За годы существования Ангарский электролизно-химический комбинат накопил 35 тыс. тонн радиоактивных отходов. Только демонтаж зданий 802 и 804, в которых производилось газодиффузионное разделение изотопов урана и оборудование которых было остановлено, соответственно, в декабре 1987 и июле 1990 года, дал более 8 тыс. тонн «фонящего» металлолома: 3625 тонн в первом корпусе и 4825 тонн во втором. Демонтированы были, среди прочего, 15 бло­ков газодиффузионных машин. «Сегодня в Ангарске эти ветхие корпуса, которые стоят, условно говоря, под открытым небом и рушатся, находятся в сверхнебезопасном виде», – отметил руководитель проекта проектно-технологического отдела ФГУП «РосРАО» Сергей Сёмин, выступая 24 июля на общественных слушаниях в деревне Ширяева Иркутского района. На них обсуждался проект Центра кондиционирования радиоактивных отходов, который планируют разместить на существующей площадке «РосРАО» Сибирского территориального округа, расположенной неподалёку от населённого пункта. 

Действующий пункт хранения отходов – бывший Иркутский специализированный комбинат «Радон», созданный ещё в 1962 году. По всему СССР было построено 49 специальных комбинатов, 16 из которых действовали на территории современной России. Полтора десятка оставшихся летом 2008 года были включены в состав «РосРАО» – специализированной организации, занимающейся обращением с радиоактивными отходами, которая была создана в структуре Государственной корпорации по атомной энергии. «Мы себя позиционируем как природоохранное предприятие, – рассказал директор Сибирского территориального округа Анатолий Павлов. – Основные виды деятельности – организация централизованного сбора, транспортирования, сортировки, переработки и долговременного хранения радиоактивных веществ, проведение работ по ликвидации радиоактивных аварий. Мы проводим разрядку принятых на хранение радиоизотопных приборов».

На миллиард и тридцать лет

Местные жители в штыки приняли проект центра кондиционирования радиоактивных отходов.
«Ширяевские, пойдёмте все! – призывал один из них, Анатолий Казаков. – Посмотрим, кто останется!
Для чего нам здесь переработку сделали?!»

Перечень услуг решено расширить за счёт переработки низкоактивных металлических отходов, в основном образующихся при выводе из эксплуатации корпусов АЭХК. 

Технологически центр по их кондиционированию, который предлагают создать в Иркутском районе, состоит из трёх отделений. Задача первого – сортировка и фрагментация металлических отходов. Здесь должен разгружаться специальный автотранспорт, а его груз – проходить приёмку и постановку на учёт. В случае необходимости отходы в приспособленных для этого контейнерах будут временно хранить на накопительной площадке. Во втором отделении происходит дезактивация радиоактивного металлолома. Первый её этап – очистка загрязнённого металлолома. Следующий – непосредственно дезактивация: фрагменты, имеющие сухую поверх­ность, ржавчину и следы краски, отправляют в дробемётный барабан, внутри которого «обстреливают» металлической дробью, некрашеные отходы проходят пароэжекционную обработку в установке, где их обрабатывают горячим паром. Металл, который не прошёл дезактивацию – это проверяют на последующем радиационном контроле – отправляется на переплавку в третье отделение. «Процесс переплавки производится с введением присадок или флюсового материала, которые позволяют пере­водить загрязняющие металл радионуклиды из расплава в шлак, – по­яснил начальник группы отдела по обращению с радиоактивными отходами АО «Атомпроект» Александр Кособуко. Шлак остаётся на хранение, а слитки дезактивированного металла, прошедшие выходной контроль, реализуются потребителям. 

Дезактивация и транспортировка металла и шлака производятся дистанционно. Для того чтобы обеспечить радиационную безопасность, уверяют проектировщики, будет задействована глубоко эшелонированная система защиты. Её составная часть – мощная вентиляция во втором и третьем отделениях, призванная нивелировать образование пыли и газа, содержащих радиоактивные частицы. С той же целью используются апробированные герметичные контейнеры и технологические ёмкости, металлическая облицовка полов помещений и схема технологической газоочистки. Для неё также будет использоваться спецканализация: вторичные жидкие радиоактивные отходы, образующиеся при дезактивации и мойке транспорта, отправляются на очистку, после которой воду передают в систему хозяйственно-бытовой канализации. В том случае, если она не пройдёт контроль, следует дополнительная очистка. Кроме того, в центре кондиционирования радиоактивных отходов планируют создать систему сбора и очистки дождевых вод, чего нет на существующей площадке хранения. 

