«На самом деле глухих людей нет»

Одной из иркутских организаций, оказывающих помощь людям с нарушениями слуха, является Центр развития и коррекции при школе-интернате № 9 для глухих и слабослышащих детей. В организации работают высококвалифицированные специалисты: логопеды, сурдопедагоги, дефектологи, психолог, учителя начальных классов, математики, физики, русского и английского языков. Цель создания такого центра – обеспечение успешной социализации и полноценной интеграции детей с ограниченными возможностями здоровья. Помощь здесь могут получить имеющие нарушения слуха и речи дети от полутора до 16 лет, их родители и педагоги массовых школ, в своей практике встречающиеся с такой категорией детей. Здесь не только работают с детьми, но и оказывают помощь родителям – консультируют, дают методические рекомендации. По дополнительным индивидуальным программам занимаются в центре ребята, обучающиеся в массовых школах. Регулярно центр проводит курсы жестовой речи. Помимо специальной сурдологической помощи организацией осуществляется и общая логопедическая помощь людям, страдающим нарушениями речи. Руководит центром Татьяна Исламова, признанный в Иркутской области авторитет в сурдопедагогике. Наш разговор начинается с просьбы объяснить, как именно слышат эти особенные дети, с какими сложностями сталкиваются они в своей жизни. 

– Поздно оглохшие люди рассказывают: то, что они слышали до болезни, и то, что слышат теперь, кардинально различается, – говорит Исламова. – Звук, воспринимаемый людьми с нарушением слуха, имеет металлический оттенок. Даже после имплантации восприятие звука специфическое. До нас звук долетает гораздо быстрее, чем до неслышащих людей. Они воспринимают только низкие частоты. Современная звукоусиливающая аппаратура помогает услышать неречевые и речевые звуки.

Татьяна Исламова показывает на прибор, с первого взгляда напоминающий нечто среднее между старым магнитофоном и диджейским пультом. Много проводов, много гнёзд для штекеров, наушники. По размеру устройство примерно как стандартный компьютер старого образца или маленький телевизор. 

– Это «Верботон», – объясняет специалист, – его главная функция состоит в том, чтобы преобразовать высокие частоты в низкие. Именно он и совершает чудо: позволяет услышать звук абсолютно любому человеку. Глухие тоже слышат. По-своему, искажённо. Получается, что на самом деле глухих людей вообще нет. Есть те, кто слышит только с помощью специальной звукоусиливающей техники. 

Чтобы понять, насколько искажённо слышит слабослышащий, а тем более глухой человек, возьмём, например, слово «цыплёнок». Здоровый ребёнок слышит слово и без труда его произносит. А вот что происходит в сознании глухого: [Ц] – глухой, пропадает абсолютно. Дальше [Ы] – с этим звуком больших проблем нет, слышим и произносим. Но вот снова глухой [П], который пропадает так же, как и [К]. Кстати, чем [П] отличается от [Б], мы понимаем, только держа руку на горле ([Б] вибрирует). [Ё] для глухого человека приравнивается по восприятию к [О]. В итоге вот что мы имеем: ребёнок вместо полноценного «цыплёнок» слышит только «ы-о-о» с ударом на второй гласный. А ведь это только одно слово. 

Поскольку наши умственные способности напрямую зависят и от речи, у нас твёрдо формируются речевые образы. Глухие дети не слышат слова и не понимают их значение, количество образов у таких ребят совсем небольшое. Как следствие, мыслят они совершенно иначе, нежели слышащие дети с их воображением, звуковым опытом, способностью к составлению слов в контексте. Неслышащие мыслят конкретно: «Это слово знаю, это не знаю. Придумать и заменить другим не могу, потому что не слышал никогда другого». Мы просто не можем такое огромное количество слов объяснить жестами. Даже жестов таких нет. Вот, например, слово «бег». Бегать, бежит, убежал, прибежал, забежал, выбежал. Это семь разных однокоренных слов. А жест на всё один – руки согнуты в локтях, быстрое поочередное движение рук вперёд-назад (имитация бега). В этом плане дети недополучают информацию. 

И после имплантации очень тяжело и долго идёт процесс адаптации, поскольку у тех, кто пережил подобную операцию, плохо развита речевая память. Очень важно, был ли у человека слуховой опыт до имплантации. Противопоказаний для операции по возрасту нет, но чем раньше она сделана, тем лучше. Если ребёнок родился глухим и до пяти лет не развивал речевую память, не посещал специальные занятия, после операции ему будет очень и очень сложно. Ему придётся за два года, до начала обучения в школе, наверстать процесс памяти, который у здоровых детей начинается в утробе матери. Даже те, кто после операции учится в массовой школе, нуждаются в занятиях с сурдопедагогом. У ребят очень долго автоматизируются свистящие, шипящие звуки, им трудно соединять окончания. Переход от глухоты к обучению в массовой школе возможен, но титанически сложен и требует системы, констатируют специалисты.

