Всю свою жизнь Станислав Козловский проработал агрономом в разных хозяйствах Иркутской области, занимался наукой, защитил диссертацию. Знают его далеко за пределами Пивоварихи, где он живёт уже много лет. В свои 79 держит пчёл и куриц, выкапывает по 40–50 кулей картошки, до сих пор ставит эксперименты на участке и успевает заниматься общественной работой. «Наверно, я такой здоровый в свои годы оттого, что меня пчёлы жалят», – говорит Станислав Казимирович, рассказывая об увлечении пчеловодством. И странно это слышать от мужчины, который сидит перед тобой в инвалидной коляске. Но в этой фразе – весь характер человека, привыкшего созидать, выращивать и выхаживать. 

Глубокие корни

Дед нашего героя, Николай Николаевич Козлов, родился в Воронежской области. Был он седьмым сыном в большой семье, поэтому земельного пая от отца ему не досталось. Собрал парень котомку, закинул за спину и отправился искать счастья и доли. По пути нанимался в работники, а потом отправлялся дальше. Довела его дорога до Витебской области, которая в ту пору была под Польшей. Нанялся Николай в работники к одному помещику. 

– Это я «дохлый». Но я был в Воронежской области, видел родственников по дедовой линии, – говорит Козловский. – Все они высоченные, косая сажень в плечах. Поэтому ничего удивительного, что мой дед понравился дочери помещика Анжеле. 

Помещичья дочка была девушка образованная, умела играть на скрипке. Её романа с наёмным работником отец бы не понял, поэтому молодые сбежали из дома. Года два скрывались, потом всё-таки вернулись к отцу, повинились. На улицу он детей не выгнал, но условие молодому мужу поставил: землю выкупай. 

Николай попросил срок, чтобы заработать и отдать долг. Женившись, переделал фамилию на Козловский, принял католичество. По всей видимости, землю свёкор дал не самую лучшую, болотистую. Но выбирать-то не приходилось. Осели посреди болот, в трёх километрах от села Волова Гора, стали разрабатывать землю. У Николая с Анжелой родилось четыре дочери и четверо сыновей. Работников не нанимал, справлялись своими силами. Развели большое хозяйство, жили безбедно. Говорят, это был один из самых зажиточных хуторов в волости. 

Пришла революция. Трое старших братьев пошли воевать «за землю, за волю», и все сложили буйные головы. Только младший, Казимир, остался при отце, на хозяйстве. Он один и уцелел. А в 1933 году началось раскулачивание. Землю, скот и дом отобрали. Дед Николай остался жить в баньке, его не тронули на старости лет. 

Трёх сестёр и Казимира вместе с молодой женой сослали на Вычегду, недалеко от Архангельска, на лесоповал. Одна сестра замёрзла, другая волокла лес на лошади по замёрзшей реке и вместе с лошадью провалилась под лёд. Остались у них дети, но где они, как сложилась их судьба, Станислав Казимирович не знает.

Казимир пробыл в лагере некоторое время, а потом умудрился сбежать. Думал добраться до дома, взять у отца золотишко, выправить новые документы, как-нибудь устроиться. До дома он действительно дошёл. Отец лежал в той же баньке, весь обросший, старенький. Только долго пробыть дома не успел. В тот же день за беглым нагрянула милиция. Хорошо, что один из племянников успел предупредить. Комиссар в дверь, а Казимир в окно, юркнул в соседний лес и был таков. Только фуражку успели пулей сбить с головы. 

Казимир снова оказался в бегах, и отцовские деньги ничуть не помогли. «Сходи на гумно, посмотри, там мешки лежат, а в них деньги», – прошептал отец на ухо. Казимир нашёл мешок в соломе, вспорол ему бок, из дырки посыпались старые, никому уже не нужные «керенки» и «николаевки». А золото Николай гораздо раньше отдал свёкру в счёт долга за землю. 

Казимир добрался до Красноярска, разыскал дальних родственников. Но родственники не могли долго скрывать беглеца, пришлось ехать дальше, пока не оказался в Нижнеудинске. Там каким-то образом сумел завязать хорошие отношения с местным милиционером и признался ему во всём. Просил только об одном – быть вместе с женой. 

