обвинения. В этих случаях, как правило, речь идёт не о домашних животных, выброшенных нерадивыми хозяевами, а о прибившихся собаках. Например, на дачных участках бросают не своих собак, привезённых из дома, а оставляют бродячих животных, которых сердобольные дачники кормили в течение летнего сезона, возможно, не прогоняли с участка, но которые никогда не были их домашними питомцами. Тем более на стройках, где не «бросают сторожевых собак после окончания строительства», как уверяют зоозащитники, – там остаются те стаи, которые на этом пустыре жили и до начала стройки, после её начала остались на привычной территории, а строители их подкармливали, считая естественной охраной. Личными животными кого-то из строителей эти собаки никогда не были, и странно обвинять их в том, что беспризорников на улицах становится больше, потому что они не забрали их с собой.
Это, кстати, косвенно подтверждает и тот факт, что большие стаи собак круглогодично живут на территориях гаражных кооперативов, где постоянно есть люди. Собак подкармливают, строят им будки, и никогда зоозащитники не говорят, что владельцы гаражей бросают своих собак, увеличивая их численность на улицах, – просто потому, что люди в гаражах есть всегда, не уезжают оттуда на лето, как с дач, и не покидают их «в связи с окончанием строительства». Самое большее, в чём можно обвинить этих людей, – это в безответственности, потому что они создают условия, чтобы эти животные активно размножались.
Поэтому простая бытовая логика взывает признать, что собаки на улицах города – это целые поколения животных, никогда не живших дома, и больше их становится не из-за бессердечия людей, а в силу естественного цикла воспроизводства – биологической потребности продолжения рода.
От кого зоозащита?
Забота о животных – занятие благородное. До тех пор, пока остаётся делом совести каждого отдельного человека. Но что случается, когда в дело вмешивается общественность? Оценить масштабы такого явления, как «иркутское зоозащитное движение», не в силах даже его участники – мы уж не замахиваемся на оценку явления в общероссийском масштабе. Нужно отметить, что это явление больше термина «зоозащита, как организованное движение» – сюда входят, но формально к зоозащитникам не относятся бабушки-«кастрюльницы», которые самочинно и доброхотно кормят стаи на пустырях рядом со своими домами, и юные девочки-волонтёры, которые приезжают в официальные приюты заботиться о содержащихся там животных – выгуливать, подлечивать и подкармливать за свои стипендии и карманные деньги, полученные от родителей.
Однако сегодня существуют и официальные НКО, и неофициальные зоозащитные объединения энтузиастов, обычно кучкующихся вокруг одной странички в соцсети, где они общаются, договариваются об акциях помощи, собирают добровольные пожертвования на лечение и передержку отдельных собак. Одна из активных деятелей местного зоозащитного движения Юлия Шапиро пояснила, что в области около шести зарегистрированных зоозащитных НКО, ещё около восьми – в самом Иркутске. Специалист-эксперт отдела по связям с общественностью Елена Подскочина подсчитала, что неформальных зоозащитных объединений существует по два-три при каждом из 42 муниципалитетов области, а общее количество зоозащитников и сочувствующих волонтёров может доходить до двадцати тысяч. Даша Чудо, содержатель частного приюта-передержки «Дорога к дому», рассказывает:
– Зоозащитники работают на базе существующих трёх официальных приютов – коммерческих, которые участвуют в тендерах и выезжают на отловы. Это «К-9» в Иркутске, «Сталкер» в Московщине и «Пять звёзд» в Карлуке. Но есть ещё частные приюты, это некоммерческие образования – мой, «Собачий ангел», приюты Марины Снегирёвой, в Пивоварихе, вагончик ветеринарного врача Евгении Лозовской, «Страж» на Кае – это шесть.
– Но зоозащитных организаций гораздо больше, чем приютов? – уточняет «Иркутский репортёр».
– Зоозащитные организации берут на себя функцию администрирования – куда обращаться людям, – объясняет Даша. – Ну и, естественно, сбора финансов. Человек привозит сбитую собаку, говорит: «Она мне не нужна», оплачивает лечение и передержку в приюте, или волонтёры собирают средства. В зоозащитных организациях есть разделение труда. Есть диспетчер, который принимает всю входящую информацию. К нему обращаются люди. Например, нужно стерилизовать, куда обратиться – это одно направление, собака сбита, нужно устроить на лечение и передержку в приют – другое направление.
