«У Иркутска есть собственное лицо»
«Сибирский энергетик» прошёл по улицам города маршрутом кинорежиссёра Юрия Дорохина
Центр Иркутска похож на Санкт-Петербург, если не брать во внимание этажность домов. Таким наблюдением делится режиссёр Юрий Дорохин. Прогулявшись по городу с корреспондентом «Сибирского энергетика» Егором ЩЕРБАКОВЫМ, он рассказал о знаковых местах своего прошлого и кинематографическом настоящем.
На месте нашей встречи – перекрёстке улиц Бабушкина и Дзержинского – непривычно тихо для центра Иркутска в разгар рабочего дня. Даже не верится, что всего в нескольких кварталах отсюда автомобили едут плотным потоком в три ряда, скапливаясь возле светофоров: здесь они настолько редки, что можно совершенно безопасно перейти дорогу и углубиться во дворы. Мы останавливаемся возле невысокого деревянного дома, на картах не обозначенного, но в реальной жизни носящего табличку «54».
– Когда я был совсем маленький, прабабушка здесь жила, – рассказывает Юрий Геннадьевич. – Потом мы с родителями вернулись сюда с севера. В четвёртый класс я пошёл в школу № 65, которую заканчивал мой отец. Во дворе собирались мои друзья со всего околотка, после чего мы шли на занятия либо по Бабушкина, либо через Карла Либкнехта. В старших классах можно было перед этим тихонечко покурить, прикрыв ставни, чтобы родители не увидели. Раньше, конечно, здесь всё выглядело лучше, чем сейчас: никаких громадных заборов не было, росла трава, акации, был разбит огородик. Был асфальтированный двор, где стояла карусель, голубей держали.
«Петербург, только очень низкорослый»
Маршрут, по которому мы движемся, расходится от исходной точки двумя большими кругами: сначала по Декабрьских Событий и Карла Маркса до Киевской, чтобы развернуться и доехать по Дзержинского до 65-й школы, затем до бульвара Гагарина на берегу Ангары. Он растягивается почти на семь километров, которые можно преодолеть пешком за полтора-два часа. Но испортившаяся погода и нехватка свободного времени вынуждают нас проделать большую часть пути на машине.
– Какие ещё знаковые объекты? – на пару мгновений задумывается мой собеседник, когда мы трогаемся с места. – Безусловно, улица Карла Маркса, потому что там мы постоянно гуляли. Здесь же находились кинотеатры. «Гигант», в котором было два зала – отсюда и название. В «Пионере» моя бабушка – мама отца – работала уборщицей, так что я мог без проблем попадать на сеансы. «Свадьбу в Малиновке», например, смотрел бесчисленное количество раз. Кино показывали и в ДК завода имени Куйбышева, часов в шесть-семь вечера летом был один сеанс, иногда два. Можно было, скажем, в очередной раз посмотреть индийский фильм «Зита и Гита». Или совершенно обалденный японский полнометражный мультфильм «Корабль-призрак». В Доме офицеров тоже катали повтор – фильмы, уже снятые с проката. Ещё одно знаковое место – «Тридцатка» (дом № 30 на Карла Маркса, построенный для номенклатурных работников. – «СЭ»). Да вообще весь этот район, где жили мои друзья. Допустим, Колька Бабкин жил в коммуналке на Карла Маркса, Андрей Куманин – на Тимирязева, Мишка Андреев, который пришёл к нам в девятом классе, – в переулке МОПРа. Вообще я центр города люблю.
– Многие знают Санкт-Петербург, показанный Алексеем Учителем. Вопрос к иркутскому режиссёру Юрию Дорохину: насколько наш город киногеничен?
– Киногеничен. Этими двумя улицами – Ленина и Карла Маркса – он отчасти напоминает Петербург, только очень низкорослый. У Иркутска, в отличие от многих сибирских городов, есть собственное лицо. Центр исторически крайне интересен, но, к сожалению, мы редко поднимаем головы и всматриваемся в окружающую нас красоту. Допустим, здание, где сейчас находится «Л’Этуаль» (бывшая усадьба Чернядевой-Родионова. – «СЭ»), – это же в чистом виде модерн. А «Грандотель»? Это же очень красиво! Дальше сталинская постройка, но она тоже интересна. Другое дело – переходный период: ранняя весна и поздняя очень у нас не очень, сам видишь, во что город каждый год превращается. Сейчас он, конечно, не сверкает, но работать стоит поздней весной, когда появляется первая нежная зелень.
– Ваша биография связана не только с центром города – между школой и армией вы работали конюхом на Иркутской государственной конюшне, до этого весьма успешно участвовали в гладких скачках. С чего началось это увлечение?