Самые маленькие

Первый после семьи социальный институт, в который попадает ребёнок с нарушением слуха, – как и у всех детей, детский сад. В Иркутске только одно муниципальное бюджетное учреждение работает с дошколятами интересующей нас категории. Это детский сад компенсирующего вида № 162.

Детский сад. Обед. Кто-то из детей спокойно держит ложку, кто-то балуется за столом, кто-то ждёт добавки. Эти малыши ещё не понимают, что у них есть нарушения слуха. Не понимают, почему за ухом почти каждого из них закреплён слуховой аппарат. «Они такие же, как и все, – говорит о своих воспитанниках директор детского сада Надежда Созинова. – Все большие мероприятия у нас проходят вместе со здоровыми группами. На концертах вместе пляшем, поём, читаем стихи». Здесь четыре группы коррекционного типа – три слабослышащих детей и одна глухих. Всего 50 детей от трёх до семи. С малышами работают по системе Эмилии Леонгард. Главный принцип воспитателей, учителей-дефектологов, психологов, преподавателей музыки и плавания – детей нельзя заставлять. Нужно делать так, чтобы дошколятам самим хотелось говорить. 

«Малышей мы учим лепетным фразам», – рассказывают о специфике своей работы дефектологи сада. Собачка – «ав-ав», корова – «му», кошка – «мяу». Постепенно стараемся говорить. В группах стоит специальная звукоусиливающая техника. Стены здесь называются «говорящими». Повсюду таблички с названиями слов: «мама», «папа», «дедушка», «бабушка». Отдельной группой – «зима», «весна», «лето», «осень». «Это называется глобальным чтением, – комментирует методику «говорящих» стен Татьяна Исламова. – Возьмём, например, слово «яблоко». Дети не знают букв, соответственно, не умеют читать. При глобальном чтении ребёнок запоминает слово по буквам зрительно – аналитически. Это помогает воспринимать слова целиком, сразу. Если табличку приложить к картинке, яблоко отпечатается в сознании. Ребёнок идентифицирует слово с образом. Благодаря этой методике дети могут зрительно запоминать до сорока слов в месяц. Потом это очень помогает при аналитическом чтении, которое применяется в любой школе».

По словам Надежды Созиновой, 50–70% ребятишек специальных групп идут в массовые школы. Для слабослышащих детей существует только одна «уступка»: в детском саду они могут находиться до восьми лет. В образовательной же программе никаких поблажек для слабослышащих детей нет. Директор сада добавляет, что много ребят, поступивших в коррекционную группу, со временем достигают такого уровня, при котором, по решению медикаментозной комиссии, могут перейти в группы общего типа. 

Налицо хорошие результаты в подготовке дошкольников с нарушениями слуха к инклюзии. Но это только в Иркутске. Большая проблема со специализированной помощью особенным детям на периферии. «Чем раньше с малышом начнут заниматься родители и сурдопедагоги, тем выше будет результат, – комментирует председатель Иркутского регионального отделения общероссийской общественной организации «Всероссийское общество глухих» Оксана Барбина. – Иркутяне, в отличие областников, имеют все возможности для получения помощи». К примеру, как рассказала Надежда Созинова, после заключений ПМПК летом 2015-го на очереди в коррекционные группы муниципального детского сада № 162 стояло 17 иркутян, место получил каждый ребёнок. Для иногородних подобное заведение остаётся мечтой.

– Глухие областники вынуждены или сидеть дома, соответственно, не может работать и родитель, или идти в обычный детский сад, в котором нет квалифицированных педагогов по работе с такими ребятами, – констатирует Барбина. – Для них работает только реабилитационный центр для детей и подростков с ограниченными возможностями. Туда могут приехать родители с детьми и пройти двухнедельный курс лечения. Это очень хорошо, но  очень мало. Тем более что потом дети всё равно попадают в школу, в которой педагог сразу сталкивается с огромный разрывом в развитии первоклашек обученных и начинающих с нуля. Область просто нуждается в коррекционном дошкольном образовательном учреждении. Недавно, 1 октября, мы обратились за помощью по этому вопросу к нашему новому губернатору Сергею Левченко. Ответа пока не получили. Ждём.

