– Что входит в круг главных забот спецпрокурора?

– Перечислять можно долго. Спецпрокурора интересует всё, что касается профилактики преступности в учреждениях, условий содержания осуждённых, законности применения к ним мер дисциплинарного воздействия и физической силы, соблюдения их права на трудоустройство, обеспечения заработной платой, позволяющей производить удержания по исполнительным документам. И ещё много чего. Начиная с мер по предотвращению массовых беспорядков, побегов, захватов заложников и прочих чрезвычайных происшествий. Шесть тысяч осуждённых, проживающих в восьми поднадзорных нашей прокуратуре колониях, должны отбывать наказание и вставать на путь исправления в строгом соответствии с законом. 

– Вы сами-то верите, что исправительные колонии действительно исправляют?

– Конечно, верю. Это главная цель, которую ставит перед ними уголовно-исполнительное законодательство. И 99 процентов осуждённых, когда освобождаются, заявляют: «Я больше сюда ни ногой». По-моему, они это искренне говорят и сами верят, что исправились и больше к криминалу не вернутся.

– Так ведь возвращаются. 

– К сожалению, да. Но, в основном, социально неблагополучные и спустя продолжительное время после освобождения. У нас даже две колонии, ИК-4 и ИК-6, рассчитаны именно на так называемых второходов, то есть ранее судимых. 

– Ещё недавно поднималась тема реформы органов исполнения наказаний. Хотели уйти от отрядной системы к камерной – и как раз для того, чтобы избежать отрицательного влияния отпетых преступников на тех, кто впервые оступился. Сейчас реформа приостановлена, видимо, из экономических соображений. Но как вы считаете: лагерная система способствует распространению криминальной субкультуры?

– Да, такая федеральная целевая программа существует, но её выполнение сдерживается сокращением финансирования. Планы перейти на американскую систему, разместить осуждённых по камерам, остаются планами. Пока у нас уголовно-исполнительная система сохраняется в прежнем виде и, соответственно, лагерная субкультура никуда не ушла. Её носители – прежде всего осуждённые, которые неоднократно отбывали наказание в местах лишения свободы. Однако в настоящее время в колониях довольно успешно пресекают распространение такой субкультуры. 

– Много жалоб приходит от осуждённых? И чем они недовольны?

– В 2015 году в прокуратуру поступило 528 обращений от осуждённых и их родственников. 326 жалоб в ходе проверок не подтвердились. 13 заявлений, в которых имелась информация, содержащая признаки преступлений, направлены в региональное управление Следственного комитета РФ, где приняты решения об отказе в возбуждении уголовных дел. Самый большой вал обращений даёт «тройка». Народ в этой колонии сидит юридически подкованный – всё-таки бывшие работники судов и правоохранительных органов. 

– «Качают права»? 

– Можно и так сказать. Они хорошо знают законы, свои права и довольно грамотно выставляют требования. Кстати, субкультура зоны этих людей практически не коснулась. А обжалуют они, как правило, наложенные на них дисциплинарные взыскания. Не упускают случая заметить, что им не выдали чего-то, что, по их мнению, им полагается. Выражают недовольство нерасторопностью бухгалтерии, когда денежный перевод не так быстро поступает на личный счёт, как им бы хотелось.  

– На питание тоже жалуются?

Планы перейти на американскую систему и разместить осуждённых по камерам пока остаются планами

– Теперь нет. Кормят осуждённых неплохо. Я сам, бывая в колониях, всегда захожу в столовые – не помню случая, чтобы обед для осуждённых вызвал бы у меня негативные эмоции. Питание в зоне примерно как в армии. Для тех, у кого рост выше среднего, нормы увеличены. Для больных предусмотрена диета. А последний федеральный закон ввёл ещё более высокие нормы питания. Дошло до того, что некоторые осуждённые стали даже отказываться от дополнительных блюд, опасаясь, что с их зарплаты или пенсии будут удерживать больше денег. В столовых всегда есть свежая выпечка. Кроме того, в каждом учреждении имеется своё подсобное хозяйство: куры, кролики, свиньи, теплички, грядочки. На столе всё свежее, грех жаловаться.  