– Милиционер, видимо, оказался хорошим человеком, – говорит Станислав Казимирович. – Потому что отца никуда не погнали, оставили там же, в Нижнеудинске, велели дожидаться жену. Маму вскоре пригнали к нему по этапу. 

Потом вместе работали на золотых приисках в Иркутской области. Началось освоение угольных месторождений, потребовалась рабочая сила на шахты. Козловских перевели в Черемховский район, где они и трудились всю оставшуюся жизнь. В семье было четверо детей. Стани­слав родился в 1936 году. 

– Родился 14 октября, – говорит Станислав Казимирович. – А в документах написано – 23 декабря. Спустя долгие годы я встретил акушерку, которая принимала роды у матери. Удивительно, но вспомнила меня, потому что прямо на Покров родился. Она и объяснила, что сразу меня не стали регистрировать, оттого что слабый был, мог не выжить. А больница боролась с младенческой смертностью, им показатели портить не хотелось.

Потом началась война. Отца забрали на фронт, мать работала на шахте. Жили голодно, ребятишки бегали собирать щавель, черемшу  – словом, всё, что росло в лесу и в поле. Иногда мать приносила с работы кусок скотской кожи, которую потом варили и ели. Однажды летом Станислав нашёл в щелях подполья старую, прошлогоднюю картошку. Наварил и наелся. Отравился так, что думали уже не выходят его. 

Но, к счастью, зашла к ним по какой-то надобности соседка-украинка. Увидела, что мальчонка совсем доходит. Было у неё на дворе четыре курицы. Она зарезала одну и отдала со словами: «Анжела, мяса ему не давай пока, сначала юшкой корми». Вот эта курица и спасла Станислава. 

Мечтал о розах и яблоках

Подошло время идти в первый класс. Молодая учительница жила по соседству. Вот идёт она вечером домой, её кавалер провожает. А маленький Станислав взял моду дразниться, вслед кричать: «Бондарчучка!» Может быть, она и не затаила обиды, что взять с мальчишки, у которого отец на фронте, а мать вечно на работе. Но только 1 сентября Станислав пришёл к ней на урок ни жив ни мёртв от страха. А когда она сказала ему остаться после урока, не стал ждать своей участи, а сиганул в окно и был таков. 

– В окно выскочил со страха, а куда дальше деваться – не знаю, – говорит Станислав Казимирович. – Домой придёшь, мать всё узнает и поддаст. А у меня в детстве губа была раздвоенная от рождения и зуб неправильно рос, торчал вперёд. Страшный я был, прямо скажем. К тому же отец на фронте, защитить некому. Любой обидеть мог. Словом, бросил я сумку с тетрадками под куст и пошёл куда глаза глядят.

Глаза глядели в сторону Иркутска. Но до города он не дошёл, конечно. Прибился к полевому стану Бархатовского колхоза. Прижился там, стал помогать. Пас коней, караулил, молотил, в общем, что мог, то и делал. Заработал четвёртую часть мешка зерна, вернулся домой не с пустыми руками. Мать, конечно, обрадовалась, всё простила. 

В школу Станислав попал только с третьей попытки. Зато учился хорошо. Он и сегодня добрым словом вспоминает свою первую учительницу Елену Александровну Табакову, которая нашла подход к мальчишке. Он полюбил читать, по­стоянно бегал к ней домой за книжками, а может быть, и просто за добрым словом, внимательным отношением. В 1945 году Станислав учился во втором классе, когда вернулся с фронта израненный отец. Он сделал главное – отвёз сына в Иркутск, где ему сделали операцию на губе. 

Вторая удача в школьной жизни Станислава пришла в облике учительницы по биологии. Хороший педагог, она умела увлечь ребят своим предметом, а самое главное, организовала при школе юннатский кружок. Изучали растения, ставили опыты на смородине и малине, защищали их от вымерзания. Именно юннатский кружок и определил вектор движения на всю будущую жизнь. 