«Здравствуйте» и «привет» 

Следующее за детским садом специализированное учреждение для интересующих нас детей – школа. Прихожу в это место для первого разговора с директором и остаюсь здесь в итоге на пять часов. Сегодня школа-интернат № 9 для глухих и слабослышащих детей вмещает в своих стенах 164 ребёнка, каждый из которых имеет инвалидность по слуху. Большинство ребят – 70% – из благополучных семей. Я ожидаю увидеть учебный процесс и немного боюсь совсем не узнать привычных школьных перемен: звонких, суетливых и шумных. Страхи развеиваются вместе со звонком. Ребята весело вылетают из классов, смеются, играют в догоняшки и только на секунду останавливаются, видя незнакомого человека внутри родного здания, – поздороваться. Эти дети отлично распознают своих и сразу чувствуют чужого. Кто-то здоровается жестом, который я понимаю после третьего ребёнка, показывающего одно и то же: круговые движения ладонями по направлению к визави, а кто-то здоровается немного невнятно, но вполне понятно: привычные слова «здравствуйте» и «привет».

После звонка попадаю в четвёртый класс на урок развития речи. По просьбе учителя каждый из детей по очереди представляется. Этим одноклассникам от 10 до 13 лет. Класс слабослышащий. Тема урока – составление рассказа по картинкам. «Кто это?» – спрашивает учитель, показывая на картинку. «Ёжик», – хором отвечают ребята. «Ёжик бывает какой?» – «Колючая!» – быстро реагирует Женя, сидящий за первой партой. «Ребята, а колючий – это как?» Дети объясняют прилагательное жестом: касаются парт и резко одёргивают палец. «Бо-о-ольно!» – впечатления от укола о воображаемую колючку ёжика описывает самый старший мальчик в классе, 13-летний Андрей. Он говорит хуже других, но очень старается. Следит за каждым словом учителя, не отвлекаясь. Поднимает руку. Видно, что смотрит на губы, чтобы лучше понимать сказанное педагогом. А когда говорит сам, одновременно показывает всё произносимое на дактиле – языке жестов. Уже после урока я узнаю, что он родился здоровым, а потом в семью ребёнка пришло несчастье. Методист, сурдопедагог, классный руководитель Андрея Наталья Айрапетова говорит, что мальчик достиг очень высоких результатов. И добавляет, что за каждым ребёнком-инвалидом, добившимся успеха, скрывается огромная работа родителей, за каждой пока маленькой жизнью – большой путь. 

– Мы живём в Шелехове. Когда появился сын, сразу переехали в другой район, чтобы в шаговой доступности были лицей и гимназия. Но ни тот, ни другая нам не понадобились, – рассказывает мама Андрея. – В 3,5 года Андрюша сильно заболел. Постоянная высокая температура. Вызывали «скорую» за «скорой». Гнойный менингит. Вопрос шёл уже о спасении жизни. Сильнейшие антибиотики и восемь дней реанимации, после которой ребёнок оглох. Я сразу поняла, что он не слышит: был июнь, за окном страшная гроза, грохот, в палате надрывался телефон. Реакции у ребёнка никакой. 

А потом начался самый трудный период в жизни Андрея и его родителей. Бесконечные анализы, исследования, нервы. И надежда, иногда казавшаяся уже тщетной. Диагностировали абсолютную глухоту ребёнка. 

– Я обращалась куда только могла. Мы сдали все анализы в Иркутске, отправили результаты в разные города России, отовсюду получили отказ: «Ребёнок неоперабелен», – вспоминает женщина. – Речь распадалась на глазах. Андрюша заговорил в два с половиной года, а через год слух потерял. Выходит, у нас был всего год на развитие слуховой памяти. И она у нас рушилась. Отправляла запросы в Японию, снова ничего не добилась. После этого мы «успокоились»: надели слуховые аппараты, начали заново учить слова. И вот только через четыре года я узнала, что в Санкт-Петербурге работает лор-хирург, который берётся за отказников, – Владислав Кударков. Он посмотрел наши анализы, сказал, что возьмётся. Уже на следующий день мы были в Питере. Прошли там всё снова. И тут… получили отказ. Вновь. «Всё же не могу, извините. Невозможно», – сказал Кударков. Это был какой-то адов круг. Были и уговоры, и слёзы, и бесконечные бессонные ночи. «Ладно, – говорит врач, – давайте сделаем так: я открываю черепную коробку и своими глазами смотрю, можно ли что-то сделать». Я сидела у дверей операционной и ждала. Когда время перешло за час, а сына не вывезли в коридор, поняла, что операция идёт успешно. Длилось всё это более четырёх часов. 

Сейчас Андрей слышит, говорит и учится правильно комбинировать слова. И периодически спрашивает у мамы, почему он не может учиться в лицее или в гимназии, что через дорогу от дома.

