Монголия: «О какой катастрофе можно говорить?»

Стратегия развития энергетики Монголии на долгосрочную перспективу фактически была разработана ещё во времена Советского Союза совместно со специалистами из социалистических стран. Её положения содержались в национальной программе энергетического развития МНР, схемах энергетического снабжения, которые составлялись раз в пять лет, и результатах изыскательских работ по гидротехническим и другим проектам. Стратегия заключалась в сбалансированном развитии отрасли, основанной на разработке полезных ископаемых и использовании гидроэнергетических ресурсов. С тех пор утекло немало воды, однако последние так и остались практически не освоенными. 

В мире наблюдается тенденция ко всё большему использованию во­зобновляемых ресурсов. Гидроэнергетика – основная отрасль. Это хорошо видно по  материалам Конференций по климатическим изменениям в Нью-Йорке в 2014 году и в Париже в 2015 году. Делегации 180 государств – участников Парижской конференции, среди которых были президенты России и Монголии, одобрили курс на уменьшение числа угольных электростанций и эффективное развитие возобновляемых источников энергии, особенно гидроресурсов. Высокоразвитые страны также взяли на себя обязательства по уменьшению выбросов углекислого газа в атмосферу. Россия, к примеру, за­явила о снижении эмиссии к 2030 году  на 70%, Китай – на 42%. Расположенная между  двумя великими державами Монголия обязуется увеличить долю возобновляемых источников электроэнергии в структуре генерирующих мощностей к 2020 году до 20%. 

Из-за того, что потенциал ветра и солнца непостоянен, развитие гидроэнергетики стало сутью нашей государственной политики. Мы были уверены в том, что в сложившейся ситуации найдём поддержку со стороны нашего северного соседа (его привычно называем своим братом), но, к сожалению, как только возникает вопрос о продолжении подготовки проектной документации и финансировании строительства ГЭС, начинаются нападки со стороны некоторых негосударственных организаций. Неоднократно звучали заявления о том, что строительство гидроэлектростанции в верховьях Селенги приведёт к катастрофе. Никаких фактов и цифр в подтверждение этого не приводится. Однако эти доводы используют некоторые чиновники и передают их вышестоящим лицам для принятия решений. Мы считаем, что российские официальные лица – компетентные люди, но к вопросу о строительстве ГЭС в Монголии, как нам кажется, относятся односторонне. Изложим наше мнение по этому вопросу.

В данный момент между правительствами Монголии и России действует Соглашение по охране и использованию трансграничных вод, которое было ратифицировано в 1995 году. В соответствии с ним работает комиссия по вопросам трансграничных вод, сфера деятельности которой охватывает только реки, протекающие через нашу общую границу. Других определений и пояснений на этот счёт нет, об этом говорят все юридические акты. По существующему определению из всех больших рек Северной и Центральной Монголии транс­граничной является только Селенга. Согласно приказу министра природы и экологии Монголии № 332, принятому в 2009 году, утверждены 29 бассейнов рек, причём бассейн Селенги включает только Селенгу, Эгийн-гола – только Эгийн-гол, Туула – только Туул. Поскольку в соглашении о трансграничных водах не предусмотрено иное, мы обязаны руководствовать собственными законами. Поинтересовались практикой в России – у вас действуют похожие порядки. Например, к Енисею относится не всё, что связано с рекой, а только его собственный бассейн. Смешивать научную и юридическую терминологию в этом вопросе некоррект­но. Тем не менее часто в последних публикациях научную терминологию возводят в абсолют. К примеру, всё больше и больше используется словосочетание «бассейн озера Байкал», тогда как в законодательстве наших стран отсутствует понятие «бассейн озера». Когда об этом говоришь, оппоненты ссылаются на данные о водоразделах мирового океана и классификации  рек. Но такой подход к термину «бассейн Байкала» означает, что все реки Монголии становятся трансграничными, и мы не можем что-либо строить на них. Разве это допустимо? Конечно, нет. Поэтому в отношении водных вопросов между нашими странами справедливо будет опираться на юридическую термонологию.

