Если брать за точку отсчёта саму идею реализации потенциала Ангары в энергетике, то история Иркутской ГЭС берёт начало почти век назад. По результатам изысканий, которые инженеры-гидротехники Вадим Малышев и Август Вельнер провели в 1917 году, в 1920 году по заданию Государственной комиссии по электрификации России была составлена записка о возможностях его использования. Первый проект «Ангарстроя» показали «всесоюзному старосте» – председателю Всероссийского Центрального исполнительного комитета Михаилу Калинину – во время его визита в Иркутск 3 декабря 1920 года. Его учли при пересмотре плана ГОЭЛРО в 1924-1925 годах. Одновременно рассматривался вопрос о включении Ангары в транспортную водную магистраль. Однако при разработке проекта каскада гидростанций было решено сосредоточиться на создании энергетического комплекса Восточной Сибири, даже если это сделает реку несудоходной. Это обстоятельство учли в схеме использования верхнего участка Ангары, разработанной в 1935 году Всесоюзным проектным институтом «Гидроэнергопроект». Претворять её в жизнь начали позднее. 

Несмотря на то что Великая Отечественная война поначалу отодвинула на второй план вопросы развития гидроэнергетики в тыловой Восточной Сибири, уже в 1943 году специалисты «Гидроэнергопроекта» начали проводить изыскания в верховьях Ангары. 

А четыре года спустя, 5 августа 1947 года, на пленарном заседании конференции по изучению производительных сил Иркутской области академик АН СССР Александр Винтер заявил о необходимости принятия плана перво­очередного строительства гидростанции на реке. Речь в его докладе шла о Байкальской ГЭС, которая должна была разместиться в восьми километрах выше Иркутска – в районе Большой Разводной. Такой вариант считался более предпочтительным, чем двухступенчатая схема из Иркутской и Тальцинской гидроэлектростанций, которая, «уступая по удельным капиталовложениям и себестоимости электроэнергии, не даёт ощутимых преимуществ в сокращении сроков строительства и ввода в эксплуатацию». Но дальнейшие изыскания показали, что наиболее удачным является створ в непосредственной близости от Иркутска. «Долина Ангары здесь сравнительно неширока, и поэтому длина плотины значительно меньше, чем на гидростанциях подобного масштаба, – писал в середине пятидесятых Франц Таурин в книге «Первая на Ангаре». – Она в четыре раза меньше длины плотины Цимлянской ГЭС. К тому же непосредственно в районе строительства имеются огромные запасы строительных материалов – гравия и песка, в то время как на многих других гидротехнических стройках их приходится подвозить за сотни километров». 

Проект Иркутской ГЭС авторства Георгия Суханова был утверждён в 1949 году. По тем временам он был весьма смелым: предстояло построить гравийно-песчаную плотину длиной более 

2,5 км и совмещённое с ней железобетонное здание ГЭС на 240 метров, рассчитанное на установку восьми гидроагрегатов общей мощностью 660 МВт. Такое решение использовалось впервые в Советском Союзе, а столь больших насыпных плотин не знала и мировая практика. К использованию гравия и песка в качестве строительного материала подтолкнула высокая сейсмичность региона – приходя в движение при землетрясениях, они бы только уплотнялись. 

Проект Иркутской ГЭС был новаторским и в том, что не предусматривал строительство водосливной плотины. «Ангара рождается в Байкале, её питает озеро-море, обеспечивающее равномерный сток, – объяснял известный советский журналист Евгений Рябчиков. – Весенних половодий здесь не бывает, режим Ангары устойчив, и водосброс может понадобиться лишь в крайнем случае, чтобы предупредить чрезмерное повышение уровня Байкала в очень редкие многоводные годы. Ради этого нет смысла ставить водо­сброс, достаточно сделать в самом здании гидроэлектрической станции специальные отверстия, чтобы через них сбрасывать воду». Равномерность стока к тому же позволяет использовать основное оборудование в пределах 6 тыс. часов от его полной загрузки – по этому показателю Иркутская ГЭС обходит гораздо более мощные Братскую, Красноярскую и Саяно-Шушенскую. 