Благодаря этому кружку Стани­слав даже съездил делегатом от Черемховского района на ВДНХ. Случилось это совершенно неожиданно. Стояло первое лето после окончания школы. Вчерашний школьник собирался поступать в Нижнеудинский техникум, а пока готовились документы, подрабатывал разгрузкой круглого леса. И вдруг директор школы явился прямо домой с известием: пришла путёвка на ВДНХ, выпал тебе, парень, счастливый шанс. 

– Нужно ехать в Москву, а у меня вступительные экзамены как раз на этот день, – говорит Станислав Казимирович. – Мечтал-то я в Мичуринский институт, но, реально оценивая ситуацию, решил поступать в Нижнеудинский техникум. 

Взял Станислав путёвку на ВДНХ и поехал к директору техникума, ввалился в кабинет: «Что же мне делать?» – спрашивает. Директор разрешил заранее сдать все пять экзаменов в тот же день. Когда сдавал последний предмет, уже ничего не соображал, голова шла кругом. Директор сказал: «Ладно уж, приезжай со своей выставки, возьмём тебя учиться». 

Москва показалась парню из глубинки совсем другим миром. Но сказка быстро закончилась, снова начались трудовые будни. Учился, работал в свободное время, чтобы заработать на хлеб. Но с родителей денег не тянул нисколько, понимал, что им и так тяжело приходится. 

Вскоре Станислава Козловского избрали секретарём комитета комсомола, членом бюро райкома комсомола. Занимался десятиборьем, был в сборной области, вёл в техникуме секцию лёгкой атлетики. Получил звание кандидата в мастера спорта по десятиборью. 

Первый «Рассвет»

После техникума по распределению попал агрономом в колхоз «Победа» в Нижнеудинском районе. По хрущёвскому призыву тогда «производили 100 центнеров свинины на 100 га пашни», внедряли кукурузу. Вступил в партию, поступил заочно в ИСХИ. Уже в 25 лет Стани­слав стал председателем колхоза «Рассвет», который располагался в 80 км от Нижнеудинска. 

– Представители райкома посадили меня в машину, и поехали мы на общее собрание в колхоз, – рассказывает Станислав Казимирович. – А я ничего про хозяйство не знаю, даже с документами не ознакомился. Знаю только, что за четыре года там сменилось три председателя. 

Первым делом на собрании колхозники спросили: «Когда вы нам зарплату за прошлый год выдадите?» «Как будем работать, так и выдадим», – ответил молодой председатель. Что ещё он мог сказать?

В то время по разнарядке в дальние районы ссылали тунеядцев. «Рассвет» тоже получил свою партию социально запущенных товарищей на перевоспитание. Сделали из них бригаду, отправили на пилораму. Рабочие руки всегда нужны. А тут нужно было строить школу, клуб, здание аэропорта. 

Тунеядцы они и есть тунеядцы, работать не хотят. Только бы сидеть и водочку попивать. Открыли им сберкнижки и всю зарплату стали туда перечислять. На руки только продукты выдают, бутылку взять негде. Но они всё равно умудрялись «беленькую» доставать. Однажды за­ехал председатель на пилораму, увидел привычную картину: пьют работнички. Разозлился: «Раз такое дело, лишу вас и обеда, и ужина». «Ах ты так, совсем прижать хочешь», – самый старший решился на открытый конфликт, в руке у него оказался нож. 

Хорошо, у председателя был жеребец молодой, горячий. Почувствовав, что могут быть неприятности, Козловский выскользнул из помещения, вскочил на жеребца. За уздечку его потянул, конь на задние ноги встал, заплясал и рванул вперёд. Так и уехал, а бригадиру наказал всё-таки оставить бунтовщиков без обеда. На третий день они вышли на работу. Методы воспитания были незамысловатые, но действенные. 

«Вы, товарищи женщины, тоже наши колхозницы» 

– А дела в колхозе шли не очень, – продолжает Станислав Козловский. – Например, прихожу на ферму, там коровы стоят недоеные, доярка тут же пьяная валяется. Я разозлился, механизаторов заставил доить, а сам в школу пошёл. Там несколько женщин работали кто уборщицей, кто гардеробщицей. Говорю им: «Вы, товарищи женщины, тоже наши колхозницы. Вот и пойдёмте, пожалуйста, на ферму, будете доярками». Они говорят: «Да ты что, товарищ председатель. В колхозе денег не платят уже сколько времени, а нам детей кормить». Надо сказать, что все они были одинокие, сами детей растили. Пообещал я им зарплату 60 рублей против тех 40, которые они в школе получали, и поставил доярками. 

