Как Иркутск мог остаться без гидростанции
60 лет назад был затоплен котлован Иркутской ГЭС, перекрыта Ангара, пущен первый гидроагрегат. Гидроэлектростанция навсегда изменила облик старинного города. Однако ещё в 1947 году учёные и гидроэнергетики всерьёз обсуждали план, по которому никакой станции в непосредственной близости от города не было. А встать Байкальская ГЭС должна была на 8 километров выше – в районе Большой Разводной. Впрочем, это был не единственный проект. Обсуждался каскад из двух ГЭС – одна выше Иркутска, другая – в селе Тальцы. Что же повлияло на выбор гидростроителей? Вероятно, своё веское слово сказали геологи.
«Равной нет в Советском Союзе»
«С большим интересом слушали… доклад профессора Н.Н. Колосовского «Проблема Ангары». Докладчик остановился на общих проблемах использования гидроэнергии Ангары и на некоторых вопросах строительства первой Байкальской гидроэлектростанции» – так в 1947 году газета «Восточно-Сибирская правда» описывала дискуссию вокруг будущего первенца Ангарского каскада. Конечно, обсуждалась эта проблема задолго до 1947 года. Но именно после конференции по развитию производительных сил Восточной Сибири 1947 года проект получил реализацию. Академик, электроэнергетик, строитель Шатурской ГРЭС и Днепрогэса Александр Винтер был активным сторонником создания мощного гидроузла на Ангаре. Он заявлял, что постройка каскада просто необходима, потому что в Иркутской области «на относительно небольшой площади» сосредоточены огромные электроэнергетические резервы в сочетании с запасами черемховских углей, что создавало «благоприятную энергетическую характеристику этому району, равной которой нет в Советском Союзе».
В Гидроэнергопроекте будущий Ангарский энергорайон оценивали не менее высоко, поскольку изучение территории и проектирование гидроузла шло ещё с довоенного времени. «Река Ангара с потенциальными запасами свыше 60 млрд кВт-ч высокозарегулированной годовой выработки относится к числу замечательных источников водной энергии Советского Союза», – заявил в 1947 году на конференции представитель Гидроэнергопроекта Министерства электростанций СССР П.М. Дмитриевский.
Ещё в 1935 году в тресте Гидроэнергопроект была создана схема использования водных ресурсов Ангары. Работал над этим авторский коллектив под руководством профессора Владимира Малышева. Профессор Малышев предполагал, что на Ангаре будут расположены 6 гидроэлектростанций с напорами от 30 до 90 метров. Первая – рядом с Иркутском, с напором 29 м (та самая Байкальская ГЭС), вторая – Бархатовская станция у Черемхова с 36 метрами напора, ниже Братска на Падуне – ещё одна ГЭС с напором 90 м, ниже Шаманского порога – ГЭС с 67 м напора. И две последние – с напором 57 м и 44 ниже Кежмы и ниже Богучан. Суммарная мощность всех этих станций оценивалась в 9 млн кВт-ч, годовая выработка – около 62 млрд кВт-ч. В первоначальном варианте проекта предполагалось «разбить» верхний участок Ангары на мелкие ступени, однако потом было признано, что дробление снижает эффективность схемы в целом.
Тогда в 1935 году группа Малышева заявила, что считает целесообразным сделать «пионером» гидростроительства на Ангаре именно Байкальскую ГЭС (экспедиция по выбору места была предпринята «Ангарогидроэлектропроектом» в июле 1935 года, в ней участвовал инженер Дмитриевский, который уже в 1947 году будет представлять в Иркутске проекты строительства электростанций на Ангаре). Эта ГЭС с напором около 30 метров должна была появиться у деревни Большая Разводная в 8 километрах выше Иркутска. «Ангарбюро» завершило изыскательские работы к концу 1935 года, 23 тома работ были направлены в экспертную комиссию Госплана СССР. Госплан признал целесообразным строительство Байкальской ГЭС в связи с созданием Байкало-Черемховского промышленного комплекса.
Станция как бы становилась «пробным шаром» перед строительством более крупной и масштабной Братской ГЭС (ниже Братска на Падуне). Постройка этого гиганта требовала навыков, которых пока не было. Начальник управления строительства Иркутской ГЭС Андрей Бочкин говорил, что ни в одной книге он и его коллеги не могли найти «рецептов», как строить станции в Сибири. И Иркутская ГЭС, как показало время, была бесценна в плане отработки конструкторских решений, технологий строительства. Кроме того, строительство Братской ГЭС проходило бы, по оценкам инженеров и учёных, в более тяжёлых условиях, чем станции в непосредственной близости от Иркутска. Но главное – пока ещё не было достаточно крупных промышленных объектов, которые бы позволили Братской ГЭС выйти на эффективную полноценную выработку. Малышев писал: «Наибольшей со стороны её эффективности во всей схеме является Братская гидроустановка. Вместе с тем она наиболее трудна технически, требует для постройки чрезвычайно мощной промышленно-хозяйственной базы, а район её расположения, в настоящее время глухая тайга, станет доступным лишь по завершении постройки Ленской железной дороги на участке протяжением около 300 км. Кроме того, полная эффективность этой установки будет достигнута только после постройки выше расположенных регулирующих гидростанций». Забегая вперед, надо сказать, что даже по послевоенным меркам куда как более скромная Байкальская ГЭС считалась проектом крупным. И вместо неё предлагалось построить поэтапно две ступени из менее мощных ГЭС, чтобы посмотреть – а будет ли суммарное потребление востребовано?
