– Руслан Эдуардович, экономику, как и всё прочее, делают люди. Насколько изменилось материальное положение жителей области к середине года?

– Самый объективный показатель – это рост реальных доходов населения. По июньским данным, он составил 103% по отношению к аналогичному показателю прошлого года. Это связано с тем, что незначительно повышается зарплата бюджетников и работников некоторых отраслей промышленности, например нефтяной и золотодобывающей. 

Не нужно забывать, что существует огромное количество людей, которые получают серую зарплату, доход от продажи своих изделий, от стояния на рынке, от незаконной заготовки леса и так далее.  

Справедливости ради нужно сказать, что в регионе увеличилось чис­ло людей с доходами ниже прожиточного минимума. Во многом это произошло из-за того, что в прошлом году региональная потребительская корзина была значительно увеличена. Люди, у которых официальный доход не изменился, автоматически попали  в графу «ниже прожиточного минимума».  

Индекс промышленного производства за январь–июнь 2015 года составил 105%. За аналогичный период прошлого года этот показатель составлял 104,4%. Экономика у нас всё-таки экспортно-ориентированная, мы имеем на сегодня падение цен на нефть и золото. Однако, за счёт роста объёмов производства на 20–30% растёт отгрузка.  

– Понятно, что инфляция или рост потребительских цен – процессы общероссийские. Но как Иркутская область выглядит по сравнению с другими регионами? 

– Конечно, инфляционные процессы идут по всей стране. Однако, начиная с января 2014 года в Иркутской области инфляция на 1,5–2% ниже, чем в среднем по России. Более того, практически все показатели, определяющие состояние экономики региона выше среднероссийских, либо на их уровне. Среди регионов СФО мы стабильно занимаем верхние позиции. Ни одна плохо растущая экономика не сможет обеспечить рост инвестиций в 26%, а за первое полугодие 2015 года объём инвестиций в Иркутскую область вырос именно на четверть. Такова статистика, мы на неё повлиять не можем.

Мне часто приходится бывать в Минфине РФ, отстаивать интересы Иркутской области. Когда мы просим денег на моногорода, на сельское хозяйство, у нас есть хороший аргумент: в прошлом году мы принесли стране более 200 миллиардов рублей в виде налогов, акцизов, сборов, а взяли только 8 миллиардов межбюджетных трансфертов. Мы делом доказываем, что в регион нужно вкладывать, и он принесёт ещё больше отдачи, потому что у нас созданы для этого все условия. Я имею в виду и меры господдержки, инфраструктуру, договорённости со всеми вертикально-интегрированными структурами. 

– Поддержка региональной власти действительно так много значит для предприятий?  

– Несколько раз в год я отчитываюсь и докладываю депутатам Законодательного Собрания об эффективности всех предоставляемых нами льгот. Могу ответственно заявить, что Иркутская нефтяная компания без поддержки регионального правительства не смогла бы показать такой рост, который демонстрирует сегодня. Зато сейчас ИНК имеет все шансы войти в перечень приоритетных федеральных проектов и претендовать на получение 3 млрд рублей, в течение ближайших двух лет – 200 млн рублей, чтобы решить свои инфраструктурные проблемы в Усть-Куте. 

В 2014 году все льготополучатели вместе получили преференций на 3,5 млрд рублей за счёт областного бюджета. Может быть, мы что-то не достроили, не доделали для того чтобы дать возможность развиваться, к примеру, авиазаводу. Зато предприятие вкладывает эти деньги в производство и постоянно сотрудничает с правительством. Да, они не платят налог на прибыль, но мы терпим. Отчасти потому что только НДФЛ у авиазавода уже составил около 1 млрд рублей. А это высококвалифицированные рабочие, инженеры, это золотой кадровый запас Иркутской области. Мы и дальше намерены развивать это направление, создавать на его базе машиностроительный кластер. 

Аналогичная ситуация с анодной фабрикой в Тайшете, в сентябре мы планируем подписать соглашение  с РУСАЛом. Практически со всеми вертикально-интегрированными структурами у региона подписаны соглашения о социально-экономическом сотрудничестве. Все крупные компании вернули в Иркутскую область налоги, которые только можно было вернуть. Это кропотливая, ежедневная работа. Если раньше мы заключали около 30 соглашений ежегодно, то в этом году заключим 45–50 соглашений и ещё 5 находятся в работе. 

– Каждое из них распределяет  социальную нагрузку на предприятия? Например,  благодаря социальному партнёрству будет строиться школа в Мамакане.