Пообещать зарплату – невелика хитрость, а вот как её выплачивать? У колхоза кредитов под завязку. Выручил лес. Организовали бригаду, взяли инструмент и за два выходных дня заготовили 300 кубов леса. Колхозники как увидели, что за лес реальные деньги платят, все вышли на заготовку. Тем более что урожай был плохой, страда в тот год завершилась рано. 

– У меня уже договорённость была с директором леспромхоза, – говорит Козловский. – Он мне за этот лес заплатил, и появились у меня деньги. Я людям зарплату за прошлый год сумел выплатить в счёт этот леса, и ещё в кубышку отложили. 

Пять лет Козловский отработал председателем в колхозе «Рассвет». За это время построили клуб, ферму, школу, сделали аэропорт, получили технику, повысили урожайность. А председатель как получал зарплату в 150 рублей, так и продолжал получать. «Мне самому неудобно было себе зарплату увеличивать, – говорит Козловский. – Между тем трактористы стали больше меня получать. А я женат уже был, дети родились». 

Забытый мешок клевера

Поэтому, когда предложили долж­ность главного агронома в Нижнеудинском районном управлении сельского хозяйства, Станислав Козловский подумал и согласился. 

– Район был тяжёлый, климат хуже, чем в Иркутске, меньше тёплых дней, – говорит Козловский. – Приходилось постоянно мотаться по хозяйствам. Полностью отдавался работе. Из-за этого и потерял первую семью. 

Тогда же с работы пришлось уволиться, искать новое место. Так оказался в колхозе имени Ленина в Аларском районе, опять же главным агрономом. Принимал хозяйство, урожайность составляла 13,9 центнера с гектара, а когда уходил через пять лет – уже 26,3 центнера. Картофеля было 74 центнера, стало 214 центнеров. Кукурузы получали 117 центнеров, стали получать 400. 

– Всякое бывало, – вспоминает Станислав Казимирович. – Первый год сам регулировал культиватор. Говорю трактористу: «Петро, сеем на 6-7 сантиметров, не больше». Семена должны лежать на твёрдой земле. Когда так сделаешь, влага снизу идёт по маленьким канальцам, а сверху лежит тёплое, рыхлое одеяло. Получаются хорошие всходы. Я еду, настраиваю, а председатель за мной следом едет и перенастраивает культиватор на 9 сантиметров. Не доверяет, значит. Я опять за своё: «Петя, тебе нужен хлеб? Давай делать на 7 сантиметров», и по второму кругу перенастраиваю. 

Так и ездили друг за другом, пока лицом к лицу в чистом поле не встретились. Председатель говорит: «Я тоже кое-что понимаю, мы агротехнику проходили на курсах партийных руководителей». Агроном в бутылку полез: «Если я на это место поставлен, за свою работу отвечаю». Взял берёзовый сутунок, воткнул посреди поля. До жердины обработали поле по агротехнике председателя, после жердины – по методу Козловского. Осень рассудила двух спорщиков. На одной половине – урожай богатый, стеной стоит, на другой – бедный. А сутунок потом вдвоём вытаскивали. В одиночку агроном его вытащить уже не мог, видно, злость и обида в своё время силу придали. С тех пор председатель за агрономом не ездил, доверять начал. 

Именно в эти годы Козловский сделал своё открытие, на котором позже защитил диссертацию. 

– Можно сказать, случайно получилось, – вспоминает Козловский. – Я на складе нашёл мешок клевера, который случайно там завалялся. Взял и добавил этот клевер в сеялку, смешав с семенами донника. Посеяли и забыли. 

Пришло время уборки. Агроном в лесок зашёл и наблюдает, как ребята работают. Вдруг видит, на одном участке трактор как-то странно себя ведёт. «В чём дело?» – думает агроном. Оказывается, у всех ещё машина не полная, а у этого тракториста уже загружено. Урожай на его участке в два раза больше оказался как раз благодаря забытому мешку клевера. 