В отношении трансграничных вод следует добавить, что вопрос их использования возникает не впервые не только между Россией и Монголией, но и между другими государствами. Так, на Дунае, который протекает через территорию 19 стран, построены 18 каскадов ГЭС, согласованы и установлены права и ответственность сторон в соответствии с заключёнными соглашениями и договорами. Такие примеры можно привести и из опыта Канады и США, Индии и Китая. В них нет речи о действиях, направленных на запрещение или блокировку использования трансграничных вод. Разговор о том, что Россия не разрешит Монголии использовать свои водные ресурсы, не имеет никакой реальной почвы. Мы, несомненно, будем пользоваться своей частью ресурсов Орхона, Эгийн-гола и Селенги и надеемся, что вместе с Россией сумеем решить все спорные вопросы, касающиеся транс­граничных вод. 

За последние десять лет российская сторона неоднократно ставила вопрос о том, что из-за поступления загрязняющих веществ с монгольской территории ухудшается состояние экосистемы Байкала. Говорили о том, что Селенга приносит большое количество грязи. Мы с пониманием отнеслись к этому и сделали большой шаг, утвердив закон о приостановке деятельности горнорудных предприятий, находящихся ближе чем в 500 метрах от русла реки и её притоков. В том числе он касается золотых рудников, которые наносят самый большой ущерб. Разве это не пример добросовестного подхода со стороны монгольского народа и его государства? 

Другой вопрос – борьба с паводками. Наиболее целесообразным его решением является создание водохранилищ на верхних притоках Байкала. Это классический метод, опробованный во всём мире. Хорошим примером может быть созданный кас­кад водохранилищ на Янцзы, позволяющий целиком и полностью решить проблему с наводнениями. До того как он появился, на реке ежегодной случалось два-три серьёзных наводнения, количество пострадавших от которых достигало миллионов человек, а прямой экономический ущерб исчислялся сотнями миллиардов долларов. Создание водохранилищ позволило решить эту проблему, есть сведения, что в дальнейшем на Янцзы планируют построить около 200 плотин. 

Мы вовсе не собираемся утверждать, что у возведения плотин нет отрицательной стороны. Естественно, человеческая деятельность несёт с собой определённое воздействие. Но вместе с тем необходимо обеспечить защиту от наводнений, что принесёт большой позитивный эффект и людям, и природе. Сегодня никто не в состоянии гарантировать, что на территории Монголии не будет катастрофических наводнений. Если мы сумеем создать водохранилище на Селенге, то избежим такого рода бедствие, при котором всё смытое попадает в Байкал. Более того, население прилегающих регионов России будет защищено от наводнений. Думаем, каждому понятно намерение монгольской стороны, принимающей во внимание поставленные российской стороной вопросы, осуществить наи­лучшее решение – приступить к созданию регулирующих водохранилищ в верховьях рек. 

Нельзя упускать из виду ещё одну вещь. Правительство России установило минимально допустимый уровень Байкала в 456 м в Тихоокеанской системе высот. Если сравнить уровень 28 апреля 2016 года, составивший 455,71 м ТО, с отметкой двухлетней давности, то он опустился на 42 см. Одна из причин – влияние засухи последних лет, наблюдавшейся не только в России, но и на территории Монголии. Влияние годичного стока всего Эгийн-гола не превышает 5-6 см.  Тот факт, что такого рода проблемы возникают сегодня, когда не построены какие-либо водохранилища, гидротехнические сооружения и гидроэлектростанции на Селенге и её притоках, говорит о том, что существуют вопросы по регулированию уровня Байкала, которые ждут безотлагательного решения. Это заставляет нас принимать необходимые меры не только в России, но и в Монголии. Наши специалисты вместе с иностранными коллегами работали над этим вопросом и пришли к выводу, что, имея водохранилище в верховьях Селенги, мы  сможем в какой-то мере решить задачу с уровнем Байкала, регулируя сток паводковых вод. Мы считаем, что это будет единственным правильным решением и на случай паводка, и на время засухи. 

В настоящее время над монгольскими водохозяйственными проектами работают квалифицированные специалисты, которые могут, вза­имодействуя с иностранными коллегами, разобраться в любых вопросах. У них имеются достаточные обоснования с расчётами. Мы считаем, что здесь  нет необходимости тратить время на приведение разного рода цифр и аргументов. Но для тех, кто хочет с ними ознакомиться, такая возможность есть. Существует исследование, выполненное французской компанией Tractebel Engineering, за плечами которой опыт строительства 250 гидроэлектростанций. Основываясь на нём, мы пришли к выводу, что после постройки ГЭС «Эгийн-гол» только на период заполнения водохранилища влияние на Байкал, в зависимости от водности, составит лишь 0,02–0,023% от его общего объёма. Это мизерная доля. После заполнения водохранилища никакого негативного влияния не будет. О какой катастрофе можно говорить в таком случае? 

