Всё искусственное – это плохо 

– Константин Сергеевич, я давно занимаюсь проблемами людей с инвалидностью и порой вижу потрясающие примеры силы духа. У вас в жизни тоже была ситуация, когда вы не могли ходить. Как справились?

– Я твёрдо убеждён в том, что инвалидность сама по себе и её пре­одоление не являются геройством, люди это делают для себя. Но с точки зрения преодоления трудностей, формирования того, что называется духом, это может быть примером. Но только когда это преодоление приносит пользу другим людям, семье. В детстве был травмирован и долгое время не мог ходить. Ну и что? Я для себя эти трудности преодолел. Ведь это удивительная радость, когда начинаешь играть в волейбол или танцевать. Представляете?! Спасибо моим дорогим докторам.

– Если продолжить тему «Что нас не убивает, делает нас сильнее»… Стоит ли создавать ребёнку искусственные трудности для воспитания характера? Или жизнь и без того ставит достаточно задач перед детьми?

– Это вечный спор в педагогике. Но моя точка зрения проста – надо просто любить своих детей и внуков и стараться в чём-то им помочь. Есть какие-то вещи, которые дети должны выполнять, их нужно приучать к самостоятельности, например. Как меня мама воспитывала? Мне шёл шестой год, я в Чите ходил в магазин за хлебом. Оказалось потом, что мама за мной весь путь следовала. Но при этом я сегодня своих внуков боюсь куда-то одних далеко отправлять. Как все нормальные дедушки, бе­зумно их люблю и постоянно волнуюсь. А вообще, всё искусственное – это плохо. Человек должен учиться преодолевать естественные трудности. Ребёнка обязательно нужно баловать, особенно до 3–5 лет, иначе он вырастет холодным, жестоким человеком. Дети без семьи зачастую несчастны и во взрослом возрасте, потому что они не привыкли, чтобы им помогали.

– Сколько лет вашей жизни отдано педагогике?

– Да вся жизнь, я с 17-18 лет занимаюсь учительским трудом. В Ангарске организовал тимуровскую команду, мы помогали ветеранам. В 21 год, будучи заместителем директора крупной школы-интерната № 7 для детей-сирот в Ангарске, читал им сказки. Моё первое высшее образование – исторический факультет ИГУ, он выпускал нас преподавателями истории и обществоведения. А диссертацию я написал на стыке педагогики, партийного строительства, философии – «Формирование социальной активности у студенческой молодёжи». Вторая диссертация, над которой я работал, но так и не защитил, была связана с интеграцией гуманитарного и естественно-научного образования в вузе. Мы провели интересный эксперимент, создав на базе биолого-почвенного факультета ИГУ высший колледж физиологии и психологии. 

Подобрали особый профессорско-преподавательский состав… У нас с вами существует асимметрия деятельности мозга: левое полушарие отвечает за логическое действие, правое – за формирование целостного образа. И на этой базе можно так построить расписание учебных занятий, что студент не будет уставать. Допустим, первым предметом шла высшая математика, потом аэробика, затем краеведческая экскурсия, общая психология и обед. Затем биофизика или генетика. Ребята могли без всякой усталости заниматься по 8–10 часов и за 5 лет получили две специальности – физиолог и практический психолог. На базе этого колледжа позже был создан факультет психологии и социальной работы.

– А истфак ИГУ тоже ведь какое-то влияние на вас оказал? Наверное, непросто жить без возможности отключиться от оценки этой действительности, присущей почти всем историкам?

– Я благодарен факультету. Историческое образование даёт возможность формировать и развивать аналитическое ядро интеллекта, формирует чёткое логическое мышление, умение сравнивать и т.д. У нас были замечательные университетские учителя. Они были разносторонними личностями. Эрудированными, творческими, глубоко порядочными. Они хорошо знали литературу, иностранные языки, музыку, живопись. И ещё историческое образование позволяет выжить, потому что многое повторяется в этом мире, иногда, к сожалению, в худшем варианте.

Могу быть маршалом или великим актёром 

– Вы были зачинателем такого мощного движения, как педотряды. Давайте вспомним это время.