При этом возникают неприятные вопросы к самим зоозащитникам. Три официальных приюта до последнего времени были единственными, кто реально и на законных условиях чистил улицы города от бродячих собак, содержал их, стерилизовал, лечил. Именно они занимаются отловом по тендеру властей, именно к ним в конечном счёте поступают заявки жителей на освобождение занятых стаями детских площадок. И создаётся впечатление, что права бездомных животных интересуют зоозащитников больше, чем права людей на жизнь в комфортной городской среде.
Так, пару лет назад зоозащитная организация «Земляне» ополчилась на новый приют «Сталкер», выигравший в тендере право на отлов. Были проведены широкомасштабные акции в Интернете о «концлагере в открытом поле», о бесчеловечных условиях содержания животных, хотя он продолжал обустраиваться. В результате общественного резонанса приют лишили муниципального заказа на отлов. И «Земляне» сразу потеряли к нему интерес. Хозяйка приюта Татьяна Ларина забросила своё начинание, и сегодня, по сути, приют, в котором продолжают содержаться 170 собак, влачит жалкое существование на плечах девочек-волонтёров. А «Земляне» переключились на выигравший тендер после «Сталкера» «Пять звёзд», где к тому времени обосновалась пришедшая в Иркутск «Перспектива-Авто».
Борьба местных зоозащитников с этим приютом в Карлуке имеет долгую историю, но «Перспектива-Авто» создала такие людоедские условия, что и его весной этого года закрыли. Чего добились? Бюджетных денег владельцы лишились, но в Карлуке сегодня содержатся 550 собак, которых кормят волонтёры и на которых собирают деньги все, кому не лень. И вот уже претензии зоозащитников копятся к последнему приюту Иркутска – «К-9», который они до этого считали идеальным и ставили в пример двум закрытым. Помогают эти «собачьи войны» очищать улицы от бродячих собак? Крайне сомнительно.
Заместитель главного ветеринарного управления Николай Лазарев комментирует ситуацию так:
– Мы знаем многое об их деятельности, но мы их не контролируем. В Америке зоозащитники приравниваются к экотеррористам. Я, как госслужащий, много рассказать не могу. Существует несколько зоозащитных организаций, часть из них при приютах, занимающихся отловом. Те зоозащитники, которые сотрудничают с одним приютом, как правило, враждуют с остальными. Доходило до абсурда. Зоозащитники как спам: одна группа лиц пишет на один приют, те пишут на этих.
– В какой части у вас организовано сотрудничество?
– Лидеры сотрудничают с ветеринарами, участвуют в подготовке нормативной документации, входят в рабочую группу при правительстве области, организуют пикеты. Выбивают средства для приютов, пишут много жалоб и обращений. У нас есть понятие мониторинга безнадзорных животных: чтобы знать, сколько нужно отловить, мы выезжаем со специалистами, представителями муниципалитетов на осмотры мест. Участие в этих выездах зоозащитников по желанию закреплено в приказе. Но они ни разу не поехали с нами считать животных…
– Жалобы обоснованные?
– 90 процентов – нет. Жалуются на жестокое обращение – это любимое. Набирают фотографии пострашнее – при проверке оказывается, что они взяты из Интернета. Был случай, когда отправили жалобу президенту, что ветслужба разрешила продавать на одном конкретно указанном рынке мясо собак и один конкретно указанный приют туда это мясо поставляет. Фотографии прилагаются – тушки с клеймами. Стали проверять, и оказалось, что это фотографии с ежегодной китайской ярмарки. Жалуются на ненадлежащие условия содержания, что называется, «тиграм мясо не докладывают». То есть собаки истощены, голодают, мёрзнут. Хотя в правилах прописано, что приютские животные и не должны содержаться в квартирах. Обоснованные жалобы в основном от жителей. Раньше, когда у властей не было денег на отлов, не было ни одного письма от зоозащитников. Как только они стали выделяться – появились жалобы.