– Если говорить о знаковых местах, то Иркутский ипподром был для меня вторым домом. Не для красного словца говорю – там я проводил большую часть времени: сначала шёл в школу, затем ехал на ипподром. Спортом до этого так или иначе занимался – за школу выступал в лыжных гонках, лёгкой атлетике, хотя ни в какую секцию не ходил. А потом, уже не помню где, увидел объявление о наборе в конноспортивную секцию.
На ипподром пошли втроём с Колькой Бабкиным и Колькой Пермяковым. Прошли все экзамены, в итоге остался я один. Позже здесь же познакомился со своим другом, оператором Андреем Закаблуковским. Пришёл в 12 лет, до армии занимался конным спортом. Участвовал в гладких скачках, выиграл первенство Сибири и Дальнего Востока. Потом, набрав вес, ушёл в конкур – преодоление препятствий по маршруту. После школы работал конюхом, на мне было 14 голов. Плата за это по тем временам была неплохая, но и нагрузка приличная.
– А как возникло желание взять в руки камеру?
– Первый фотоаппарат мне подарил дядя, брат моей мамы. Он хирург, но занимался и занимается фотографией. Вторую камеру – «Вилию-авто» – я выиграл на соревнованиях. Потом, когда уже работал конюхом, купил себе первую зеркалку – «Зенит-Е» с объективом «Гелиос». С него всё и началось. Сильно развилось увлечение в армии: помню, в учебке дембеля, зная о моих способностях хорошо и качественно делать снимки, просили (не требовали и не заставляли!) печатать им фотографии. И я всегда был в хороших отношениях с замполитами. В линейной части, будучи командиром отделения, параллельно фактически стал внештатным фотографом, у которого в распоряжении была маленькая лаборатория. Мне привозили хорошие реактивы, чешскую фотобумагу. С этого всё началось, а потом, в университете, вышло так, что мы с Андреем Закаблуковским после первого курса попали в отдел кинопроизводства студии «Иркутсктелефильм», который возглавляла Татьяна Ивановна Хомутова. Андрюха от неё потом ушёл снимать новости, а я с московской группой поехал снимать фильм «Четыре дня из жизни Гавриила Франтенко». Конечно, снимали мы не четыре дня, а почти месяц. Я был ассистентом оператора. Фильм потом несколько раз показывали по центральному телевидению.
«Палец в зал: «Ваши лица серы, как газета «Правда»
За разговором мы сворачиваем в переулок 8 Марта и останавливаемся возле типового здания учебного учреждения. «Средняя общеобразовательная школа № 65, – указывает Юрий Геннадьевич на табличку возле двери. – Нельзя сказать, что я был в неё влюблён – для этого есть друзья и одноклассники, но у меня с ней связаны самые прекрасные воспоминания. Здесь был замечательный директор Игорь Васильевич Гошев, не менее замечательные классные руководители – Леонид Михайлович Горбунов, Антонина Фёдоровна Танчук и Тамара Васильевна Кобылкина.
– Уже после армии вы оказались у руля Иркутского рок-клуба. Почему так вышло?
– Всё просто: открыл «Ровесник», где писали, что в Ленинграде есть рок-клуб. Про себя подумал: «Вот бы у нас такое». Оказывается, рок-клуб в Иркутске уже был, тусовка собиралась в клубе речников – деревянном здании бывшей конюшни. Я туда пришёл и, не будучи музыкантом, стал членом художественного совета. Дело в том, что я тогда очень много снимал – был лаборантом на кафедре телевидения, радиовещания и истории журналистики, и благодаря её старшему преподавателю Рудольфу Георгиевичу Берестенёву у меня в распоряжении была фотолаборатория. Поэтому мог снимать практически хронику рок-клуба. Потом как-то само собой вышло, что вошёл в состав худсовета.
– В Ленинграде рок-клуб курировал КГБ, а как в Иркутске обстояли отношения со спецслужбами?
– После первого фестиваля в политехническом институте меня работник госбезопасности пригласил на собеседование на нейтральной стороне. Не могу сказать, что меня вербовали. Нет, со мной просто поговорили. Кстати, пообщались хорошо, и по прошествии многих лет мы с этим человеком приятелями стали. Но ты представь, что было в начале перестройки. Идёт фестиваль, выходит группа «Закрытое предприятие» (известная команда из Новосибирска, игравшая электронную музыку «новой волны». – «СЭ»). Палец в зал: «Ваши лица серы, как газета «Правда». А ведь все тексты должны были пройти согласование на ЛИТО. В горкоме комсомола от такого просто на ушах стояли.