– Я несколько лет провалялся в больницах и санаториях, не учился в школе (закончил всего четыре с половиной класса), экзамены на аттестат сдал экстерном. Воспитывался на прекрасной русской и зарубежной литературе, которую к тому времени стали широко издавать. Владел скорочтением и мог спокойно за 4-5 часов прочесть 300–350 страниц. К 19 годам прочитал где-то 800–900 хороших книг при норме, как говорят, для доцента 2000–2500 книг. Как я мог применить полученные знания? Только к детям. Получилось так, что, работая заместителем секретаря комитета комсомола нашего университета (это была освобождённая должность), узнал о педагогическом эксперименте, который проводила Академия педагогических наук СССР совместно с ЦК ВЛКСМ – трудовые объединения старшеклассников. Я принял в этом участие. А затем мы создали первые студенческие педагогические отряды. А до этого, работая в Ангарске, вместе с изумительным человеком Светланой Шаповаловой-Шараевской организовали один из первых производственных педагогических отрядов на электролизно-химическом комбинате. Его возглавляли и в нём работали Володя Дроздов, бывший боцман атомной подводной лодки, Витя Попов, Валера Зарубин и многие другие. Они были рабочими, инженерами, но с удовольствием в свободное время работали в пионерских дружинах подшефных школ. И что поразительно – таких энтузиастов было много. На Ангарском нефтехимическом комбинате был отряд «Факел», в Ангарском управлении строительства отряд «Алый парус»… А в Иркутске, уже работая старшим преподавателем кафедры психологии и педагогики ИГУ, вместе со студентами исторического факультета и отделением журналистики филологического факультета создали педагогический отряд «Товарищ», через который прошли многие известные люди нашего города.

– В чём ценность педотрядовского движения в первую очередь?

– Молодые люди в педотрядах не ради денег работают, это однозначно. Они работают, потому что им интересно общаться друг с другом, потому что они видят реальные результаты своей работы. Разве это не прекрасный результат, когда дети бегут к тебе и вешаются на шею?! 19-20-летние юноши и девушки начинают чувствовать свою нужность детям, кто-то задумывается о своей будущей педагогической деятельности, а у других формируются важные умения и навыки для будущего руководителя, политика.

– Но не все же, наверное, могут быть педотрядовцами и тем более педагогами? Какими качествами должен обладать педагог?

– В первую очередь, уравновешенной центральной нервной системой со сбалансированными процессами возбуждения и торможения. Педагог – это прежде всего человек, который умеет владеть собой. Можно ли этому научиться? Можно. Учитель должен быть эрудитом, начитанным человеком независимо от специализации. Обязательно должен быть искренним. Дети могут простить всё, но они терпеть не могут неискренность, они чувствуют её на интуитивном уровне. Учитель – это ещё и определённый нравственный ориентир. У педагогов высшей школы на первом месте, как считают исследователи, должен быть профессионализм, знание того дела, которому они учат. Педагогический труд чем интересен? Есть люди, которые не могут быть первыми, я к таким отношусь, не могу быть лидером. Но когда читаю лекцию, могу менять резонанс и модуляции голоса, позу, могу быть маршалом или великим актёром. Счастлив трудом своим тот педагог, который хорошо владеет приёмами так называемой педагогической техники. И какая великая награда, когда тебе иногда после лекций и семинаров студенты и аспиранты аплодируют. В педагогическом служении много от трудов актёрских.

Факультет психологии родился в самые трудные в моей жизни годы

– Вы также известны как человек, благодаря которому в ИГУ был открыт факультет психологии. Как это было? В советское время отношение к психологии было снисходительным. И сегодня оно такое, многие говорят, что психология – это не точная наука, не удостаивают её своим вниманием.

– Я думаю, слово «снисходительность» здесь не вполне уместно. Дело всё в том, что в Советском Союзе к психологии был технократический подход, и в чём-то он остался до сих пор. Те, кто, образно говоря, делал погоду – руководители, управленцы разного уровня, часто были производственниками, железнодорожниками, строителями, агрономами. Они верили только в конкретное своё дело, поэтому психологию не воспринимали. Хотя уже тогда были блистательные примеры в этой науке. Например, выдающийся научный эксперимент мирового уровня по созданию такой науки, как тифлосурдопедагогика, то есть обучение слепых и глухих от рождения. В результате этого эксперимента не только четыре человека закончили психологический факультет МГУ, но и один из них стал доктором психологических наук, при этом этот человек ещё был парализован. А каких выдающихся результатов достигла наша отечественная космическая психология! Так что психология – это предметная, конкретная, чёткая, продуманная наука. В психологии много отраслей. Я последние двадцать пять лет после профессиональной переподготовки на спецфаке в одном из высших учебных заведений занимаюсь политической психологией. Но политическая психология ведь тоже базируется на других отраслях знаний – на общей психологии, социальной психологии, этнопсихологии, на экономической психологии и других.

