На форзаце первого из двух томиков, облачённых в суперобложки, сохранилась сделанная карандашом надпись: «65». Это цена собрания сочинений Сэлинджера, купленного летом 1998 года в магазине «Марьина роща» (за это спасибо его создателю и владельцу Владимиру Демчикову). Книжной лавки, к сожалению, давно нет, но память хранит подробности покупки: у мамы не нашлось необходимых 65 рублей, поэтому я добавил, кажется, тридцатку из «своих» карманных денег. Тогда, каюсь, имя автора мне ничего не сказало, но сработала никогда не подводившая привычка доверять литературному вкусу родителей. 

Год спустя скучающему на каникулах четырнадцатилетнему школяру мама посоветовала взять с полки первый том, где были опубликованы ранние рассказы Сэлинджера и его знаменитый роман «Над пропастью во ржи». Сделаю ещё одно честное признание: впечатление от первого раза осталось смазанным, а в заданном уже в сентябре сочинении на тему «Что я прочитал этим летом» был упомянут один из детективов Дика Френсиса, который в том возрасте показался более интересным. Всё изменила произошедшая уже в октябре 2000 года обычная подростковая драма в личной жизни (из тех, которые в нежном возрасте кажутся эпическими трагедиями, но много лет спустя вспоминаются с улыбкой). Подходящим под настроение чтивом показалась книжка, на обложке которой был изображён парень в надетой задом наперёд красной «охотничьей шапке с очень-очень длинным козырьком», – её когда-то давно зачитала и решила вернуть ученица мамы, преподававшей в школе русский язык и литературу. С первой частью упомянутого двухтомника её роднило одно – классический перевод Риты Райт-Ковалёвой, лучше которого, по моему убеждению, просто нет. 

За прочитанной за один вечер историей Холдена Колфилда последовал цикл «Девять рассказов», «Выше стропила, плотники» и другие повести про семью Глассов. Кажется, именно это и повернуло моё мировосприятие к тому полюсу, на котором оно находится сейчас. Утвердило в некоей, может быть, наивной нетерпимости к происходящей вокруг несправедливости, в желании «стереть похабщину», которую написал на стене «какой-нибудь мерзавец, развратник, залезший в школу поздно ночью за нуждой» и вовремя остановить ребятишек, бегущих по ржаному полю к пропасти, которую кто-то цинично именует «настоящей» жизнью. Признаюсь, теперь, в полном соответствии с известной песней Галича, дань тому мальчишеству я плачу всё реже, но как минимум стараюсь не забывать заветы Холдена Колфилда. А его создателя ценю именно за то, что он заложил краеугольный камень моего мировоззрения.