Рок-фестиваль в Иркутске, проходивший с 26 по 28 апреля 1988 года, действительно, наделал много шума. «Советская молодёжь» посвятила ему целую полосу. Открыто симпатизировать собравшимся в актовом зале Иркутского политехнического института неформалам официальная газета областного комитета ВЛКСМ не могла, но чувствовалось, что симпатии журналистов явно на их стороне. Нина Мазитова, жена известного гитариста Вадима Мазитова, посвятила им немалую «полемическую заметку», в которой, само собой, досталось панкам и металлистам, но в позитивном ключе упоминалось «Закрытое предприятие», не говоря уже об арт-группе театра юного зрителя «Пилигримы», наложившей на музыку стихи Блока, Некрасова и Саши Чёрного. Статью дополнили письмами читателей, один из которых возмущался тем, что газета «пропагандой рок-культуры способствует росту её сторонников». Та молодёжь, которая явно не интересовалась тем, что публикует официальный печатный орган обкома комсомола, демонстрировала своё отношение к «чуждым элементам» по-своему.
– Была скандальная ситуация во времена рок-клуба, – вспоминает Юрий Дорохин. – В Иркутск приехал луна-парк из Чехословакии. В гости к нам пришёл парень, фанат тяжёлого рока. А Салацкий – внук легендарного председателя горисполкома, типичный такой металлист – предложил нанести ответный визит чехам на остров Юность, где находился парк. Местом сбора был сквер Кирова, собралась толпа – сохранились даже кадры. А приблатнённые бродовские («Брод», он же «Бродвей» – улица Карла Маркса. – «СЭ») пацаны об этом узнали и нас уже ждали. Началась драка, кому-то по башке дали, очки разбили. Я это дело пытался разнимать, как вдруг слышу клич: «Бей кабана!» Кабан – это, оказывается, я. Натянули плащ на голову, ударили ногой, сломали челюсть. На такое я обиделся, вскочил, схватил подвернувшийся под руку велосипед, кому-то на голову надел. Потом мы вместе с однокурсницами Ритой Панфиловой и Лилей Хадиевой написали по этому поводу письмо в «Советскую молодёжь».
– То есть не только любера в Москве рокеров прессовали?
– Да, было такое. Понятно, что, если ты шёл с длинным хаером, у тебя был великий шанс получить по морде. Гопоты-то хватало. Её и сейчас хватает, но она стала либеральнее относиться к окружающим с точки зрения внешнего вида.
«И снимали, снимали, снимали»
– Вернёмся ко взрослой жизни. Вы стояли у истоков Альтернативной иркутской студии телевидения – АИСТа. С чего всё начиналось?
– Была молодая команда, которая практически дневала и ночевала на работе. По большому счёту, нам не так много было надо. И степень контроля над нами была невысока: нас никто не ограничивал, мы делали то, что хотели.
– На какой технике работали?
– Всё было аналоговое. Терминами могу долго сыпать, поэтому скажу лишь, что это было оборудование формата U-matic, которое студия приобрела после японской выставки, проходившей в Иркутске. На Западе оно современным уже не считалось.
– Само собой, снимает и монтирует не техника, а люди. С детства помню рекламный ролик со слоганом «АИСТ. Летайте вместе с нами!», в котором человек с самодельными крыльями прыгал по крыше под музыку Пола Маккартни. Как родилась такая идея?
– Я был в командировке, кажется, в Братске, и увидел по телевидению фильм «Соседи» режиссёра Нормана Макларена, который специализируется на анимации с людьми. Там был такой эффект, что люди подпрыгивали, но фаза соприкосновения с землёй вырезана, и возникало ощущение, что они летают. Мы взяли Артура Псарёва, надели на него валенки, приладили крылья из пенопласта, поднялись на крышу здания «Иркутскгеологии», и он там в течение полутора-двух часов прыгал. Потом всё это смонтировали. Интересно, что когда «Интерньюс» проводил школы журналистики, был семинар по рекламе, на котором в качестве образца показали наш ролик. По тем временам он был примером того, как из «ничего» можно сделать нечто.
– Это лишь один пример. А каким образом вообще возникали такого рода концепции?
– Команда была творческая. В то время возможности выйти в Интернет не было, поэтому все смотрели на VHS-кассетах с клипами, которые привозили отовсюду. Плюс к тому какие-то фестивальные фильмы появлялись в кинотеатрах. Мы работали вместе с Андреем Закаблуковским, Колей Марфиным, к сожалению, рано ушедшим из жизни, Олегом Житовым, Олегом Малышевым, Сергеем Шергиным и вошедшей позднее в нашу команду Аней Матисон. Мы были первыми в своей сфере. Наша продукция пользовалась спросом, хотя и не громадным.
– Почему вы с командой ушли с телевидения в свободное плавание и создали студию «REC. production»?
