Здесь же, на обочине девятого километра Качугского тракта, остановилась вереница разномастных машин. Лесопатологи Центра защиты леса Иркутской области приехали на обязательную ежегодную полевую тренировку, чтобы после камеральной зимы «набить себе глаз» для визуальной оценки состояния древостоя, пополнить профессиональную память новыми знаниями и освежить накопленные в прошлые годы. Они идут в сосновый бор, поделённый полосатыми лентами на три больших полигона с пронумерованными деревьями. 

– Официально наше мероприятие называется полевой тренировкой по проведению государственного лесопатологического мониторинга, – объясняет мне Наталья Сумина, исполняющая обязанности директора Центра защиты леса Иркутской области. – Они обязательны и проводятся ежегодно перед началом полевого сезона. Лесопатологи должны выработать едино­образие в определении категории состояния каждого отдельного дерева. Кроме того, меняются нормативы, методики, технологии исполнения отдельных видов лесопатологических мероприятий. 

Нынешний год лесные нововведения не обошли. Вместо действовавшего раньше 523-го приказа Рос­лесхоза, предписывавшего рекомендовать в санитарную рубку деревья начиная с четвёртой (из шести) категории состояния, теперь вступил в действие 182-й приказ, по которому деревьям этой категории предписывается продолжение жизни на корню. 

По официальной шкале четвёртая категория – это усыхающие деревья. Деревья описываются так: «Крона сильно ажурная; хвоя желтоватая или жёлто-зелёная, осыпается; прирост очень слабый или отсутствует; усыхание более 2/3 ветвей; повреждения ствола и корневых лап более 2/3 окружности; имеются признаки заселения стволовыми вредителями». Лесники считают, что такие деревья живут, как правило, не более двух-трёх лет, после чего переходят в пятую категорию состояния – «свежий сухостой». 

Новый приказ оставил им шанс на выживание. Может быть, потому, что в лесах России деревьев остаётся всё меньше. То короед нападёт на ельники Подмосковья. То бактериальная водянка в Слюдянском лесничестве сотни гектаров кедра погубит. То, в связи с отсутствием у региона средств на истребительные мероприятия, сибирский коконопряд 100 тысяч га черемховских кедрачей в Саянах высушит. А ещё страшнее – «чёрные лесорубы». Они размножаются не очагами, а одновременно по всей России. И леса губят больше всех остальных вредителей вместе взятых. Вот только не дано Центру защиты леса права опрыскать их с самолёта ядом, как остальных пожирателей тайги. Потому, быть может, и решила Москва дать шанс на выживание усыхающим деревьям, чтобы лес хоть не­много оставался на лес похожим. Отдельные сосны, возможно, смогут им воспользоваться, как сумела выжить в апрельском холоде до времени взошедшая медуница. Она остановила рост цветоноса, чтобы уберечь бутоны от холодного ветра. Жмётся соцветием к лесному опаду, который даже ночью сохраняет крохотку небогатого дневного тепла. И зацвела. Не взахлёб, не буйно-радостно, как бывает в тёплом мае. Не сине-розовым букетом с цветоносами высотой до колена, а всего-то несколькими цветочками. Так, на пробу. Остальные цветки держит в бутонах, надеясь на скорое тепло. 

– Здесь я деревьев 4-й категории не вижу, но на заложенных полигонах они есть, отыщем, – говорит Наталья Сумина, осматривая кроны ближних сосен. – Наша задача – всем вместе понять и на примерах конкретных деревьев определиться, какую крону надо считать «сильно ажурной», какой именно цвет хвои подразумевается под названием «желтоватый», а какой «жёлто-зелёный», ну и другое. Чтобы все понимали эти термины одинаково. 

Когда читаешь описание признаков состояния дерева, всё кажется понятным. Но многие из перечисленных признаков ни штангенциркулем, ни мерной лентой и никаким другим прибором не измерить. А оценочное восприятие у людей индивидуально, субъективно. Вот и вырабатывают лесопатологи на таких тренировках одинаковое понимание того, что глаза их часто видят по-разному. 

– В первую очередь мы смотрим на крону, потому что именно она содержит главные признаки жизнеспособности дерева. Но есть ещё много дополнительных признаков. Мы определяем не только санитарное состояние дерева в целом, но и причины полученных повреждений. А их, как правило, целый комплекс.

Люди говорят, что беда не приходит одна. Деревья подтверждают эту истину. Лесной пожар обжёг корни и корневую шейку сосны, и ослабленное дерево начинают заселять стволовые вредители. Вслед за ними – грибные и всякие другие лес­ные болезни. Лесопатологу необходимо выявить все навалившиеся беды, чтобы определить наиболее эффективные пути защиты древостоя. 

– Конечно, мы не сомневаемся, что конкретно здесь, на заложенных полигонах, у нас есть стволовые вредители, – говорит собеседница. – Но какие и сколько? Чтобы выяснить это, будем закладывать модельное дерево. По нему определим, какими именно видами повреждён древостой. Вот, смотрите, – Наталья Юрьевна показывает на стволе с облупившейся корой разной толщины и формы бороздки, – по этим следам мы видим, что здесь есть лубоеды и короеды разных видов. Будем выяснять, какими грибными болезнями поражён или начинает поражаться массив. Здесь растёт только сосна, проводится только визу­альная оценка насаждения, а в кедрачах осуществляется ещё и околот деревьев, чтобы посчитать количество гусениц сибирского коконопряда. 