Сегодня иркутские зоозащитники говорят об организации собственной ассоциации, которая всех объединит, выработает общие правила, устроит обмен опытом. А также, можно сказать, составит чёрный список мошенников, паразитирующих на благородной зоозащитной идее, собирая деньги, которые в реальности не доходят до собак или приютов. Правда, существует один тонкий момент. Зоозащита, кроме прочего, – это огромный неконтролируемый бизнес на бродячих животных. Зоозащитники постоянно собирают в Интернете пожертвования – на лечение, стерилизацию, передержку. Эти средства никак не учитываются и никем не контролируются, кроме как «честным словом» тех, кто их собирает. «Иркутский репортёр» писал об этом («Бизнес на хвостиках», «ВСП» от 11 октября 2016 года) – то, с чего началось это расследование.
Тогда несколько местных зоозащитников обвинили одну из содержательниц частного приюта-передержки Ирину Синенкову в том, что она занимается мошенничеством – выкладывает в Интернете чужие фотографии больных собак и просит деньги для их лечения. Ирина Синенкова тогда выбрала неожиданный метод защиты – она заявила, что эти способы сбора денег характерны вообще для всего зоозащитного движения. Чтобы доказать чью-то правоту, нужны прописанные в законе возможности и способы контроля. А их нет…
– Сборы идут, но это не наша сфера, этим должна заниматься полиция, хотя практика предотвращения не развита. Они сами рассказывали, что есть женщина, которая собирала деньги, потом уехала отдыхать в Италию, вернулась и снова начала собирать деньги. Был случай, когда две зоозащитные организации объединились против одного приюта, закрыли его, а потом начали воевать между собой. Это во многом конкурентные войны, – прокомментировал ситуацию Николай Лазарев.
Местные зоозащитники составили обращение к губернатору Сергею Левченко о выделении двух гектаров земли на территории Иркутского района, чтобы построить там приют и вывезти собак из Карлука. Но всё это – внутренние организационные проблемы местных зоозащитников. Что же они предлагают для решения вопроса с бродячими животными, если сами они эту проблему на практике не решают, на отловы не выезжают и занимаются судьбами отдельно взятых собак, уже содержащихся в приюте, или единиц, взятых к себе на передержку с улицы? Единственный выход, который они предлагают – это стерилизация отловленных животных.
Даша Чудо:
– У меня в приюте 164 собаки, 70 из них – стерилизованные суки. В год одна сука принесёт двенадцать щенков, четыре выживут. Посчитайте, сколько щенков не попадёт на улицы. Мы чистим города!
Стоп. А остальные тысячи, которые плодятся прямо сейчас? При существующем количестве собак на улицах и темпах их воспроизводства это напоминает процесс затыкания пальцами дырок в дуршлаге. Но ведь как-то этот вопрос решался раньше у нас в стране, как-то его решили окончательно в «цивилизованном мире», в Западной Европе и США? Да, решили. Но история вопроса очень не нравится зоозащитникам…
История и практика вопроса. От Полиграфа Шарикова до Бриджит Бордо
В царской России проблему бродячих животных решали быстро и эффективно. Отловом занимались дворники: помните, в «Собачьем сердце» Булгакова – «и дворники с бляхами ухватят меня за ноги и выкинут на телегу». А на окраинах городов стояли заведения, от которых сейчас остались только названия, – «живодёрни». Там, если кто не знает, с животных сдирали шкуры – ещё с живых, так как считалось, что так шкура остаётся мягкой, подходящей для выделки. Что характерно, зоозащитников тогда не существовало, и все без внутреннего сопротивления носили перчатки и портмоне из собачьей шкуры.
Бродячие животные появляются во времена социальной нестабильности, когда разрушаются государственные институты, занимающиеся этим вопросом. Так было во время революции, но молодая Советская власть быстро решила вопрос старыми царскими методами – большим специалистом в отлове был Полиграф Полиграфович Шариков из того же великого романа.