– Оговариваются не только прямые меры соцподдержки территории. Для примера возьмём соглашение с Газпромом по строительству «Силы Сибири». Вся дорожная карта проекта расписана и прежде всего поставлено условие о том, что все компании региона, которые подходят под условия Газпрома будут в приоритетном порядке рассмотрены в качестве подрядчиков и поставщиков услуг и оборудования. Таким образом, деньги Газпрома останутся в Иркутской области, наши предприятия получат заказы. 

Это вообще принципиальная позиция руководства региона: все крупные компании, которые заходят в Иркутскую область, должны работать с нашим малым и средним бизнесом. Разве это не влияние на политику компаний? Благодаря этому все отрасли получают толчок от развития крупных проектов на территории области. 

Теми же принципами мы руководствуемся, сотрудничая с  РЖД. Компания ведёт у нас много проектов, и  это не только строительство БАМа, но и оборудование переездов, пунктов  весового контроля. За свои деньги РЖД намерено создать  крупный перевалочный пункт отгрузки леса в Иркутске, который будет включать в себя и таможенный пост, и брокерский склад. Эффект мы получим даже не на самой дороге, а в лесной отрасли. 

– Малый и средний бизнес получит какой-то реальный толчок от создания, например, машиностроительного кластера?

– Ещё бы. В конце августа будет подписано четырёхстороннее соглашение о создании машиностроительного кластера. Его участниками станут Объединённая авиастроительная корпорация, Внешэкономбанк, корпорация «Иркут» и правительство Иркутской области. Причём, это будет не просто соглашение, а договор о хозяйствующем партнёрстве с конкретными зонами ответственности и обязательствами каждого из участников. Туда же намерен зайти «Ростех».

Президентом поставлена задача для всех крупных госкомпаний, в частности для ОАКа, 30% своих объёмов производства отдать малому и среднему бизнесу. У нас есть возможность подключить наш бизнес к производству комплектующих для МС-21, массовый выпуск которого начнётся с 2018 года и других самолётов. Для того, чтобы бизнес потянул такие объёмы, мы готовимся уже заранее. Нужно поднять весь этот пласт, сертифицировать его. 

У нас создан центр сертификации и стандартизации, центр инжиниринга. Объединённая авиастроительная корпорация в этом году проводит конкурс проектов, на реализацию которых будет выделено миллиард рублей. Большинство участников представляет Иркутскую область. Все эти люди потом пойдут в машиностроительный кластер, а это опять же малый и средний бизнес. 

За три года численность сотрудников авиазавода увеличилась более чем на 900 человек, а в планах увеличение на 3 тысячи человек. Инвесторы с высокотехнологичным производством комплектующих для МС-21 приходят из таких развитых зон, как Питерская ОЭЗ, Дубна. 

– Сейчас можно запутаться в терминах – ТОРы, кластеры. Как правило, человеку мало о чём говорят эти названия…

– Есть государственная политика и государственные программы. Если мы не будем формировать документацию в рамках федеральных требований, используя принятую на федеральном уровне терминологию, мы просто не получим никаких межбюджетных трансфертов, дотаций и так далее. У Минпромторга есть программа поддержки производственных кластеров. Если мы хотим в неё войти, значит должны идти со своими производственными кластерами. 

Опять же, есть закон Российской Федерации о территориях опережающего развития. Если Усолью присвоят статус ТОРа, бизнес получит очень хорошие преференции. На старте бизнес получит минимальную, едва ли не нулевую налоговую нагрузку. Государство даёт нам такую возможность, так неужели мы откажемся ею воспользоваться? По сути же, никакой разницы нет между кластером  или территориально-производственным комплексом, дело только в терминологии. 

Более того, есть чёткое определение и критерии «технопарка» и «индустриального парка» и мы просчитываем, как нам выгоднее назваться. Я понимаю, людям не важно, какой термин использовать. Важно, чтобы зарплата была нормальная, цены в магазинах низкие.

– Кстати, цены-то растут и растут значительно. Видимо, с этим ничего не поделаешь? 

– Поверьте, если бы мы не мониторили их через штаб, в который входят представители УФАС, прокуратуры и потребительского рынка, было бы ещё хуже. С другой стороны, когда несколько компаний-посредников участвует в цепочке передачи товара от производителя до прилавка, и каждый добавляет свои 10%, очень трудно сбивать цену. 

Ещё и поэтому мы сейчас ведём активный диалог с представителями федеральных торговых сетей. У них совсем другие принципы работы. Скоро в Иркутске откроется ещё несколько торговых точек федеральных сетей, и люди сразу почувствуют разницу. 

Думаю, это поможет нам переломить ситуацию в целом. Когда магазины шаговой доступности нач­нут терять клиентуру, они будут анализировать ситуацию. Можно сделать скидку на китайские помидоры, но если в федеральном ритейле нормальные помидоры будут стоить дешевле, к тебе всё равно никто не придёт. И тогда эти магазины начнут либо закрываться, либо торговать нормальными продуктами. 