В пользу Байкальской ГЭС как «пионера» каскада говорили и более приемлемые геологические условия, а также то, что на неё должен был быть завязан Байкало-Черемховский промышленный комплекс, тогда как Братская ГЭС требовала ещё составления схемы «потребителей». Чтобы показать широту обсуждения проблемы и амбиции молодого советского государства, стоит кратко рассказать и ещё об одном проекте 30-х годов, который, в случае реализации, мог бы вообще изменить весь проект энергетического освоения Ангары. В своё время инженер Г.В. Рудницкий считал, что надо начинать с масштабного проекта. Как указывает в своей диссертации «История переселения населения из зон создания Ангарских водохранилищ (1950–1970-е гг.)» исследователь Юрий Рябов из Братского госуниверситета, инженер «намечал постановку в порогах одной большой плотины с напором в 100 м, ниже устья Илима, у Бадарминского Быка, где река проходила место наибольшего сужения». Этот проект, конечно же, из-за его склонности к гигантомании, а также после проведения исследовательских работ непосредственно на Ангаре, принят не был.
Проект Байкальской ГЭС получил одобрение. Считалось, что она будет введена в строй в 40-е годы, а техзадание по ней должно было быть готово уже к 1938 году. Ещё в 1936 году по поручению Восточно-Сибирского крайкома в экспедицию выехала геологическая партия Сибранспроекта с целью определения места для плотины. Однако в конце 1936 года «Ангарбюро», призванное заниматься этим проектом, закрылось. Поскольку строительство малых станций для нужд села и города оказалось выгоднее по срокам, о крупном проекте постепенно забыли. Возможно, к проекту вернулись бы ещё в 40-х, но Великая Отечественная война всё перевернула.Вспомнили о теме освоения Ангары, когда в войне наступил перелом – в 1943-1944 годах. Тогда Московским отделением Гидропроекта было подготовлено проектное задание Больше-Разводинской ГЭС мощностью 100 тыс. киловатт. Прошло три года, и вновь к освоению энергоресурсов Ангары вернулись в 1947 году, когда открылась конференция по развитию производительных сил Восточной Сибири. На этот раз рассматривались уже два варианта: строительство крупной ГЭС под Иркутском в Большой Разводной и каскада двух ГЭС, суммарно дающих мощность одной Байкальской. Они должны были располагаться в Тальцах и выше Иркутска.
«Ангара будет служить советскому народу!»
Активным лоббистом проекта Байкальской ГЭС выступил академик Винтер. Послевоенный проект ГЭС в Большой Разводной предполагал бетонную плотину, бетонный водослив, здание станции и судоходный шлюз. Общий объём предполагаемых затрат «в бетоне» – около 3 млн куб. метров. К сожалению, мощность станции ни в газетных материалах, ни в сборнике тезисов по итогам конференции 1947 года не указывается. Надо отметить, что тогда нормальной подпорной отметкой Байкала признали 458 м. «При осуществлении многолетнего регулирования, колебания оз. Байкал будут происходить, как и в бытовых условиях, в пределах 2,2 м, но на уровнях примерно на 1 м более высоких», – заявлялось в официальном сборнике тезисов.
Тогда же трест «Гидропроект» начал проведение изыскательских работ выше города Иркутска. По «двухступенчатой» схеме предполагалось, что строятся две ГЭС достаточно малых мощностей. Одна будет стоять выше города и названа будет Иркутской, вторая «у верхнего конца села Тальцы» и будет называться Тальцинской. «Месторасположение нижней ступени (Иркутская ГЭС) предварительно намечено выше
г. Иркутска с подпорной отметкой 443.0 и верхней у с. Тальцы с подпорной отметкой 458.0. Обе ступени образуют непрерывный каскад, при котором общее падение между Байкалом и Иркутском (около 31 м) разбивается примерно поровну», – рассказывали авторы проекта. Если бы ГЭС у Тальцов была построена первой, то, как предполагали авторы, она бы работала до строительства «напарницы» на бытовом стоке. Иркутская ГЭС в этом варианте должна была иметь глухую земляную плотину из песчано-галечного грунта, бетонный водослив длиной 98 метров. Станция в случае осуществления этого проекта была бы оборудована вертикальными турбинами Каплана мощностью 30 тыс. кВт. Обе станции в совокупности должны были давать мощность и выработку, примерно близкую к мощности и выработке одной Байкальской ГЭС.