– Наступил момент, когда мы, что называется, выросли из штанишек. Какое-то время параллельно работали на АИСТе и снимали какие-то игровые ролики, клипы и тому подобное. В 2003 году шла предвыборная кампания в Государственную Думу, мы на ней заработали, но потратили это деньги не на себя, а на оборудование. Купили дорогую камеру, дорогой объектив – на тот момент это была лучшая техника в Иркутске. Начали работать, потом зарегистрировали юридическое лицо. И снимали, снимали, снимали.
– Многие режиссёры уделяют особое внимание технической составляющей – достаточно вспомнить историю с тем, как Стэнли Кубрик заказал «космический» объектив для съёмок сцены при свете свечей в «Барри Линдоне». Вы тоже?
– Мы всегда заморачиваемся на матчасти и стараемся с технической точки зрения быть на высоте. Правда, в «Эсквайре» публикуют короткие интервью со знаменитостями, в одном из которых очень мной любимый актёр Мэттью Макконахи говорит: «Хочешь быть режиссёром? Сними, мать твою, что-нибудь на свой телефон прямо сейчас!» Сегодня технический уровень и доступность съёмочного оборудования таковы, что снимают все. Другое дело, что количество не всегда переходит в качество: пропорция «плохие/хорошие фотографии» не меняется. Как и многое в этом колоссальном потоке видео, который сейчас существует, остаётся халтурой. Я уже цитировал по этому поводу Годара, сказавшего: «Сейчас всё большему количеству людей кажется, что они знают, как снимать кино. Если бы все они занимались самолётостроением, самолёты падали бы при первом же взлёте».
– Опыт работы оператором влияет на режиссёрский подход?
– Абсолютно. Я доверяю Андрею, но кадр мы выстраиваем вместе.
– На «Кинопоиске» есть страничка «режиссёра, сценариста, продюсера» Юрия Дорохина, где упомянуты два художественных фильма – короткометражка «Настроение улучшилось» и «Сатисфакция». Третий будет?
– Будет. Мы готовим проекты, которые будут реализованы. Но пока ничего больше не скажу.
Тем не менее Юрий Геннадьевич достаёт планшет и демонстрирует работу из другого разряда – видеоролик, в котором разобранные в двадцатых годах прошлого века Амурские ворота «восстановлены» с помощью компьютерной графики. Снято настолько реалистично, что спешащие по загруженной улице Ленина автомобили огибают их, а трамвай проезжает по путям, которые находятся под триумфальной аркой. На заднем фоне диктор рассказывает их историю под звуки музыки в духе Ханса Циммера.
– Пока я широко это нигде не показывал, – говорит режиссёр. – Когда-то я решил, что сделать фильм-реконструкцию, где будут ряженые с накладными бородами, неинтересно. Нужно, чтобы современность взаимодействовала с историческим объектом, словно открылся некий временной портал. Мы для этого воссоздадим Казанский собор, Иркутский острог. Хотел бы ещё, чтобы исторические здания, которые сохранились, тоже существовали в современных реалиях. Фильм должен быть решён в клиповой манере, чтобы дети и молодёжь смотрели с большим интересом. В нём должны быть какие-то факты неакадемического или отчасти академического свойства. Пока мы сняли только то, что не требует больших затрат. Дальше процесс затормозился.
– Даже обидно: идея как нельзя лучше подходит к 355-летию со дня основания Иркутска, но в праздничной программе такого проекта нет.
– Нет, идея у меня появилась давным-давно. Подтолкнул меня к этому Владимир Демчиков, который предлагал сделать фильм об архитектуре Иркутска после пожара 1879 года. Но стали работать с архивами и поняли, что в этом нет смысла – нужно снимать об истории с самого начала. Потому что нельзя оставлять за кадром такое множество потрясающих фактов. Например, в остроге были часы, правда, без циферблата – они отмеряли время боем. Их шестерёнки были сделаны из дерева. Много позже появились солнечные часы на здании гимназии. Кстати, проект называется «Иркутское время».
– Наверняка всех впечатляет?
– Да, всех впечатляет. Многие мои знакомые говорили: «Юра, чем сможем – поможем». Но это было до скачка курса доллара, до кризиса. Сейчас всё равно находятся те, кто помогает. Например, благодаря Марине Владимировне Седых и Николаю Михайловичу Буйнову, руководителям Иркутской нефтяной компании, с которой мы много лет работаем, у нас появились деньги на большую часть оборудования – а это камеры Red Dragon. Но вопрос финансирования остаётся открытым. Нужны деньги на строительство декораций, а также на компьютерную графику, для которой, собственно, мы и покупали камеру Red – её высокое разрешение позволяет совмещать отснятый кадр с компьютерным изображением.