«Трудности есть, но это не даёт нам права плохо работать»

Решение о строительстве станции Совет Министров СССР принял 21 января 1950 года. Весной в Кузьмихе – деревне выше Иркутска по течению Ангары – высадился первый отряд строителей. Узнать, как выглядели те места до строительства ГЭС, сегодня можно только по архивным фотографиям: пустынные поля на обоих берегах, посреди реки – крупные острова Путилиха и Берёзовый, покрытые болотами с метровыми кочками и включённые проектом в тело будущей плотины. Руководить подготовительными работами предстояло Семёну Колежнюку – гидростроителю с большим опытом, только что завершившему возведение Краснополянской ГЭС в районе Сочи. «Трудности в нашей работе, безусловно, есть: некомплектность оборудования, отсутствие резервных материалов и прочее, – констатировал он на одном из первых партсобраний специального строительно-монтажного управления «Ангарагэсстрой». – Но это не даёт нам права плохо работать». 

Сам Семён Константинович на стройке проработал недолго – осенью 1950 года его как лучшего специалиста по ирригации отозвали в Среднюю Азию. В ноябре в Иркутск прибыл новый начальник – Андрей Киреев. До того он возглавлял только строительство небольших тепловых электростанций в Литве и Свердловской области, к руководству столь большим объектом он не привык. Это чувствовали и подчинённые. «Киреев издал приказ, которым на Крутера (начальника управления промышленного строительства) возлагался ряд обязательств, а Крутер, вместо того чтобы беспрекословно выполнить этот приказ, поставил перед начальником ряд условий, что не выплачиваются деньги, нет бульдозера и так далее, – говорилось в протоколе общего закрытого собрания «Ангарагэсстроя», состоявшегося 6 марта 1952 года. – На документе с резолюцией начальника, переданном к исполнению, накладывается нередко ещё полдесятка резолюций, и в результате он опять возвращается к Кирееву. Вывод такой, товарищ Киреев, не надо допускать того, чтобы над вашими приказами издевались. Этим вы теряете свой авторитет». 

Второй год стройки ознаменовался отставанием от намеченного графика: план строительства был выполнен только на 40%. Чтобы его наверстать, руководство решило дополнить вольнонаёмных рабочих спецконтингентом – заключёнными, которых раньше привлекали разве что к очистке ложа водохранилища. Но это лишь усугубило ситуацию – на тех участках, где их использовали, отмечались плохая организация труда и несоблюдение техники безопасности, вдобавок соседство с рабочими отрицательно сказалось на общей дисциплине. Вкупе с неудовле­творительным темпом работ на стройке это привело к смене руководства. 

Новым начальником строительства был назначен генерал-майор инженерно-технических войск Валентин Поддубко. К работе он приступил в мае 1952 года, а уже в июле отрапортовал в Москву, что лагерь на строительстве Иркутской ГЭС не нужен. Исправительное учреждение было ликвидировано к концу 1952 года. Но впоследствии оказалось, что Поддубко при всём опыте работы со спецконтингентом недостаточно владеет техническими вопросами, связанными со строительством гидроузла. А в мае 1953 года на заседании парткома «Ангарагэсстроя» были вскрыты факты приписок: объекты, работы по которым не были завершены, в документах фигурировали как уже построенные. Последовал выговор с занесением в учётную карточку и освобождением от занимаемой должности. В июле 1953 года Поддубко сменил легендарный гидростроитель Андрей Бочкин. 

«Нельзя держаться вслепую за графики»

Выступая на открытом общестроительном собрании 11 августа, Андрей Ефимович сформулировал подход к работе: «Мне в беседе некоторые высказали, что стройку в передовые вывести невозможно, что я начальник четвёртый и будет пятый, тоже ничего не сделает. […] Первейшие наши задачи. Во-первых, настойчиво бороться за выполнение плана. Воспитывать коллектив здоровым, чтобы выдерживал критику. Во-вторых, подготовиться к зиме и не медлить с укладкой бетона, уделить большое внимание жилищно-бытовым условиям и соц[иальным] учреждениям: школе, больнице, детсадам. Призываю всех, будь это на малой или большой работе, нести ответственность за строительство, с тем чтобы вывести стройку в передовые». Примечательно, что уже в июле 1953 года план по строительству был перевыполнен на 10%, в августе – на 18%. До конца года были сданы все объекты соцкультбыта, предназначенные для строителей станции. Заодно был перевыполнен план по вводу жилья. 