– Зато в некоторых колониях бытовые условия ужасные. В Бозое, например, «удобства» для женщин во дворе. 

– У вас устаревшие сведения. Несколько лет назад, не спорю, было такое: сырость в бараках, грибок на стенах, туалет на улице. На территорию бозойской колонии без сапог не заходили – специально брали с собой резиновую обувь, когда приходилось ехать туда в командировку. Потом, по требованию прокуратуры, в учреждениях провели капитальный ремонт и условия проживания стали куда более комфортными. Но до Бозоя «цивилизация», действительно, докатилась позже других мест лишения свободы. 

– Много сейчас в зоне преступлений?

– Мы, конечно, требуем, чтобы администрация учреждений их вообще не допускала. Но, сами понимаете, этого сложно добиться там, где собраны одни преступники. В прошлом году зарегистрировано пять нарушений уголовного законодательства, годом раньше было шесть. В основном осуждённые совершают побеги из колоний-поселений. Поселенцы ведь имеют право свободно передвигаться, их ничем не отличишь от свободных граждан: в обычной одежде, имеют карманные деньги. Разве что вместо паспорта у них справка. Они и трудятся на так называемых контрагентных работах: на предприятиях города, уборке улиц. Вот так двое в прошлом году ушли с молочно-товарной фермы, где были трудоустроены, добавили себе срок. Бывают случаи уклонения от отбывания наказания. Одна осуждённая, к примеру, выехала из колонии-поселения в Дзержинск, чтобы получить медицинскую помощь. Нашли мы её уже в городе Сочи. Трое получили новый срок за кражу: им, видишь ли, показалось, что при переводе в другую колонию на предприятии с ними не полностью рассчитались, вот и решили взять «своё». 

– Преступления против личности тоже случаются?

– Редко, в основном на почве личных неприязненных отношений. В апреле умер в больнице осуждённый, который взял без спроса у своего соседа две банки сайры. Тот пожаловался землякам, и один из них жестоко «наказал» воришку.

– В учреждениях Иркутской области отбывают наказание приезжие из других регионов. Это добавляет проблем?

– Случаются иногда конфликты. Несколько лет назад были, например, проблемы с тувинцами. Представители этой народности привыкли жить обособленно, в зоне они плохо понимают, что от них требуют, тем более что русским языком владеют слабо. На моей памяти – конфликтная ситуация в 2008 году в 19-й колонии, были погибшие. Сейчас больше к нам направляют для отбытия наказания осуждённых из Республики Саха (Якутия), Хабаровского и Приморского краёв – они мало отличаются от других осуждённых, подчиняются режиму, ходят на работу. 

– А экстремисты и террористы в зоне имеются? И как они себя там ведут?

– 12 человек отбывают наказание за совершение преступлений террористической направленности. Ведут они себя по-разному. В прошлом году двое осуждённых из ИК-3 и ИК-19 в своих отрядах делились планами после освобождения принять участие в незаконном вооружённом формировании, совершать преступления в отношении так называемых инородцев и свести счёты с сотрудниками правоохранительных органов, из-за которых попали в места лишения свободы. А осуждённый из колонии № 3 публично высказывался о своей исключительности и превосходстве над другими по признаку принадлежности к религии ислам. Прокуратурой приняты меры реагирования на эти факты. 

– Новый глава регионального управления ФСИН Анатолий Киланов говорил на пресс-конференции, что народ в зоне стал более дерзким. В чём это выражается?

– Например, появились новые для мест лишения свободы преступления: применение или угроза применения насилия к сотрудникам, оскорбления представителей администрации. В той же 19-й колонии осуждённый пытался даже к начальнику учреждения приложиться, замахнулся на него. Естественно, безнаказанным такое поведение не осталось – состоялся обвинительный приговор. 

– Сейчас перед службой исполнения наказаний стоит задача – перевести исправительные учреждения по возможности на самообеспечение. Чтобы, значит, тех, кто сидит, не государство кормило, а сами они себе на пропитание и хорошие условия содержания зарабатывали. Как вы оцениваете такую перспективу?