Погружение в систему

Страна глухих вовсе не беззвучна

В этой школе за каждым ребёнком скрывается своя непростая и совсем не детская история: кто-то родился глухим, кто-то потерял слух при жизни. К каждому нужно найти подход. «Самая главная наша цель, – говорит завуч школы Галина Войтальянова, – сделать так, чтобы дети сами хотели говорить, хотели общаться со слышащими людьми. А потом уже дать понять, что они такие же, как и все. Просто у каждого свои особенности. У них – слух. Вот и всё». Дело в том, что у глухих, можно сказать, есть целая своя страна. Они рядом живут, друг с другом создают союзы, в которых часто рождаются глухие дети. Организуют праздники, общаются только в своём кругу. Глухие родители порой не хотят имплантировать своих детей, поскольку считают, что им комфортно в своей среде. «Задача нашей школы – продолжает завуч, – показать ребёнку, что есть и другой мир. А если всё же человек хочет остаться в стране глухих, тогда нам нужно сделать так, чтобы он был в ней победителем. Чтобы умел работать руками и головой, мог хорошо общаться с помощью жестов, читать по губам. Какой вариант лучше – выбирать каждому самостоятельно». 

Показывают ученикам мир с разных сторон профессионалы своего дела. «Мы на базе школы открыли курсы, – делится инновациями в подготовке сотрудников директор школы-интерната Геннадий Шишлянников. – Заключили договор с кафедрой педагогики Красноярского института повышения квалификации. Специалисты-сурдопедагоги приезжали в столицу Приангарья два года подряд, проводили занятия. Потом наши учителя проходили аттестацию. В результате 24 наших учителя получили специальность «сурдопедагог». В Иркутске такой специальности не обучают вообще. Теперь по наличию специалистов школа обеспечена на 100%». 

В школу попадает ребёнок, после прохождения ПМПК признанный инвалидом по слуху. В зависимости от заключения комиссии ученика направят в класс, где он будет заниматься либо по программе для глухих или для слабослышащих, для школьников с сохранением интеллекта либо с умственной отсталостью. В процессе обучения школьник, исходя из его возможностей, может подняться или опуститься в образовательном цензоре. В классах особая наполняемость: слабослышащие дети – 10 человек, глухие – 6, ребята со смешанной структурой дефекта (глухота плюс умственная отсталость) – 5. За 11 лет обучения инвалиды осваивают программу основного общего образования: 9 классов массовой школы. Дети с сохранным интеллектом участвуют в Государственной итоговой аттестации. Школа хорошо оснащена медиа-средствами: 11 классов с интерактивными досками, в каждом классе компьютер с выходом в Интернет. «Для таких детей необходима картинка, – объясняют педагоги школы. – Любое незнакомое слово мы вводим в поисковик и показываем ребёнку, чтобы он видел образ». За компьютером дети работают как на фронтальных, так и на индивидуальных занятиях.

Сейчас идёт второй тип занятий. Слуховой кабинет. Здесь ребёнку развивают слух и формируют произношение. Норма для каждого ученика – три часа в неделю. Света, 10 лет. Девочке установлен имплант, есть задержка умственного развития. У педагога заготовлен шаблон занятий. Начинаются они с простого: со стандартных фраз: «Меня зовут…», «Мне… лет». Недостающие элементы девочка вставляет без труда. Потом задания усложняются. Свете дана картинка, нужно объяснить, что на ней нарисовано. «Ребята купаются и загорают, – говорит ребёнку педагог. – А ты летом загорала?» Вместо ответа Света молчит и потерянно смотрит на учителя: не понимает значения слова. «Так бывает очень часто, в этом и есть наша проблема, – комментирует учитель поведение девочки. – Нужно не просто слышать слово, но и понимать, что оно значит. Ребёнку нужно помогать в этом освоении. И помочь можно только при постоянной работе трёх сторон: учитель – ученик – родитель».

Позиция родителя имеет ключевое значение для развития ребёнка. Юрий, отчим третьеклассницы Даши, перешедшей в коррекционную школу меньше месяца назад, так говорит о своём ребёнке: «Даша подвигает меня на всё, что я сейчас делаю. Я много работаю, потому что знаю, что моему ребёнку нужна помощь. Каждые полгода жена с Дашей ездят на реабилитацию в Саратов. Каждый раз это 150 тысяч рублей. Но есть улучшения, ради этого стоит пахать». Слуховые же аппараты и имплантация для детей сегодня бесплатны. 