Приход нового начальника сам по себе не мог моментально решить проблемы стройки. Подготовка к зиме, следует из архивных документов, вновь прошла неудовлетворительно, а месячные планы предпускового 1955 года недовыполнялись вплоть до сентября. Но Андрей Ефимович работал старательно, стремясь разобраться со всеми перипетиями стройки. Требовательный к себе и к подчинённым, он тем не менее вёл себя предельно человечно и не боялся брать ответственность за других. Казалось бы, анекдотичный случай: 25 февраля 1955 года по согласованию с Бочкиным, но без разрешения главного инженера и техотдела была перекрыта правобережная протока. Начальник управления плотины и каналов Георгий Михайлов переговорил по этому поводу с трактористами и экс­каваторщиками, те его поддержали и взяли инициативу в свои руки, а после решили отметить успешно сделанную работу. Или, как это потом назвали на заседании парткома, «тут же на плотине организовали попойку в обогревалке, в которой приняла участие большая группа работников стройки». Само собой, партийные деятели осудили их, но Андрей Ефимович резко возразил: «Не стоит лезть в традиции гидростроителей – после тяжёлой работы на грани героизма положено обмыть удачно завершённый объект». 

До официального окончания строительства и сдачи Иркутской ГЭС в экс­плуатацию оставалось ещё четыре года и восемь месяцев. Но в 1956 году предстояло перекрыть Ангару и запус­тить два первых гидроагрегата. Согласно первоначальной пусковой схеме, перекрытие реки было намечено на 20 мая, но суровая зима внесла серьёзные коррективы в график. Отставание в укладке суглинка, выемке грунта в подводящем и отводящем каналах, заготовке в Слюдянском карьере камня для перекрытия вкупе привело к тому, что в апреле срок решили перенести на 10 июня. Последовала ещё одна корректировка, и начальник строительства принял удар на себя: «Тяжело сознавать, что мы не сумели перекрыть Ангару в срок, но пусковая схема ещё не закон, она, как я теперь понял, была составлена недостаточно продуманно. Нельзя держаться вслепую за графики, бояться, как бы нас лишний раз не раскритиковали. Мы должны надёжно залечить бетон. И только когда будет твёрдая убеждённость, что действительно всё сделано, будем перекрывать Ангару».

Перекрытие завершилось 8 июля 1956 года. Через три дня партком разбирал вопрос «О состоянии монтажных работ по пусковым агрегатам»: отставание от графика составляло около месяца. Гидростроители его ликвидировали. 7 октября коллектив монтажного участка треста «Спецгидроэнергомонтаж» опустил в кратер первого гидроагрегата рабочее колесо. «Это основной, наиболее сложный узел турбины, – сообщала читателям «Восточно-Сибирская правда». – Внешне он напоминает винт огромного океанского корабля. Вес его 250 тонн. Да и по назначению своему рабочее колесо имеет сходство с винтом корабля, правда, обратного действия:  оно преобразует гидравлическую энергию в механическую. Вода из водохранилища по спиральной камере и через направляющий аппарат будет с силой падать на лопатки рабочего колеса, заставит его вращаться и через турбинный вал передаст это вращение ротору генератора». Бригада из 16 монтажников под руководством Аркадия Шайкина провела «большую и сложную работу по сборке, испытанию и подготовке рабочего колеса к установке в турбинном кратере». Машинист Николай Сафонов управлял краном, который опустил его в кратер. Вал турбины последовал за рабочим колесом 11 октября. До пуска первого гидроагрегата Иркутской ГЭС оставалось 67 дней.