Между тем для Монголии проект является жизненно важным. В стране отсутствует не только регулирующая генерирующая мощность – сама национальная энергосистема не является автономной. Треть потребляемой мощности передаётся из России, так что страна ежегодно несёт значительные убытки. Потери только в прошлом году составили 70 млн тугриков. Если говорить о надёжности, то проблема ещё более серьёзная: пропускная способность ЛЭП 220 кВ Иркутск – Гусиноозёрская ГРЭС – Дархан – Улан-Батор доведена до предела, её состояние из года в год ухудшается. Существует договор о строительстве новой линии электропередачи, но это не решает главный вопрос – обеспечение безопасности государства через самообеспечение электроэнергией. Без регулирующей гидроэлектростанции этого не будет. Такой разговор тянется много лет, и сейчас пришло время принимать решение. То же советуют иностранные специалисты: в последнем мастер-плане по использованию возобновляемых источников энергии, разработанном при помощи Азиатского банка развития, написано, что строительство ГЭС должно быть вы­двинуто на первый план развития энергетики Монголии. Появление регулирующей гидроэлектростанции становится стратегической задачей государства. 

Другой важный вопрос – обеспечение населения чистой питьевой водой. Россия и другие страны, обладающие большими её запасами, создают сотни водохранилищ. Вокруг Москвы, например, их несколько десятков, несмотря на наличие нескольких больших рек. Для больших и малых государств наличие запасов чистой пресной воды является жизненно важным вопросом. Монголия вдобавок относится к тем странам, где быстрее всего в мире идёт процесс опустынивания территории. В течение последних десяти лет у нас ежегодно пересыхают от 700 до 800 рек и ручьёв. Вряд ли кто-то будет спорить, что при нашем малочисленном населении у нас, монголов, должен быть свой запас чистой воды. Задача по его созданию должна решаться наряду с задачей энергетического характера, о которой говорили раньше. Мы можем быть малой страной, но как суверенное государство мы должны обязательно решить этот жизненно-важный судьбоносный вопрос. Надо только найти правильный путь. Народы двух стран не должны ссориться из-за этого, должны понимать друг друга. 

У нас есть предложение, которое может быть одобрено и Россией, и Монголией: давайте построим ГЭС на Селенге совместно, по схеме «50 на 50». В своё время специалисты из Советского Союза сделали заключение, что на реках Монголии необходимо построить 27 ГЭС. Тогда же начиналась подготовка технико-экономического обоснования, решения были приняты на уровне ЦК МНРП. Эти протоколы имеются и сейчас, более того, сохранились вырезки из газеты «Правда», в которых было сказано: «Построим братскому монгольскому народу мощную ГЭС». Если бы мы до сих пор были частью социалистического лагеря, то две-три гидроэлектростанции давно бы возвели безо всяких разговоров. Сейчас, нам кажется, российская сторона боится потерять контроль над водными потоками. Поэтому мы предлагаем построить ГЭС на Селенге совместно, чтобы его можно было осуществлять.  Если не хватает наших обещаний по мере необходимости регулировать приток в Байкал, тогда мы просто приглашаем российскую сторону прийти и получить свою долю в этом проекте, осуществлять контроль согласно закону. Если такая идея будет осуществлена, значительно возрастёт взаимное доверие в вопросах водной политики. 