На третий день моих визитов в школу дети уже не воспринимают меня как чужую, а, увидев издалека, бегут обниматься. Они начинают толпиться вокруг, с удовольствием отвечая на вопросы. Им нравится рассказывать о себе: «Давайте мы вас научим! Смотрите, вот слово «здравствуйте!» (его я уже много раз видела). Вот «до свидания» (стандартный знак прощания – сгибание пальцев к ладони.)» Скоро я узнаю, как сказать «я журналист», спросить «как тебя зовут?», «как дела?» и ответить, что «всё хорошо». Это, оказывается, совсем не сложно. Тем более если каждый день находишься в этой среде. Если тебе нужно кого-то позвать, ты уже не пытаешься по инерции громко крикнуть его имя, а вспоминаешь, что нужно просто потопать: по полу пойдёт вибрация, человек её почувствует и обернётся. Система давно отработана. 

– У нас все друг друга знают, все стараются друг другу помочь, – говорит замдиректора по воспитательной работе Валентина Стрельцова. – Детки разные, у многих есть отклонения помимо слуха. На днях иду по коридору, вижу, около лестницы стоит наша девочка. Недавно ей сделали операцию на ноги. Подходит к ней один из старшеклассников. Пытается что-то на жестах объяснить. Безрезультатно. Тогда мальчик просто махнул рукой, взял девочку на руки и понёс на первый этаж. К нам комиссия приезжала, проводила тестирование. Сказали, что в школе повышенный уровень толерантности. 

Помимо школы

Результата можно добиться только при взаимодействии трёх сторон:
учитель – ученик – родитель

В «девятке» учатся дети со всей области. Иркутяне каждый день после занятий уезжают домой, а областники живут здесь от каникул до каникул. Восьмиклассница Алина не только знает в школе всех и каждого, но ещё и осуществляет организаторскую деятельность. Алина – председатель школьного самоуправления. Разговариваем с ней накануне Дня учителя. «Мы будем показывать концерт для наших любимых учителей, – делится Алина. – Будем ставить танец и, наверное, сценку. Мне нравится учиться в этой школе. Очень. Все как родные. У меня сейчас небольшая потеря слуха, педагоги хорошо помогли. Но в массовой школе я бы не хотела учиться. В следующем году сдам ГИА и пойду в педагогический колледж, потом окончу педагогический университет. Хочу быть учителем». Помимо основной образовательной работы для учеников действуют кружки на любой вкус: жестовое пение, танцы, «Юный художник», бумагопластика, выпуск школьной газеты, греко-римская борьба.

Занятия в последнем кружке проводит Александр Хаустов, трёхкратный чемпион Сурдлимпийских игр по греко-римской борьбе. На встрече с ребятами он рассказывает, как сам потерял слух, как перешёл из общего вида Игр в Сурдлимпийские, как больше 20 лет назад начал брать первых воспитанников с нарушениями слуха, как воспитал великого сурдлимпийского чемпиона Владимира Зайцева, который тоже теперь тренирует инвалидов. «Легко сказать: «Я инвалид, я не слышу, мне трудно». А ты скажи: «Я инвалид, я не слышу, но я всё могу». Своим примером Хаустов показывает ребятам, что нарушение слуха – это не приговор. 

– Просто не нужно думать, что они какие-то другие, – подчёркивает тренер. – Они такие же, как и все. Ничем не отличаются. Я просто стараюсь им дать понять, что нельзя жаловаться. Даже не сметь давать слабину. У меня есть один важный принцип: кто выдерживает, тот и добивается успеха. И ещё, если хочешь чего-то добиться, нужно чего-то лишиться. Потом ты это нагонишь. 

Воспитанники Хаустова и Зайцева занимаются в «Байкал-Арене» вместе со здоровыми детьми. И показывают очень высокие результаты. 

Ещё один пример успешного глухого человека – руководитель кружка «Юный художник», олигофренопедагог Татьяна Климова. Она известна не только в Иркутской области и в России. С персональными выставками Татьяна бывала во Франции, Германии, Китае и Италии. Татьяна Климова читает речь по губам и отлично чувствует себя в мире слышащих. «Она у нас умница! – отзываются о Татьяне коллеги. – Водит машину, участвует в «Лыжне России», но, самое главное, как никто другой умеет увлечь творчеством детей. У нас рисуют все от мала до велика».

Восьмиклассницы Света и Катя – кандидаты в мастера спорта по лёгкой атлетике. «Мы занимаемся второй год в «Труде», – рассказывают девочки, – вместе с обычными здоровыми ребятами. То, что мы со слуховыми аппаратами, спортсмены заметили быстро. Это и по нашей речи слышно: некоторые буквы не выговариваем. «Р», например, трудно произносить. Но мы объяснили всё, нас отлично приняли. Никто не обзывает. Мы такие же, как и все». Дактиль девочки используют как женскую хитрость: когда секретничают. «Если мы хотим, чтобы в школе не поняли, о чём мы говорим, – рассказывают спортсменки, – общаемся словами. Как только выходим из школы, переходим на жесты».