– Ну а как всё-таки возникла идея факультета?

– Когда работал в обкоме партии, был заведующим сектором науки и учебных заведений. Тогда отдел науки реорганизовали, остался один идеологический отдел, в нём были определённые сектора и направления. Много ездил по Иркутской области, побывал везде, кроме Мам­ско-Чуйского, Катангского и Ольхонского районов, и не один раз. Во время этих командировок в детских домах и школах много беседовал с директорами, завучами, учителями и наконец-то, несмотря на свой предшествующий опыт, я увидел суть практической педагогики в отношениях к детям. И понял, что отсутствие добротных психологических знаний, которые дают возможность понять другого человека, грамотно к нему отнестись, -– это большое варварство в педагогике. Более того, уже в начале 90-х годов вышел первый указ президента Ельцина, где в том числе говорилось о создании психологической службы в школах. Это была потребность дня. Это и сегодня потребность, но в связи с проблемами социально-экономическими служба пока не очень развита. По сравнению с некоторыми странами мы отставали к концу 80-х годов XX века в десятки раз. Сегодня отставание не такое ощутимое, культура отношения к психологии постепенно меняется к лучшему. А факультет помогали создавать многие. И наш ректор тех лет – профессор Фёдор Карлович Шмидт, и проректор профессор Николай Константинович Душутин. Наверное, самый весомый вклад внёс мой хороший товарищ, настоящий учёный и человек, профессор Игорь Гутник. Инициатором этого проекта вместе со мной был заведующий кафедрой общей и социальной психологии Игорь Конопак, который много лет после меня возглавляет факультет. И уже некоторые наши выпускники стали кандидатами и докторами психологических наук. Я рад этому: ведь ко­гда какое-то дело начинаешь, то это вполне сопоставимо с рождением ребёнка, и ты все­гда рад, если малыш вырос и состоялся. Тем более это были в моей жизни самые трудные годы… Рухнула большая наша страна. И в эти переломные шесть лет моего деканства надо было выстоять. Справиться. Помогли нам выстоять и губернатор Юрий Абрамович Ножиков, и его заместитель Борис Григорьевич Алексеев, поддержали и словом, и делом мои коллеги – профессор Владимир Решетников, доценты Зухра Диянова, Тамара Щеголева, профессор Лев Дамешек.

Обнажённые нервы к своему кандидату 

«Я счастлив, в общем-то. Вокруг меня огромное количество хороших славных людей, среди моих учеников, друзей, моих близких и родных нет ни одного подлеца, приспособленца, предателя»

– Если обратиться к вашей политической деятельности, могли бы вы назвать себя политтехнологом?

– Это слово я не люблю, честно вам скажу. Я много лет занимаюсь политической психологией и основной своей задачей вижу формирование у будущих специалистов такой направленности личности, как социальная активность. Те же тимуровские отряды, трудовые объединения старшеклассников, педотряды – это тоже проявления общественно-политической активности молодых людей. У меня на протяжении многих лет был такой эксперимент: я проводил так называемые диспуты для молодых специалистов, старшеклассников и студентов. Мы рассматривали различные проблемы, иногда очень острые. В 1970–1980-е годы наступила политическая весна, закончилось время культа личности. О многом говорили, рассуждали молодые рабочие, молодые инженеры, актёры. И студентов, старшеклассников разные политические события тоже волновали. Провёл я где-то около 500 диспутов, даже дискуссионную площадку организовал и назвал её «Клуб языкастых». Поэтому не могу сказать, что политическая психология стала для меня близкой только тогда, когда я занялся политическим консультированием. Для меня те же диспуты были методом познания реального отношения молодёжи, например, к обществу, другим людям, определённым профессиям и т.д.

Уже в середине 90-х годов создал при нашей кафедре педагогики и гуманитарных технологий и кафедре политологии и отечественной истории совместную лабораторию гуманитарных и политических технологий. За 20 лет мы провели более 120 масштабных комплексных политико-психологических исследований в регионах Сибири и Дальнего Востока. Особенно результативными они стали, когда попросил быть научным руководителем видного российского учёного, доктора психологических наук, профессора Александра Карнышева. Человек он талантливый, один из основателей нового направления в науке – экономической этнопсихологии. Кстати, наша лаборатория работает на общественных началах. Но на её материалах написаны и изданы монографии, учебные пособия и многие статьи в солидных ваковских журналах.