Россия: «Влияние на Селенгу и Байкал, безусловно, будет»

Начну с того, что лично знаю уважаемых авторов статьи. Более того, с господином Очиржавом мы знакомы со времён учёбы в Ленинградском политехническом институте, который я окончил на 8 лет позднее. Учились на одной кафедре «Гидроэнергетические установки», и у нас даже был один научный руководитель.  Последние три года нам приходилось общаться на различных встречах и мероприятиях, посвящённых вопросам монгольских ГЭС. Авторы – профессионалы, участники реализации многих энергетических проектов в Монголии, и мне понятны их переживания и эмоции в связи с последними многочисленными публикациями в российской прессе. Часто эти информационные сообщения имеют эмоциональную, категоричную форму без приведения каких-либо конкретных аргументов и фактов. По­явилось много «специалистов», авторитетно высказывающихся по проблеме, о которой они имеют очень слабое представление. Всё это выглядит довольно странно для взаимоотношений двух соседних дружественных стран и не очень похоже на нормальный конструктивный диалог и обмен мнениями. Данная статья монгольских специалистов является, в определённой степени, реакцией на эти публикации.

Ознакомившись с их доводами, нельзя, во-первых, не согласиться  с тем, что сфера соглашения по охране и использованию трансграничных вод «затрагивает лишь общие вопросы использования и охраны водных ресурсов рек, протекающих через границу, и не охватывает никаких других обязательств». На мой взгляд, данное соглашение больше похоже на ни к чему не обязывающий протокол о намерениях, в котором не содержится  никаких конкретных обязательств сторон. Отдельное спасибо тем, кто готовил этот документ более 20 лет назад. Действительно, термин «транс­граничные воды» имеет неоднозначную трактовку и требует отдельного обсуждения. 

Авторы, однако, очень правильно ссылаются на опыт различных стран мира по успешному преодолению конфликтов при использовании трансграничных водных ресурсов. Мы также не сомневаемся, что Россия и Монголия сумеют в конечном итоге успешно решить эти вопросы.

Что касается создания регулирующих водохранилищ в верховьях Селенги, о которых авторы говорят как о способе борьбы с весенними половодьями и летними паводками. Да, их строительство – это мировая практика и классический способ противостояния наводнениям. Но это –  общее правило, тогда как в каждом конкретном случае необходимо учитывать условия строительства гидро-

узла и характеристики его водохранилища: полезный объём по отношению к расчётному объёму пропускаемых паводков редкой повторяемости, долю притока воды в створе плотины в общем объёме притока в рассматриваемом бассейне реки, наличие регулирующих водохранилищ ниже по течению и многое другое. В этой связи достаточно странно выглядит утверждение авторов, что «создание регулирующих водохранилищ будет единственным правильным решением», которое обеспечит защиту от паводков и засух, а также в какой-то мере решит задачу регулирования уровня Байкала. Попробую пояснить. Среднемноголетний годовой приток воды в створе планируемого Эгийнгольского гидроузла, расположенного недалеко от устья впадающей в Селенгу реки, составляет около 100 кубометров в секунду (от 50 до 190 кубов ежесекундно в отдельные годы). Приток Селенги на границе Монголии и России – 340 кубометров в секунду, при впадении в Байкал – около 900 кубометров в секунду. При этом суммарный среднегодовой приток в Байкал за 130 лет наблюдений составляет 1872 куб. м в секунду. То есть Эгийнгольский гидроузел сможет регулировать в среднем только 11% стока Селенги и около 5% стока Байкала. О какой защите от паводков, тем более засух, территорий России можно говорить? 

Более того, в периоды высокой водности и при прохождении экстремальных паводков возможен и обратный эффект: при завершении наполнения водохранилища сначала до нормального (проектного), а затем до предельно допустимого (форсированного) уровня, по условиям безопасности гидротехнических сооружений неизбежны повышенные холостые сбросы воды в нижний бьеф. По имеющимся  проектным данным, эти сбросы могут достигать 4600–6200 кубометров в секунду (ГЭС «Эгийн-гол») и даже 8000 кубометров в секунду (ГЭС «Шурэн»), что значительно больше объёмов, наблюдаемых в естественных условиях. А это уже будет дополнительный «вклад» в наводнения ниже по течению Селенги. Ещё более сложные условия могут сложиться в периоды маловодья и засух. Известно, что бассейн Селенги, особенно его верхняя, или монгольская, часть, отличается высокой неравномерностью стока, существенно меняющегося в отдельные годы. Очевидно, что в условиях существенного снижения притока вода будет  аккумулироваться в водохранилище при сопутствующем снижении попуска в нижний бьеф до минимальных значений. В некоторых случаях не исключено и полное прекращение стока. Отдельно следует учитывать и наполнение водохранилища в период строительства гидроузла. Оно может продолжаться несколько лет. С учётом проектного объёма Эгийнгольского водохранилища – 5,7 кубокилометра, – а также необходимости обеспечения санитарных попусков в нижний бьеф, его наполнение, в зависимости от условий водности, может занять от трёх до шести лет. Если этот период совпадёт с маловодьем, а такие ситуации неоднократно бывали в мировой практике, в том числе в России (СССР) и в самой Монголии, то последствия могут оказаться очень неприятными. Так что утверждение о защите российских территорий от паводков является сильно преувеличенным.