Выход учеников за пределы мира школы происходит не только на занятия в кружках. Ребята бывают в музеях, театрах, цирке, зоопарке. Иногда педагоги даже намеренно создают им трудности. «Когда выезжаем куда-то, – делится с нами Валентина Ильинична, – мы специально отправляем старших детей в магазин одних. Чтобы купили что-то. Сами остаёмся стоять на улице. Иногда приходится вот так, искусственно, ломать. Зато потом легче». 

Что же касается статистики поступивших в средние специальные учебные заведения выпускников школы-интерната №9, то 2012 году студентами стали все 13 человек из 13 выпустившихся, в 2013-м – семь из семи, в 2014-м – 25 из 27. «Никуда не поступают и остаются дома после окончания школы только те, кто сильно болеет. Кто не может самостоятельно ходить, у кого есть другая инвалидность помимо слуха. Есть и те, кто сразу идёт работать. Грузчиком, например», – комментирует ситуацию завуч школы. Поступают же ребята в основном в Иркутское профессиональное училище – интернат для инвалидов. Гордится школа своими выпускницами – группой первокурсниц медицинского колледжа. Немало тех, кто, начав серьёзные занятия спортом в школе, выбирает данную область делом всей жизни, поступая в училище олимпийского резерва.

Другой подход

В обучении детей с нарушениями слуха есть и другой подход. Его придерживается Ольга Горбачёва, педагог частного центра развития, в котором не используют дактиль. Ольга сама является мамой 14-летнего Кости, родившегося глухим. «Я в свои 19 лет приехала из Заларинского района в Иркутск без денег, с годовалым ребёнком на руках, выпученными глазами и вопросом «Что мне делать?», – вспоминает Ольга. – И ответ оказался простым – говорить. Много работать и говорить». Единственной проблемой детей, о которых идёт речь, по мнению Ольги, является нежелание родителей заниматься с ними в необходимом для результата объёме. 

– Мой сын даже плакал беззвучно. Нам огромных трудов стоило просто издать первый звук. Букву «А» мы учили полгода. На то, чтобы соединить отдельно взятые звуки [М], [А], [М], [А] в полноценное «мама», ушёл год.

Здесь постоянно говорят с детьми. Как в простом массовом детском саду. Двухлетнему Вадиму задают вопрос: «Как тебя зовут?» И получают ответ: «Два». «Нужно много работать не только нам, но и родителям», – комментируют педагоги. В частном центре, в отличие от специфики коррекционных групп детсада, используют абстрактный способ обучения: повсюду развешены картинки, но нет букв. Ребёнок при этом способе обучения вспоминает не то, как читается слово, а то, как называется изображённый на картинке предмет.

– Этот способ сложнее, – продолжает Ольга, – но он более бытовой. Всё это мы испробовали на себе. Вот Костя подходит к холодильнику, вспоминает, как называется яблоко. И пока не скажет, что хочет, яблоко он не получит. Мы принципиально не учим читать, пока ребёнок не ходит в школу. Родители ищут какую-то кнопку, а кнопки нет. Нет денег, которые спасут положение. Нет чудес. Есть только желание работать. Хороший родитель глухого и слабослышащего ребёнка знает каждое выученное слово, каждый новый шаг. Мы до восьми лет проходили в слуховых аппаратах, только потом сделали имплантацию. Но и до операции мы постоянно занимались, работали на «Верботоне», изо дня в день учили слова. Помню, пришли в магазин. Сын просит: «Мама, купи мне такой красный, разрезаешь его, а внутри косточки». Отвечаю ему: «Это гранат». Стал тут же повторять несколько раз: «Гранат, гранат, гранат». Запоминает так. Продавщицы смеются, не знают наших проблем. 

После имплантации стала слышать в его лексиконе слова, которых я с ним не учила. Тогда и поняла: вот оно, заработало! Сейчас Костя учится в 7-м классе общеобразовательной школы. Учится без троек. На днях едем мы в автобусе, сын мне что-то очень быстро и восторженно рассказывает. Поворачивается к нам женщина, сидящая рядом, и говорит: «Вашего сына нужно сводить к логопеду, немного невнятно говорит». Я просто готова была её расцеловать. Моего глухого от рождения ребёнка перепутали с логопедическим! 