Кстати, мы сразу оговариваем, что 30% полок в магазинах ритейлеров должны быть предоставлены региональным производителям. Это условие принимается как должное. Более того, в рамках договора с одной из сетей, продукция наших производителей уже отправилась по всем магазинам сети по всей стране. 

– Что происходит с «Корпорацией развития»? Немало критики в её адрес раздаётся из-за того что деньги, находящиеся под её управлением лежат без движения. Между тем, есть реальные проекты, которые нуждаются в инвестициях, но они не могут пройти через слишком строгий отбор. Например, проекты в сельском хозяйстве могли бы получить развитие.

– В сельском хозяйстве мы уже закупили технику, кажется, всем, кто выражал желание и прикладывал хоть какие-то усилия. Субсидируются буквально все виды работ, там столько мер поддержки, что только ленивый ими не пользуется. Кстати, сельское хозяйство показывает очень хороший рост в последнее время. 

Задача корпорации – не потратить деньги, а привлечь максимальные средства из других источников. На рубль уставного капитала нужно как минимум привлечь пять рублей инвестиций. Нужно понимать, что, начиная новый проект, предприниматель всегда рискует своими деньгами и это его право. Но рисковать средствами бюджета Иркутской области мы не имеем права. Поэтому вкладывать мы можем только в хорошо проработанные проекты, с точки зрения финансовой и экономической состоятельности, а также с учётом социально-экономических факторов. 

Существует очень жёсткий отбор проектов, которые могут быть профинансированы «Корпорацией развития». Могу сказать, что самое слабое место большинства проектов, которые претендуют на финансирование – это маркетинг. Мало проработать технологию, нужно чётко определить рынок сбыта. 

Мы уже достаточно часто наступали на одни и те же грабли, чтобы научиться предусмотрительности. Например, были в регионе попытки вкладывать деньги в убыточные областные предприятия, в частности в Ангарскую швейную фабрику, чтобы их  реанимировать. В итоге потеряли и деньги и предприятия. 

– Такой жёсткий отбор проектов уже приносит свои плоды?

– Самый последний проект, которым занимается «Корпорация развития», будет реализован на Усольской промышленной площадке. Создана управляющая компания по развитию химпарка с участием «Корпорации развития», которой принадлежит 51% акций. Общий объём инвестиций около 100 млн рублей.  На этот объём вложенных средств мы привлекаем 1,2 млрд рублей из федерального бюджета на развитие инфраструктуры и ещё 5 млрд рублей средств инвесторов на строительство самих производств. 

В прошлом году министерство обороны передало нам промышленный земельный участок на перекрёстке улиц Красноказачьей и Култукской, который находится в запустении уже много лет. «Корпорация развития» получила этот учас­ток в управление, появились люди, которые готовы вложить в него деньги. Планируется, что на всём участке до Копая начнётся комплексная общественная, деловая и жилая застройка. Сейчас там просто трущобы. 

– Недавно было принято решение о том, что регионы должны взять на себя полномочия по управлению особыми экономическими зонами. Как идёт процесс передачи полномочий в Иркутской области?

– До сих пор управление ОЭЗ относилось к категории федеральных полномочий. После анализа ситуации на уровне федерального правительства, а Иркутская область стала одними из инициаторов такой постановки вопроса. Получалось, что мы просто сидели и ждали, когда кто– то придёт и что– то для нас сделает, а это неправильная позиция. Соответственно и результат был не слишком впечатляющим. Поэтому было принято решение о том, что регион должен принимать участие в управлении и, соответственно, нести ответственность.

На последнем совете директоров Корпорации развития было создано дочернее предприятие совместно с АО «РОСОЭЗ», которое будет заниматься управлением Особой экономической зоной. В совет директоров войдут наши представители, они смогут контролировать все проектные и строительные работы, а также привлекать резидентов в ОЭЗ. Правительство сможет  чётко понимать, какие эффекты для бюджета  принесут новые резиденты. 

– Лесная отрасль остаётся достаточно проблемной. Мало того, что мы не можем победить незаконную заготовку леса, продолжается экспорт круглого леса. Будут создаваться производства с более глубокой переработкой, чем просто пиломатериалы? Например, изготовление мебели на территории региона.

– На сегодня в регионе реализовано семь крупных инвестиционных проектов – группы «Илим», «Игирма», ТСЛК, «Ангара», «Госстрой», «Русфорест Магистральный»,  ООО «Евразия леспром групп». Экспорт пиломатериала из Иркутской области за последние три года вырос практически в два раза и составляет более 7 млн кубомет­ров. Раньше мы говорили о том, что  вывозится много круглого леса и мало пиломатериала, сегодня  совсем иная ситуация. 