Страшный вредитель, способный за короткое время уничтожить десятки тысяч гектаров кедровников, есть всегда и везде, где растёт «хлебное дерево» Сибири. Это нормально. Это естественное биологическое разнообразие тайги. Беду вызывает не факт присутствия гусениц, а их численность, за которой иркутские лесопатологи следят очень внимательно. 

Возраст дерева определяется
с помощью специального буравчика

– Для этого на территории области заложено 70 маршрутных ходов детального надзора, – говорит Наталья Сумина. – Длина каждого 8–10 километров, чтобы лесопатолог, проводя необходимые исследования, мог пройти его за один световой день. Закладываются такие маршруты на 10 лет, и каждый год мы их проходим, считаем гусениц, сравниваем их с количеством прошлых лет, чтобы вовремя уловить начинающийся рост численности. Если при околоте с одного дерева их падает по три–пять штук, как сейчас в Зиме, причин для тревоги нет. Это естественная резервация. Она может многие десятилетия сохраняться на безопасном уровне. Но если численность поползла или тем более если резко прыгнула вверх, мы начинаем более детальное обследование всех прилегающих к маршруту кедровых насаждений, чтобы отыскать и оперативно подавить очаг роста численности вредителя. 

Разговаривая с директором, прислушался к словам инструктора, обу­чающего лесопатологов пользованию специальными лесохозяйственными инструментами. А он, оказывается, говорит не о вредителях. Он учит определять полноту древостоя. Показывает, как с помощью специального буравчика определить  возраст растущего дерева… Точно! Он – о таксации леса. Но это же удел лесоустройства, а не лесопатологии.

– Зачем? – спрашиваю.

– Да-да-да, – смеётся моему удивлению Наталья Юрьевна. – Принцип и подход к техническим характеристикам лесных массивов у нас тот же самый, что и у лесоустроителей. Мы должны знать материалы лесоустройства, чтобы предвидеть, как в тех или иных условиях может развиваться лесопатологическая ситуация. Если появляется такая возможность, мы должны сработать на опережение. А если материалы лесоустройства сильно устарели или по иным причинам не соответствуют фактической ситуации, мы сами должны уметь внести изменения в таксационные характеристики, чтобы обеспечить должную эффективность защитных мероприятий. Только помимо всего того, чем занимается лесоустройство, мы определяем ещё и санитарное состояние лесов.

– А с несоответствием леса материалам лесоустройства из-за криминальных вырубок сталкивались? – спрашиваю. 

– Очень, очень часто. Особенно в лесах, расположенных вблизи крупных населённых пунктов, где много дорог. Как-то направили комиссию на старую гарь, чтобы проверить санитарное состояние сохранившегося древостоя и выработать рекомендации по проведению СОМ – санитарно-оздоровительных мероприятий. Приехали, а там всё, что после пожара устояло, и больное и здоровое – всё вырублено, и наши рекомендации уже никому не нужны. Таких проблем много в Тулуне, в Зиме. Здесь вот, по Иркутскому району, это вообще трагедия. Особенно последний год. 

Наталья Сумина сделала паузу, думая, видимо, стоит или не стоит рассказать о чём-то журналисту. Я подождал, не стал торопить, чтобы у неё не исчезло желание поделиться. 

– Знаете, – решилась она, – вот заложили мы эти полигоны. Работа проделана большая, сами видите. И до сегодняшнего дня переживали, что, не дай бог, приедем утром к пенькам да вершинам… 

Три полигона для одного коллектива лесопатологов Центра защиты леса Иркутской области в пригородном лесу были заложены не случайно. Один из них, как раз тот, на котором зацвела медуница, стал учебным. Здесь под руководством самых опытных лесопатологов коллективно вспоминались старые и получались новые знания, согласовывалось на практике одномерное, однозначное понимание признаков лесного нездоровья. А два других – контрольные. Здесь группы лесопатологов уже без участия инструкторов, самостоятельно исследовали и описывали каждое дерево. Пронумерованы они тоже не случайно, не для красоты. Фактическое лесопатологическое описание каждого было сделано инструкторами и руководителями центра ещё накануне. А по завершении полевой тренировки, чтобы определить уровень профессиональной подготовки коллектива и каждого отдельного специалиста, организаторам осталось только сравнить материалы гарантированно качественного обследования участка леса с полученными сегодня. В целом Наталья Сумина результатами осталась довольна, хотя отдельные замечания и претензии к подчинённым у неё тоже появились. 

А за цветущую на полигоне медуницу я зря переживал-волновался, наблюдая, как вначале прошли над ней одной толпой несколько десятков человек. Как мелькали над цветком кроссовки, сапоги, ботинки. Как потом, проводя контрольные обследования, хаотично ходили здесь в разных направлениях небольшие группы лесопатологов. Перед отъездом подошёл посмотреть, а с медуницей всё в порядке. Ведь с детства знал, что ни один настоящий лесник первоцвет не обидит. И ещё раз убедился в этом.