Здания и сооружения (в общей сложности 12 штук с учётом противопожарных и иных резервуаров) нового комплекса будут построены в её границах. Инвестиции в центр кондиционирования радиоактивных отходов в ценах третьего квартала 2014 года оцениваются в 1,2 млрд рублей. Его производительность составит 2 тыс. тонн кондиционированных отходов в год, из которых 700 тонн будут обезврежены за счёт переплавки. Предполагается, что из-под регулирующего контроля можно будет вывести до 1930 тонн металла. Ожидаемый срок эксплуатации сооружений и оборудования центра – 30 лет. «Того, что уже накоплено [на АЭХК], хватит на 15 лет, – рассчитал главный инженер проекта Андрей Абрамов. – Плюс дальше будет вывод цехов из эксплуатации. Сами понимаете: две тысячи тонн – это максимальная производительность, не факт, что отходы будут с такой скоростью поступать. Так что комплекс рассчитан на 30 лет». 

Излучение по минимуму

Директор Сибирского территориального округа «РосРАО» Анатолий Павлов: «Более чем
за 50 лет работы предприятия
на нём не произошло
ни одной аварии»

Согласно материалам, которые обсуждались на слушаниях, будущему центру переработки присвоена третья категория опасности – иными словами, при аварии на нём радионуклиды не распространяются за территорию объекта. Действующий пункт хранения радиоактивных отходов относится к четвёртой категории, то есть при чрезвычайной ситуации на нём радиационное воздействие ограничивается только теми помещениями, где проводятся работы с источниками излучений. Но деятельность в самом комплексе кондиционирования и плавления отходов попадает во вторую категорию опасности: при аварии радионуклиды не распространяются за пределы санитарно-защитной зоны, чьи границы совпадают с периметром существующей промышленной площадки. Последняя, к слову, расположена в 640 метрах от ближайшей автомобильной дороги общего пользования. 

Согласно оценке воздействия на окружающую среду, при нормальной эксплуатации объекта суммарная годовая эффективная доза облучения на границе санитарно-защитной зоны не превысит 2 микрозиверта (мкЗв) в год – в пять раз меньше предела, установленного в основных санитарных правилах обеспечения радиационной безопасности. Это в 1200 раз ниже среднемировой дозы облучения от естественных источников, составляющей 2,4 миллизиверта (мЗв) в год и в 2340 раз ниже дозы, которую ежегодно получает средний житель Иркутской области – 5,68 мЗв. В случае с Приангарьем львиную её долю даёт естественный радиационный фон, 740 мкЗв добавляют медицинские исследования, а 5 мкЗв – глобальные выпадения. Предусмотренные в проекте центра кондиционирования радиоактивных отходов аварийные ситуации, по расчётам, не должны привести к значительному всплеску радиоактивности. Например, если из печи разольётся 400 кг расплавленного металлолома, ожидаемая доза на границе санитарно-защитной зоны составит менее 1 мкЗв. Так же оценивается доза при пожаре, уничтожающем фильтр очистки, но работающий непосредственно в помещении персонал может «схватить» до 5 мкЗв. Впрочем, вероятность такого развития событий гораздо ниже уровня пренебрежительно малого риска. 

Менее чем в микрозиверт оценивается и ожидаемая доза облучения на ближайшей границе санитарно-защитной зоны при полном разрушении печи плавления, вероятность чего составляет раз в тысячу лет. Только в случае падения летательного аппарата (по действующим в отрасли нормативам его массу ограничили 5 тоннами – столько весит, к примеру, Ан-28), вероятность чего исчезающее мала, ожидаемая доза облучения населения может достичь 6 мкЗВ. Но директор Сибирского территориального округа «РосРАО» подчеркнул, что за пять с лишним десятков лет работы предприятия на нём не было допущено ни одной радиационной аварии или инцидента. «Важных для безопасности событий внешнего воздействия природного или техногенного происхождения на объектах филиала не зафиксировано, – добавил он. – Превышения контрольных уровней на объектах филиала и на территории их потенциального влияния не отмечено». 

«Для чего нам здесь переработку сделали?!»

Специфические данные, приведённые лишь в абсолютных цифрах без каких-либо сравнений, судя по всему, не показались убедительными тем из местных жителей, кто пришёл на слушания. Тем более что часть из них, по вполне объяснимым причинам, была изначально настроена против планов по размещению вблизи деревни производства по переработке радиоактивных отходов. 