Производство мебели в области тоже развивается и за январь-июнь 2015 года выросло на 153% к соответствующему периоду прошлого года. Мебель у нас делается. Есть мебельная фабрика в Черемхово, в Ангарске, две фабрики в Иркутске. Это средний и малый бизнес, он не на виду, но он есть. 

Ну а что касается глубины переработки древесины, то глубже чем производство целлюлозы трудно что-то придумать. В лесохимической отрасли, которая у нас развита, максимальная глубина переработки леса. Группа «Илим» вышла на показатели, заложенные в инвест­программе. В ближайшем будущем мы ждём от них более 1 млрд рублей в виде налога на прибыль. Представьте себе, какой это рост, если ещё два года назад не было ничего. Если бы их не поддержали льготами и выделением лесосырьевой базы, не было бы у нас в будущем году миллиарда. 

Несколько лет отрасль была в стагнации из-за падения мировых цен на целлюлозу, но теперь цены выросли. Не все процессы в этом мире  регулируются из Иркутской области, к сожалению. 

Лес – тема интересная. Целлюлоза у нас есть, и конечно хотелось бы из неё что-то производить в регионе. Это опять же реальные возможности для малого и среднего бизнеса. Одним из направлений, которое будет развиваться на базе усольской площадки, станет хлорная химия. Золотопромышленность и целлюлозная промышленность будут завязаны на эту площадку. Это и сырьё, и переработка, и добавленная стоимость, и рабочие руки.   

– В перечень моногородов внесён Тулун. О нём говорят меньше, чем об Усолье, но ситуация там тоже сложная.

– На самом деле, для того, чтобы Тулун попал в перечень моногородов, региональному правительству понадобилось больше года. Было очень сложно этого добиться. Раньше получение статуса целиком зависело от структуры промышленности в городе. Мы внесли в Мин­экономразвития предложение расширить перечень критериев и учитывать также некоторые другие параметры. Например, зависимость от монополий. Это ведь тоже важно. Уже есть предложение Киренску присвоить статус моногорода, и мы будем смотреть структуру его экономики. Весь Киренск, условно говоря, работает на реке. Но там  развита лесозаготовка и возможно, она «размоет» показатели. 

Что касается Тулуна, теперь наша задача совместно с муниципалитетом разаработать комплексный инвестиционный план. Это первое условие, которое нужно выполнить, если вы хотите, чтобы про вас вообще начали разговаривать на федеральном уровне. Для начала предстоит проанализировать инфраструктуру, определить, где и какое производство мы хотим разместить, увязать это со схемами территориального планирования. Словом, это большая предварительная работа.  

Железногорск тоже два года находится в перечне моногородов, просто он не попал в первую категорию. Пока не можем добиться от муниципалитета активных действий. Просто в некоторых городах ситуация не обострилась до такой степени, как в Усолье. Теперь Усолье действует очень активно. Но лучше не ждать, пока дойдёт до точки кипения, и работать на перспективу. 

– Насколько зависит наша экономика от экспорта сырья и что делается для того, чтобы переломить ситуацию?

– Доходы бюджета сильно зависят. Машиностроение, фармацевтика, сельское хозяйство, химия и газохимия – всё это развивается с прицелом переломить ситуацию. ИНК добывает нефть и сдаёт её в трубу, это сырьевая экономика. Но одновременно ИНК строит завод по СПГ и планирует строить завод по производству полиэтилена, а это уже совсем другая тема. Анодная фабрика строится, которая будет производить аноды для всей страны и уже не будет зависеть от мировой конъюнктуры на алюминий. 

Осваивается Зашихинское месторождение, на котором будут добываться ниобий и тантал, которые сегодня завозятся из Бразилии. Затем будем осваивать Белозиминское месторождение редкоземельных металлов. Это стопроцентное импортозамещение. Кстати, освобождающееся с 2018 года от сублиматного производства АЭХК будет производить конечный продукт из тантала и ниобия. 

Пять проектов от Иркутской области вошли в перечень приоритетных инвестпроектов. Это ИНК, Полюс-золото, Зашиха, РУСАЛ и Братский металлургический завод, который будет производить арматуру. Потребность в арматуре очень велика, а у нас засилье некачественной, контрафактной продукции. Металлоконструкции для строительства Байкальского тракта приходится завозить из других регионов. 

Но я уверен, что при строительстве следующей очереди, мы уже  будем заказывать мостовые металлоконструкции в Свирске, где вводится новая очередь производства. Если бы можно было сдавать Байкальский тракт в 2016 году, мы бы уже были обеспечены своими металлоконструкциями. Немного не успели со сроками. Так что всё есть в Иркутской области для того, чтобы жить и работать. Всё развивается, главное – работать, не упускать свой шанс.