– Всё-таки – что может быть интересного в политике?

– Что значит «в политике»? Политическая жизнь всегда выступала и выступает сложным общественным и личностным феноменом. По своему содержанию политика – понятие многомерное и многоликое. Политика как система государственных институтов. Политика как процесс. Политика как система ценностей, норм, установок. Наконец, политика как вид человеческой деятельности. Но обо всём, честное слово, в интервью не расскажешь.

Есть такое понятие – организация жизнедеятельности людей. В ней, без всякого сомнения, есть политическая составляющая. Президент занимается организацией жизнедеятельности людей? Несомненно! Губернатор? Мэр? Депутаты? Но это различные профили политической деятельности. И это же чрезвычайно интересно – как организовать так жизнедеятельность людей, чтобы нам всем было хоть немножко лучше? Многие требуют изменений немедленно – дороги сейчас, садики сейчас, но есть же ограничители, они не зависят от желания конкретного человека. В двухтысячные годы мне стала интересной проблема формирования политической активности у избирателей. Также увлёкся изучением такой проблемы, как создание образа человека, политика, который может понравиться другим людям, и при этом они должны быть уверены, что этот человек может быть пригоден для политической деятельности. Я участвовал более чем в 60 избирательных кампаниях по всей России, и не могу осудить себя, что работал с людьми, которые не были пригодны для того, чтобы стать политическими лидерами.

– Почему тогда случаются такие ситуации, когда слыть и быть – это не одно и то же? Когда человек заявляет с предвыборного плаката или экрана телевизора одно, а после успешных выборов происходит другое или совсем ничего не происходит?

– К сожалению, есть и такие, что идут в мэры, губернаторы, депутаты, но не могут себя адекватно оценивать – способны ли они работать на этой должности, будут ли блага для страны, города и области, хватит ли сил и терпения? С ними происходит своеобразный самообман. Те, с кем я работал, на мой взгляд, грамотно себя оценивали. За последние двадцать лет помогал, например, 8 кандидатам в депутаты Законодательного Собрания Иркутской области. Ни один из них не оказался несостоятельным. Они были личностями, они ими и остались.

– Они ваши ожидания, личные и человеческие, не обманули?

– Чем отличается политический консультант, психолог от технолога? Он должен иметь по отношению к своему кандидату обнажённые нервы и относиться к нему как к близкому, родному человеку. По крайней мере, все депутаты Заксобрания, которым я помогал, прошли через мою душу. И через сердце тоже – даже приступы аритмии бывали, потому что сопереживаешь человеку. Ведь в этом виде своей деятельности я тоже чувствую себя педагогом. При этом понимаю, что такая позиция может раздражать тех, с кем работаю. Психологи это называют профессиональной деформацией.

– Ну и последний вопрос: как вы сами для себя определили взаимоотношения с мирозданием? Мы живём в мире, где иногда тяжело болеют и умирают дети, где до сих пор идут войны, где горят леса вокруг Байкала… Для чего мы здесь? В чём наша миссия, высокая или низменная? Для чего мы сюда пришли и с чем уйдём?

– Как говорится, в обычные трудовые будни об этом и не задумываешься. Но вот когда пишешь что-то – статьи, монографии или учебные пособия, – обязательно размышляешь о таких вещах. Это не только философский вопрос, в нём есть и практическое начало. Я формулу для себя вывел в том числе и из хороших умных книг. И считаю, что у человека два предназначения – продолжить род и познать мир. Столяр, врач, строитель, конструктор, учёный – каждый из нас познаёт этот мир. Построить дом, создать космический корабль, испечь хлеб – это познание мира. Вырастить человека, воспитать ученика, специалиста – тоже познание мира. Так что одна из наших миссий – познание мира, и обязательно с созидательной нотой.

Прямая речь

«У меня есть три правила, по которым я живу много лет:

– Приязнь и неприязнь, симпатия и антипатия – норма человеческих отношений в социально-психологическом плане. Важным является не то, что говорят о человеке, и не то, что он говорит о себе, а его реальные поступки и действия.

– Нет лёгких времён и судеб. Каждое поколение, каждый человек испытывают свои трудности. И каждый проходит через своё прекрасное и через свои ужасы.

– Для нашей страны самое страшное – не голод и холод, а межнациональная рознь.

Именно с этих трёх правил я начинаю любые свои курсы и лекции».