В спокойные советские времена такой проблемы также не существовало. Главный санврач области два раза в год – весной и осенью, когда бродячие псы в период гона сбиваются в стаи и наиболее опасны, – выпускал постановление о борьбе с бродячими собаками. Потом закупали препарат тубазид, ещё называемый «гангом», и ливерную колбасу, разбрасывали эту смесь по улицам, и через некоторое время «Спецавтохозяйство» по разнарядке собирало падаль и вывозило на скотомогильник. Если собаки встречались в пригородах и деревнях, то существовало правило – собака может быть только в сопровождении человека. Не важно, в ошейнике или помеченная, – в лесу собака свободно могла быть только в составе охотничьей команды. Даже охотничья породистая собака, которая бегала по лесу и давила птичек и зайчиков, считалась вредителем и подлежала уничтожению – это знал каждый охотник. Зоозащитников, к слову, не существовало и тогда.
Потом наступила перестройка, появились многочисленные правозащитники, в том числе – защитники прав животных. Можно отметить, что существует конспирологическая теория, согласно которой эти НКО – детища западных спецслужб, созданные для рождения протестных настроений по отношению к власти, но рассмотрение этой версии выходит за рамки данного расследования. Одновременно распадались институты, которые занимались контролем, причём речь не стояла о «регулировке численности» – бродячих животных не должно было быть вообще. Например, их нет в Белоруссии, где старый советский механизм работы СЭН сохранился в прежнем виде.
А в России структуру санэпиднадзора разрушили, и бесхозных животных отдали в ведомство ветеринарии.
– Нужно понимать, что ветнадзор – это те, кто профессионально заботится о здоровье домашних животных, это «доктор Айболит». А есть животные-вредители, которыми должны заниматься соответствующие службы, а не ветеринарные врачи, как сейчас, – комментирует ситуацию бывший начальник управления экологии мэрии Владимир Чубук, санитарный врач по образованию, как бывший госслужащий, знающий проблему в объёме и перспективе. Он рассказал, почему подобной проблемы нет на Западе:
– На Западе нет бродячих псов и нет зоозащитников – в нынешнем отечественном виде. Например, в Праге одна собака на пять человек – Прага считается городом собак. Но там на обзаведение питомцем нужно получить лицензию – как, например, на оружие. Там обязательное биочипирование, и если собака убегает – это либо огромный штраф, либо её изымают. Существуют жёсткие правила содержания: имеешь ли ты условия для содержания, ты обязан ставить прививки, после смерти кремировать.
– А если собака оказывается на улице?
– Государственные службы отлова поймали, две недели содержат. Дальше есть три пути: хозяин нашёлся, его штрафуют и возвращают, либо животное усыпляют, либо малая часть – существуют негосударственные фонды, которые никогда животных обратно на улицу не выпускают, как у нас. У них есть свои сайты и приюты, собаке ищут нового хозяина. Любой полицейский в цивилизованном мире имеет право применить оружие против бродячей собаки.
Ещё раз – в цивилизованном западном мире зоозащитники приравниваются к «экотеррористам», но и там не существует «защитников бродячих животных» в отечественном понимании. Там есть Бриджит Бордо, которая на старости лет протестует против ношения мехов. Даже всемирная организация Peta, защищающая животных за границей, официально провозгласила принцип – «животное гуманнее усыпить, чем выпустить на улицу». По данным «Википедии», именно в соответствии с этим принципом активисты Peta ежегодно в самых гуманных условиях со всем сочувствием усыпляют десятки тысяч животных, не нашедших хозяев.
Горькая правда о городских шакалах
И в этом месте возникает последний и главный вопрос – кого защищают наши зоозащитники? Кем, с точки зрения биологии, являются эти животные? Ответ им очень не понравится. Мы уже выяснили, что поколения, выросшие на улице, никак не относятся к виду домашних животных. Так вот – по таксономическим признакам, говорят биологи, это городские шакалы. Они же дают страшное определение: собака в городе – это доминантный хищник, не имеющий естественных врагов. Это вершина пищевой пирамиды. И ведут они себя агрессивно, потому что люди занимают их территорию, их ареал обитания. В Иркутске, например, собаки передавили всех наземно гнездящихся птиц, говорят орнитологи. На Юности собаки охотятся на утят классическим загонным способом – парами, с двух сторон.