– Вы сами-то откуда? – перебил мужчина из зала Абрамова, начавшего отвечать на вопрос о том, почему в оценке воздействия на окружающую среду нет сравнения с ЗАО «Экомет-С» – предприятием по переработке и утилизации металлических радиоактивных отходов, которое действует в Ленинградской области. 

– Я-то сам… –  несколько опешил главный инженер проекта. – О своей истории рассказать?

– Нет, где вы проживаете, – продолжил его собеседник, которого, как выяснилось, зовут Анатолий Казаков. 

– Я проживаю в Санкт-Петербурге, – ответил Абрамов.

– Ну досвидос вообще!

В завязавшейся словесной перепалке, в которой представитель «Атомпрома» пытался донести до собравшихся мысль о том, что в городе Сосновый бор в 100 километрах от северной столицы безопасно работает Ленинградская АЭС и там же существует хранилище радиоактивных отходов, был остановлен возгласом из зала: «Поэтому из Санкт-Петербурга все бегут!». Накал страстей стих (как выяснилось, лишь на время), так что Абрамов всё-таки смог сообщить, что «Экомет-С» перерабатывает отходы атомных электростанций с большим содержанием бета-излучателей, тогда как в районе Ширяева планируют дезактивировать материалы, содержащие альфа-активные нуклиды, близкие к природному урану. 

– А ширяевские и кировские тут есть? – вновь громко поинтересовался Казаков. – Пусть руки подымут. 

– А вы предлагаете нам жителей Ширяева палками загонять? Все знали, – не выдержал Абрамов. Действительно, объявление о предстоящих общественных слушаниях в конце июня было размещено в печатных версиях «Российской газеты», «Областной» и «Вестника Ширяевского муниципального образования». Но вина за то, что его увидели немногие, лежит не на атомщиках, а скорее на законодателях, постановивших публиковать такого рода анонсы только в официальных федеральном, региональном и местном изданиях. 

– Кто знал? Где? Кто ширяевские? – не перестал сыпать вопросами местный житель. – Давайте всё наше население соберём и будем разговаривать с вами. А то что это за публика приехала непонятная?

Среди «непонятной публики» были журналисты, присутствовавшие на мероприятии по долгу службы, независимый эксперт по атомной энергетике международной экологической организации «Беллона» Андрей Ожаровский, специально прилетевший из Москвы, и профессор кафедры теоретической физики физического факультета Иркутского государственного уни­верситета Сергей Коренблит. Упоминание учёной степени последнего, впрочем, не вызвало должной реакции. 

– Ширяевские, пойдёмте все! – воззвал Казаков к публике. – Посмотрим, кто останется! Для чего нам здесь переработку сделали?! Чтобы мы тут через десять лет все сдохли?!

– Жители Ширяевского муниципального образования, если вы встанете и уйдёте, то тем самым покажете своё равнодушие, – заметила на это инженер-проектировщик первой категории АО «Атомпроект» Людмила Звягина. 

Ангарская альтернатива

Главный инженер проекта
Андрей Абрамов объясняет:
в центре планируют перерабатывать отходы, содержащие альфа-активные нуклиды. По своим свойствам
они близки к природному урану

После того как Казаков удалился в сопровождении своего более молодого товарища, слово взял Сергей Коренблит, после прочтения материалов ОВОС подготовивший, как выяснилось, целое выступление с несколькими взаимосвязанными вопросами. «Для пункта хранения при оценке уже имеющегося воздействия, как написано, взята одна-единственная проба из одной-единственной скважины, причём, как мне уточнили, с глубины 120 метров, где заведомо всё чисто, – начал он задавать первый из них. – Если бы мне студент принёс статистику на основе одного измерения, я бы его просто выгнал. Почему всего одна скважина, почему всего одна проба? Нет ли здесь лукавства? И в связи с этим предложение: прежде чем начинать это строительство, надо добросовестно провести полный цикл измерений, чтобы знать, какое влияние за 50 лет этот пункт хранения оказал, прежде всего, на грунтовые воды». Последовало пояснение, что пробы были отобраны из постоянно действующей скважины, по которой постоянно идёт прокачка воды, так что речь об усреднённом значении. А временно исполняющий обязанности заместителя директора по основной деятельности – главного инженера Сибирского территориального округа «РосРАО» Борис Черняго добавил, что на объекте существует целая сеть постоянно функ­ционирующих скважин, но часть из них сухие. «Но там, где есть возможность эти пробы отбирать, а мы отбираем их регулярно в течение года, все результаты показывают нулевое воздействие наших объектов, – подчеркнул он. – Радионуклиды не распространяются. Более того, информацию по радиационной обстановке мы предоставляем надзорным органам и публикуем в печати, в том числе государственных докладах о состоянии окружающей среды в Иркутской области и об охране озера Байкал». В частности, в докладе о состоянии и об охране окружающей среды в Иркутской области за 2013 год сказано, что за весь период наблюдений за пунктом хранения отходов «РосРАО» выхода радиоактивных веществ в водоносный не выявлено. Впрочем, в восьми километрах от него в сторону деревни Тихонова падь наблюдалось загрязнение снежного покрова, которое было выше фона, но всё же не достигло критических значений. 