Ольга считает, что традиционный специализированный детский сад и коррекционная школа – это неудачные варианты для развития ребёнка, имеющего проблемы со слухом. «Поймите, я не против системы, не против сада и школы, – говорит Ольга. – Я лишь против того, чтобы глухие молчали и жили отдельной группой. Нужна социальная интеграция». 

В частный центр, которым руководит Ольга, родители приносят детей с 6-месячного возраста. Тут действует принцип: «Чем раньше начнём, тем лучше». Обучается здесь ребёнок до тех пор, пока не будет готов идти в массовую школу. Кто-то готов к шести годам, кто-то только к тринадцати. Сын Ольги был готов к 4-му классу. 

В частном центре один большой зал и одна комната для занятий. В ней доска и английский алфавит (в коррекционной школе иностранные языки не изучают). Занимаются две сестры. Младшая начинает что-то писать на английском, но останавливается и смотрит на учителя. Ольга не теряется: «Маша, подскажи сестре, она опять забыла, как слово звучит на русском». 

– Услышать звук и заговорить – это интеллектуальное. Это вторая сигнальная система, она есть только у человека, – подчёркивает Ольга Горбачёва. – Нам нужно учиться работать с «глухарями» у Запада: хвалить за маленькие достиженьица, а не ругать за большие неудачи. Я училась верботональной методике в Хорватии. И сейчас работаю на особенном типе «Верботона»: «Верботон – Г20». Он имеет очень сложную структуру, которая позволяет проводить функциональную диагностику слуха. В Иркутске этим занимаются только два человека. Если в саду и школе занимаются развитием детей на основе остаточного слуха, то я определяю оптимальное функциональное поле и работаю уже с ним. Это просто разные специализации, работа разного рода. Вот есть психиатр, а есть специалист по ЛФК. Один даёт направление, другой непосредственно разгибает руки и ноги. Я – второй случай. Я пробиваю буквально каждую частоту, пытаясь найти то, чего практически вообще нет. Обследование длится от 20 минут до часа. 

Да, это тяжело. Да, у ребёнка после занятия буквально кипит мозг и отваливается голова. Но дети сначала отвергают «Верботон», а потом жить без него не могут.

– Мы, педагоги, делаем лишь 10% работы. Остальные 90% принадлежат родителям, – повторяет Ольга. – Каждый ребёнок способен учиться в массовой школе. Всё зависит от рвения мамы и папы. Все проблемы у людей от лени. Мы не пытаемся никого агитировать и не говорим, что наши дети, научившиеся говорить, должны собираться и радостно кричать о себе. Но я знаю, что мой сын окончит обычную школу, поступит в университет и ничем не будет отличаться от остальных людей. Он уже никогда не придёт ко мне и не скажет: «Мама, мне 30 лет, ты меня не научила говорить, и теперь из-за тебя я машу руками. Меня всё это засосало, и я не знаю, что делать дальше». Я родила глухого сына, а теперь, 14 лет спустя, Костя не чувствует себя ущербным ни в чём. Конечно, ведь он, по сравнению с нами, научился летать.

Иркутская школа № 77 обучает наряду со здоровыми детьми инвалидов по слуху. «Мне абсолютно всё равно, где развивались эти дети до прихода к нам, – говорит директор школы Татьяна Рябоволова. – Главное, что здесь все они справляются с программой. Из 1260 учеников у нас 16 детей с ограниченными возможностями. Они учатся в каждом классе». Юлия Костомарова – педагог-психолог школы-интерната № 9. Она сама имеет проблемы со слухом, но глухой не считает ни себя, ни детей, с которыми работает. 

– Я часто встречаюсь с людьми, которые прямо при детях употребляют слова «глухой» и «немой». Это моё слабое место. Я с этим не согласна. Надо говорить «ребёнок с нарушением слуха» или «особенный ребёнок», но употреблять прямо слово «глухой» нельзя. Это накладывает огромный отпечаток на детскую психику и остаётся на всю жизнь. Наши дети не глухие, они очень даже умеют слышать, когда правильно с ними общаешься. Их нельзя считать людьми второго сорта. Я хочу, чтобы дети получали специальность по выбору и чтобы они могли работать вместе со слышащими. Реабилитация же каждого такого ребёнка зависит и от нас, педагогов, и от родителей, но прежде всего от самого человека. Нужно хотеть, иметь цель, тогда всё получится. 

За 2014 год на учёт областного сурдоцентра поступило 127 детей. Ровно такое же число, 127 человек, перешло в категорию взрослых. Статистика не меняется. 