– Собаки несут более двадцати зооантропонозных инфекций, самая страшная – бешенство. В советские времена успели об этом забыть, потому что за единичный случай заболевания сразу с должности снимался главный санитарный врач области. Сейчас в десяти районах Подмосковья зарегистрированы случаи заболевания бешенством среди животных, на Украине уже есть случаи гибели людей. Покусы собаками регистрируются ежедневно, со смертельными случаями или тяжёлыми увечьями – еженедельно. В основном страдают дети – низкорослые, не способные дать отпор, попадающие под клыки лицом и шеей, – объясняет Владимир Чубук.
– Но зоозащитники говорят о гуманном отношении…
– А что такое зоозащита? Животных, которых убивают, миллионы – свиньи, коровы, курицы. И в то же время о них профессионально заботятся ветеринары. Это животные утилитарного производства – их выводят, чтобы убить. Ведь это форма цинизма, и в то же время никто не рвётся их защищать – их кушают, от них есть польза. Скажите мне – какая польза от бродячих собак? Не жалость к их печальной судьбе, а конкретная польза?
– Вот так, утилитарно?
– Не говорите глупостей. С точки зрения существующих сейчас кодексов и законов, собака – предмет вещного права. То есть это вещь, на которую у конкретного человека либо есть права, либо нет.
Это, кстати, интересный момент. По сути, зоозащитники решают судьбу чего-то бесхозного, того, что им лично не принадлежит. Например, уже упоминавшийся путь контроля численности путём стерилизации. Хозяин может кастрировать домашнее животное и заботиться о нём в домашних условиях. Как можно кастрировать существо, которое тебе не принадлежит? На каких основаниях? Но в самой идее поголовной кастрации бродячих животных, с точки зрения биологии, заложена жестокость большая, чем просто усыпление.
– Стерилизация – это увечье, так как базовое право любого вида – иметь потомство. Если лишить его этого права, с точки зрения природы, существо становится тупиковым видом, и в природе оно погибает первым. Часто становясь жертвой своих же соплеменников как бесполезный член стаи, претендующий на часть пищевого ресурса, – объясняет Владимир Чубук. – Хотя даже просто выпускать из питомника животное обратно в природу – это уже страшнее, чем его усыпить в питомнике. Собаки не предназначены для жизни в городе, на них давит огромная антропогенная и техногенная нагрузка. Что бы ни говорили зоозащитники, собака на улице живёт не больше трёх лет и умирает в мучениях.
Вот так и получается, что выпуск стерилизованных животных обратно на улицы, как предлагают зоозащитники, – это форма лицемерия, когда собаку убивают сами окружающие условия, что естественно, но только не усыпляет человек, что ужасно, жестоко и бесчеловечно.
Самое печальное – путь решения проблемы, предложенный иркутскими зоозащитниками, уже не работает. Программа ОСВ (Отлов – Стерилизация – Возврат) была введена в Подмосковье в 2002 году. По данным «Википедии», в 2007 году городские власти пришли к выводу, что программа не работает. Эксперты в том же году оценили состояние программы как «провал» и отметили, что правительство Москвы тратит на бездомных собак денег больше, чем на бездомных детей. В 2004 году главный санитарный врач столицы Николай Филатов раскритиковал программу стерилизации и заявил, что «она ведёт к осложнению эпидемической обстановки на территории города». В 2005-м главный редактор Красной книги Москвы Борис Самойлов заявил, что бездомные собаки сожрали всех косуль в «Лосином Острове» и угрожают любым другим животным «за исключением белок, которые могут спрятаться на деревьях». И, главное, численность бесхозных собак только увеличилась.
Итак, механизм решения этой проблемы существует, и он работает. Для того чтобы ввести европейские стандарты и нормализовать ситуацию с бесхозными животными, нужны политическая воля и всего полгода времени. Однако у депутатов разных уровней нет этой воли. Проще говоря, они боятся связываться с той частью неуправляемой и никем не контролируемой общественности, которая сегодня зовётся «общественным зоозащитным движением» и навязывает обществу чувство коллективной вины за «бессердечно брошенных на улице друзей человека». Как прокомментировали в Управлении по охране окружающей среды и экологической безопасности, в июле этого года были внесены изменения в областное законодательство, касающееся отлова бесхозных животных. Однако изменились только формулировки на более расплывчатые – ничего конкретного, зато приоритетными считаются отлов, содержание и устройство к новому хозяину. Механизм отлова и содержания не изменился…