Сомнения у физика из ИГУ вызвал и содержащийся в материалах перечень радионуклидов, от которых предполагается очищать радиоактивный металлолом, и схема энергоснабжения предприятия, для которого отключение электричества чревато серьёзной аварией. В первом случае его заверили в том, что входной контроль в центре переработки отходов не пропустит металл с теми частицами, на дезактивацию которых не рассчитано оборудование, а во втором – в том, что существует несколько схем питания, в том числе резервные генераторы. Из уст жителей звучали опасения, что объект и спецтранспорт, доставляющий на него металлолом, уязвимы для атак террористов. Кто-то справедливо вспомнил о том, что реальная жизнь запросто может разойтись с проектом на бумаге: «Интересно, как оценивали безопас­ность проектировщики «Фукусимы»?» Настоятель местного храма Алексей Залевский, бывший, как он признался, авиастроитель, обратил внимание на расчёт запроектной аварии, предусматривающий падение самолёта массой до пяти тонн. «У нас таких здесь просто нет, – сказал он. – Здесь есть Су-30, Ан-26, их параметры и надо учитывать». 

Наконец, Коренблит, действовавший строго по регламенту, задал вопрос, который до этого уже не раз звучал от жителей Ширяева: «Почему бы всё-таки не переплавлять эти металлические радиоактивные отходы на освобождающейся территории АЭХК, где к тому же есть небольшая экспериментальная печь?» В пользу этого говорят соображения безопасности и экономии средств: материалы не надо везти на грузовиках, пусть и в сопровождении, более чем за 70 км через Иркутск (прямого пути из Ангарска, от которого до Ширяева всего два десятка километров по прямой, нет). На это, впрочем, нашлось возражение: электролизный химический комбинат с 1953 года занимается принципиально иным видом деятельности и не располагает необходимыми специализированным пунктом хранения, транспортом и квалифицированными кадрами. «Если такое же производство сделать у них, это будет в разы менее безопасно, чем у нас, – заключил Сёмин. – Наше предприятие более пятидесяти лет занималось этим вопросом. Учитывая, что оно находится рядом, если сравнивать с другими объектами, где отходы можно переработать, такое решение было принято на уровне госкорпорации [«Росатом»]». 

Тем не менее идея альтернативной площадки в Ангарске нашла немало сторонников. «Виновник проблемы – АЭХК, – подчеркнул Ожаровский, взявший слово последним. – Как решать проблемы? Если всё, что написано в ОВОС – правда, то никакой сложности в том, чтобы создать это производство прямо там, где лежат эти отходы, нет. Просто с точки зрения эффективности, чтобы не тратить бензин, не тащить всё это до моста через Ангару и обратно. Если это правда». В итоге в протокол слушаний, который будет учтён при экспертизе проекта, была внесена рекомендация о том, чтоб рассмотреть в качестве альтернативы площадку на территории АЭХК. Но заместитель начальника отдела государственной экологической экспертизы и разрешительной деятельности министерства природных ресурсов и экологии Иркутской области Ольга Кириллова заметила, что этот документ может быть признан нелегитимным: для экспертизы проектов производств, расположенных в границах Байкальской природной территории, необходим протокол обсуждений, проведённых на уровне города или, в данном случае, Иркутского района. В «РосРАО» пообещали уточнить этот вопрос и, если потребуется, провести повторные слушания. Как бы то ни было, пока речь только о проекте – если будет принято решение о строительстве центра кондиционирования радиоактивных отходов, с общественностью будут обсуждать получение лицензии на его сооружение.