– Если же в вашей семье родился такой малыш, то это нужно воспринимать спокойно, – заключает Татьяна Исламова. – Первостепенно родителями должны не отчаиваться, а психологически подготовиться. Приготовиться много вкладывать. Ребёнок – это открытая коробочка. Малыш рождается с каким-то наполнением, способностями: у кого-то содержимого мало, у кого-то больше. В любом случае, чтобы дойти до момента, когда коробочка наполнится и ребёнок начнёт отдавать тебе в ответ, нужно очень и очень постараться. Нужно вложить разные ресурсы: силу, время, терпение, труд, деньги. И, самое главное, любовь. Обязательно наступит момент, когда коробочка наполнится и пойдёт отдача. Отчаиваться ни при каких диагнозах никогда нельзя. 

Многие имена детей и их родителей изменены

Мнение специалиста

Дети, живущие в школе глухих круглосуточно, чувствуют себя здесь как дома

Полная глухота встречается редко

Путь к социализации каждого ребёнка с нарушением слуха начинается с областной клинической больницы: здесь расположен судрологический центр. Председатель психолого-медико-педагогической комиссии (ПМПК) Галина Буренкова рассказала «Иркутскому репортёру» о медицинской стороне нарушений слуха.

– Почему возникают нарушения слуха у детей?

– Прежде всего, есть группа риска – это дети, родившиеся глухими и получившие полное или частичное оглушие вследствие родовой травмы. Сюда входят недоношенная беременность, столкновение резус-факторов у мамы и ребёнка, внутриполовые инфекции, внутриутробное заражение: например, мама во время беременности перенесла пневмонию. Сюда же относят внутриутробные травмы, если ребёнок до рождения  заболел коревой краснухой – это стопроцентная глухота. На плоде пагубно сказывается и приём матерью в первой половине беременности антибиотиков ототоксического действия (влияющих на слух). Также глухота передаётся генетически: может перейти через поколение или передаваться только определённому полу. Безусловно, возникает риск рождения ребёнка с повреждённым слухом у неблагополучной категории родителей: при наркомании, пьянстве, беспорядочных половых связях будущей матери во время беременности. И, к сожалению, есть то, что называется непредвиденным случаем. Это то, что до сих пор медициной не изучено: когда никто не может предугадать и определить причину рождения глухого ребёнка у абсолютно здоровых родителей. У нас очень много таких случаев.

Второй тип – нарушения приобретённые. Здесь причинами являются частые ОРВИ, грипп, гнойный менингит, черепно-мозговые травмы. Для здоровья, особенно детского, очень трудными бывают перелёты на самолётах, смена климата. Советую отдыхать на море в июле, чтобы перемещаться из тепла в тепло. Частой причиной пагубного воздействия на слух является опухоль мозга: в этом случае слух повреждается вследствие увеличения внутричерепного давления. Одной из самых частых причин нарушения слуха, в большинстве случаев абсолютной глухотой, является приём сильнейших антибиотиков. Такие колют ребёнку, когда стоит вопрос спасения жизни. Чаще всего при менингите. Ещё очень негативно действуют на слух наушники, особенно вакуумные. Их вообще нельзя использовать. 

– Нарушения слуха лечатся?

– Смотря какие. Чтобы разобраться, прежде всего необходимо развести термины «глухота» и «тугоухость». 

Глухота — полное отсутствие слуха или такая степень его понижения, при которой восприятие речи становится невозможным. Абсолютная глухота наблюдается редко. Обычно имеются остатки слуха, позволяющие воспринимать очень громкие звуки, в том числе и некоторые звуки речи, произнесённые громким голосом около ушной раковины. Разборчивого восприятия речи при глухоте не достигается. Этим глухота и отличается от тугоухости, при которой достаточное усиление звука обеспечивает возможность речевого общения. 

Редко встречающейся полной глухоте для восстановления слуха необходима электрическая стимуляция слухового нерва или слуховых центров мозга. При этом используют кохлеарные или стволомозговые импланты. Путём операции внутрь костей черепа вставляют тончайший провод – электрод – и подают электрические импульсы сразу на слуховой нерв. Данный метод коррекции требует длительной и сложной реабилитации. 

Различают три вида тугоухости: кондуктивную, нейросенсорную (сенсоневральную) и смешанную. В подавляющем большинстве случаев любая форма тугоухости может быть восстановлена оперативным путём, а в случае имеющихся противопоказаний для проведения хирургического лечения – компенсированно с помощью слухового аппарата.

– Когда родителям стоит беспокоиться?

– Когда ребёнок не говорит до двух с половиной лет. Это уже не норма и сигнал к действию: нужно обратиться к лору. И если есть частое: «Что? Мама (папа), повтори», тоже лучше не тянуть, а просигнализировать в поликлинику. Чем раньше совершено обращение пациента, чем больше шансов болезнь предотвратить.