– Для прокурора главное, чтобы были обязательно трудоустроены и получали приличную зарплату те, кто выплачивает по гражданским искам моральный и материальный вред пострадавшим – и гражданам, и предприятиям, и государству. Если осуждённый беспричинно отказывается идти на производство, его наказывают. Но некоторых освобождают от работы по состоянию здоровья и инвалидности. А вообще на фоне других регионов в учреждениях ФСИН Иркутской области показатель трудоустройства осуждённых хороший – 48%. В основном они заняты на деревообработке и в швейных цехах, а колонии Бозоя специализируются на сельхозработах. Новые же предприятия в зоне практически не появляются, по крайней мере, масштабные. Разве только небольшие производственные участки.  

– Ни для кого не секрет, что заключённые и за колючей проволокой пользуются такими благами цивилизации, как сотовые телефоны, например. Даже уголовное дело возбуждалось по группировке мошенников, руководитель которой отбывал наказание в колонии и оттуда с помощью мобильника «рулил» подельниками с воли.  

Иркутский спецпрокурор Андрей Попов уже почти полтора десятка лет приглядывает за порядком в зоне

– Сотовые телефоны и другие запрещённые предметы в колонии, в основном, поступают от граждан, которые «беспокоятся» о благах сидельцев. Мобильники, ёмкости со спиртом они, например, перебрасывают через забор и колючую проволоку. Особенно это касается «шестёрки» и 19-й колонии, которые находятся рядом с дорогой. Но сейчас удалось сбить эту активность: и рогатки изымали, и трубы со сжатым воздухом типа гранатомётов, и сетки дополнительные натягивали, и усиление на ночь организовывали. Проблема, по-моему, связана с недостаточной работой оперативников учреждений: кто-то ведь подбирает при перебросе запрещённые предметы вовремя и в нужном месте, а сотрудники не имеют об этом информации. На днях задержали женщину, которая явилась на свидание, что называется, не с пустыми руками: в коробке из-под сока принесла два литра спирта. 

Бывает, и сотрудники ГУФСИН снабжают осуждённых за деньги телефонами, сим-картами, алкогольными напитками. Но такие факты пресекаются обычно службой собственной безопасности. Недавно начальника отряда из ИК-6 осудили на четыре года – он в прошлом году за вознаграждение в одну тысячу рублей проносил в исправительное учреждение спирт. Теперь заплатит 150 тысяч рублей штрафа и будет направлен, скорее всего, в Нижний Тагил, где находится ближайшая колония общего режима для бывших сотрудников правоохранительных органов.

– Наркотики тоже в зону проносят? 

– Наркотики изымали только у осуждённых из колонии-поселения. 

– В прошлом году к 70-летию Победы в Великой Отечественной войне объявлялась амнистия. Многих она коснулась? 

– 134 человека получили свободу – в основном те, кому оставалось сидеть меньше года. И, конечно, преступления, которые они совершили, не из разряда тяжких, особо тяжких, связанных с наркотиками. 

– Среди амнистированных были и бомжи, которым на воле податься некуда, кроме как украсть и вернуться на нары?

– В случае с амнистией принимается во внимание только состав преступления. А социальные связи осуждённого смотрит суд, когда смягчает наказание, отправляет на условно-досрочное освобождение. Если человека ждут на воле семья, близкие люди – это, конечно, даёт ему шанс покинуть зону навсегда. Но есть и такие, кто умудряется завести невест и даже жён, пока отбывает наказание. По переписке. Вы бы почитали их письма! «Посадили ни за что, теперь вся жизнь наперекосяк, а были такие планы…» Слезу вышибают. Вот, смотришь, женщина переводы уже посылает, сумки с продуктами на свидания несёт. Не понимает, что её используют.   

– Если начистоту: как вы в целом оцениваете состояние законности в поднадзорных колониях?

– Я считаю, что в наших учреждениях достойные условия отбывания наказания, в целом соответствующие требованиям российского и международного законодательства.