Если говорить о возможном воздействии гидроузлов на Байкал, то здесь ещё больше неопределённости. Высказанное в статье заключение о степени влияния ГЭС «Эгийн-гол» на озеро выглядит чрезвычайно оптимистичным и не очень корректным. А вывод о том, что «влияние на Байкал составит лишь 0,020–0,023% по сравнению с его общим объёмом, а после наполнения водохранилища никакого негативного влияния не будет», вызывает удивление. Какая-то элементарная логика получается: влияние на  Байкал определяется отношением объёма Эгийнгольского водохранилища к общему объёму озера. Тогда уж более логично сравнивать с объёмом «призмы» регулирования озера, составляющим 31,5 кубокилометра. В этом случае «влияние на Байкал» будет составлять уже 10–15%. Но такой подход вряд ли приемлем. Дело в том, что сам по себе годовой объём регулируемого стока при отсутствии сколько-нибудь существенного безвозвратного водопотребления имеет второстепенное значение. Значительно более важной проблемой является внутригодовое изменение стока (его структуры и динамики) и управление режимами регулирования ресурсов водохранилища в разные периоды года при разных условиях водности. С переходом от естественного к искусственному (зарегулированному) режиму и началом работы ГЭС в энергосистеме принципиально меняются гидрологические условия в русле реки. В нижнем бьефе гидроузла значительно увеличивается сток зимнего периода и уменьшается летний сток, изменяются гидробиологические, гидрохимические характеристики реки, качество воды, условия работы пользователей и потребителей воды, происходят изменения в экосистемах. Многолетний опыт строительства и эксплуатации гидроэлектростанций в мире, России в целом и отдельном Ангаро-Енисейском бассейне это подтверждает. Поэтому на данный момент можно утверждать, что влияние ГЭС «Эгийн-гол» на российскую часть Селенги и  Байкал, безусловно, будет. При этом остаются вопросы. Каким  будет влияние одной или нескольких ГЭС? В чём конкретно оно будет заключаться? В каком объёме и при каких условиях? Можно ли обеспечить различные требования экологических и водохозяйственных систем, не нарушая их равновесие?

В этой связи утверждение авторов, что «нет необходимости тратить время на приведение разного рода цифр и аргументов», вызывает большие сомнения. В России есть поговорка: «Семь отмерь – один раз отрежь». Думаю, подобное выражение есть и в Монголии. Не подвергая сомнению компетентность французских экспертов, не думаю, что они лучше российских специалистов представляют ситуацию на территории РФ. Хотелось бы узнать: чем они рискуют, выдавая подобное заключение? Или они готовы гарантировать компенсацию возможных ущербов, если их выводы не подтвердятся?

Безусловно, Монголии необходимо решать проблемы безопасного, надёжного энергоснабжения и обеспечения населения питьевой водой. И она будет их решать, исходя из своих приоритетов. Однако это вполне возможно реализовать без ущерба соседям с учётом всего комплекса взаимных интересов. Об этом говорит международный опыт, а также история и практика российско-монгольских отношений. Можно и нужно со­вместно исследовать и обсуждать вопросы, связанные с реализацией гидроэнергетических проектов Мон-

голии, в том числе и с участием зарубежных специалистов. Это можно сделать открыто и конструктивно, находя приемлемые компромиссы. И начать эту работу должны совместно эксперты двух стран. На основе их выводов и рекомендаций уполномоченные органы Монголии и России смогут найти взвешенные и взаимоприемлемые решения. Это касается и линии электропередачи из РФ как альтернативного варианта, и, как предлагают авторы статьи, возможного совместного строительства и эксплуатации гидроэлектростанции. Но перед тем следует всё-таки провести соответствующие исследования и обсуждения.