Однако Винтер был категорически против двух ГЭС. Он считал участок Ангары между Байкалом и Иркутском «драгоценным алмазом», который нельзя «половинить». Академик настаивал на «принципиальной схеме первоочередного строительства Байкальской ГЭС». Основные противники строительства одной ГЭС утверждали, что в районе не будет такого количества потребителей, чтобы воспользоваться энергией крупной станции, кроме того, такая станция потребует большего количества ресурсов и затрат в строительстве. По мнению Винтера, двухступенчатый вариант (Иркутская и Тальцинская ГЭС) как раз не давал преимуществ ни по капиталовложению к себестоимости электроэнергии, ни по затратам на строительство. «Это те же соображения, что в своё время выдвигались при начале строительства Днепрогэса, – заявил Винтер на конференции в августе 1947 года (стенограмма его доклада была опубликована в «ВСП»). – Жизнь давно рассеяла эти сомнения… Нам нет надобности идти робкими, неуверенными шагами при осуществлении Ангарского строительства – этого нового промышленного и энергетического узла». Надо сказать, что ещё в 1931 году академик Александров и инженер Малышев доказывали, что строительство двух электростанций малой мощности на участке между Байкалом и Иркутском нецелесообразно. Две станции, помимо прочего, не решали проблему донного льда на участке Ангары между Байкалом и Иркутском. А единственная мощная станция – решала.
«По своим энергетическим и экономическим показателям эта станция (Байкальская ГЭС. – Авт.) является наиболее эффективной не только в СССР, но и во всём мире. Её проектная мощность и выработка выше, чем мощность любой станции Западной Европы и крупнейших станций США…», – цитировала Винтера «Восточно-Сибирская правда». Годовая выработка Байкальской ГЭС должна была превысить годовую выработку всех станций дореволюционной России. Главный инженер-энергетик Иркутского горсовета Семёнов также горячо защищал проект «одноступенчатой» ГЭС на Ангаре. В итоге конференция 1947 года приняла решение о строительстве на Ангаре одной мощной ГЭС в максимальном приближении к городу. Строительство плотины началось выше Иркутска.
Очевидно, если бы ГЭС была построена в районе Большой Разводной, в восьми километрах выше, город бы начал, подобно Новосибирску, развиваться в сторону поселения. Новосибирская ГЭС, первоначально построенная в 18 км от города, сегодня уже входит в его черту. Но у Иркутска оказалась другая судьба – плотина ГЭС стала частью города практически сразу, поскольку рабочие посёлки росли вместе с ней.
В 1954 году всё тот же академик Винтер вместе с соавтором инженером Маркиным в газете «Молодой коммунист» писал: «Решение XIX съезда партии о начале работ на Ангаре вызвало замешательство среди врагов народа. Много раз они вещали о том, что советская власть не сможет использовать Ангару. Их надежды не оправдались. Ангара будет служить советскому народу!». Винтер, горячо отстаивавший Байкальскую ГЭС, тем не менее замечал: «Только тщательная экспертиза проектно-изыскательского материала может дать окончательное суждение о технической схеме использования этого участка Ангары». А изыскательские работы к моменту созыва конференции ещё не были завершены. Вероятно, на то, что был выбран Иркутск, повлияло всё – характер грунтов, скальные породы, сейсмика. «Всё зависит от того, где ставишь плотину, с какими грунтами имеешь дело, с каким течением и с какой водой. Не первая уже в моей жизни это была плотина, а всё начиналось заново – с одних неизвестных» – так вспоминал о строительстве Иркутской ГЭС в своей книге «С водой как с огнём» легендарный гидростроитель Андрей Бочкин. В проекте Иркутской ГЭС впервые применялась гравийно-песчаная смесь, покрытая бетоном, поскольку было учтено, что плотина будет строиться в сейсмоопасном районе. Наверное, немаловажную роль играл тот факт, что гальку и песок к месту плотины в Иркутске несла сама Ангара, образовав, в частности, Кузьмихинский остров, который был включён в основание плотины. Очевидно, на выбор места повлияло и качество донной породы, на которую должна была крепиться плотина. «Плотина как бы прорастала корнями, уходившими вглубь донной породы на двадцать пять метров», – вспоминал Бочкин. Так или иначе, но ГЭС встала в Иркутске.
Вот так из трёх ГЭС – Байкальской в Большой Разводной, Иркутской (выше самого города) и Тальцинской – родился к началу 50-х годов проект той станции, которая сейчас украшает столицу Восточной Сибири. От проектирования Байкальской ГЭС в 30-х годах до реализации проекта Иркутской ГЭС в 50-х прошло несколько десятилетий. В процессе проектирования менялось всё – структура плотины, её место и даже количество предполагаемых ГЭС. Однако в итоге «первенец» вышел современным и надёжным. Именно Иркутская ГЭС стала тем проектом, который показал – перспективы Ангарского каскада не эфемерны.