Обычно клевер растёт – по земле стелется, и убирать его трудно, потерь много. А когда он оказался рядом с донником, за высокий стебель начал цепляться и вверх расти. Кроме того, света ему не хватало, что заставляло дополнительно голову задирать. В итоге вместо 20 сантиметров его высота составила 30–32 сантиметра. У донника корни длинные, уходят глубоко в землю, а у клевера корни остаются в верхнем посевном слое, и всем хватает питания. А качество корма очень высокое, ведь и донник и клевер относятся к бобовым, в них белка много. 

За этот клевер с донником Козловский получил значок «Изобретатель СССР». Потом смог даже улучшить своё изобретение, значительно увеличив урожайность обеих культур. Именно этот опыт в итоге лёг в основу диссертации Станислава Козловского и положил начало новому этапу его жизни, связанному с научной работой. 

Вскоре Станислав Казимирович получил место в институте сельского хозяйства, выдержав огромный конкурс. Некоторое время занимал там должность проректора по науке. Успел поработать в областном управлении сельского хозяйства до 1991 года. А затем стал одним из основателей Иркутского филиала холдинга «Российские семена». Несколько лет спустя Станислава Казимировича настигла болезнь, в результате которой он лишился сначала одной ноги, а потом и второй. 

30 куриц и 50 кулей картошки

Несмотря на то что передвигаться приходится исключительно на инвалидной коляске, Станислав Казимирович и сейчас держит 30 куриц. С гордостью говорит, что обеспечивает яйцами три городские семьи. И людям хорошо, они получают возможность кормить детей чистой продукцией, без химических добавок, и пенсионер с беспокойным характером имеет заделье на зиму. Курицам ведь каждый день уход требуется, а для Станислава Казимировича это именно то, что нужно. Летом он до сих пор занимается огородом, держит теплицу, сажает картофель. 

– В прошлом году я 50 кулей накопал, – говорит Козловский. – А в этом году урожай плохой, всего 38 кулей. Хорошо, что удалось их продать. 

Конечно, в одиночку Станислав Казимирович не справился бы, тяжёлую часть работы помогает выполнять племянник. Дети и даже внуки уже выросли, в деревню к дедушке приезжают шестеро правнуков. Хотя живёт он один и практически без помощников справляется с хозяйством. 

Не бросает ещё одно любимое дело – пчеловодство. С пчёлами он подружился ещё будучи агрономом. Однажды пришёл к нему старый ссыльный литовец с седой бородой по пояс, как у сказочных волшебников. Был он пасечником и всё переживал, что колхозники его называют «врагом», потому что пчёлы его собирают слишком мало мёда. «Что тебе нужно, чтобы мёда было много?» – спросил Козловский. 

Литовец рассказал, какие культуры и в какое время нужно посеять, чтобы у пчёл всегда было цветущее поле. В итоге мёда собрали столько, что пришлось раздавать всем колхозникам трёхлитровые бидончики, наполненные тягучим, ароматным золотом, «в счёт зарплаты». Жаль только, что старик литовец не дожил до дня своего триумфа, умер в то лето, как раз на Троицу. А председатель с тех пор так и поручил Козловскому заниматься пчёлами. 

– Я пчёлами уже 58 лет занимаюсь, – говорит Станислав Козловский. – Жалят меня, а я их всё равно люблю. Может, оттого и здоров в свои 79 лет. Бывало, до полутонны мёда дома накачивал. Но сейчас только один улей оставил, мыши в прошлом году добрались и всё попортили. 

Он до сих пор проводит опыты на своём участке земли. Как когда-то в юннатском кружке, защищает смородину и малину от вымерзания. 

– Вот у тебя есть дача? – спрашивает меня напоследок Станислав Казимирович и делится тем, что имеет в избытке – собственным опытом. – Если у малины верхушку на 5–7 сантиметров обрезать в июле, от нижней части ствола пойдут боковые побеги и тоже начнут плодоносить. Сделай так обязательно и увидишь, что урожай будет в два раза больше.