«Со словами «Я всё равно их прогуляю!» он подарил мне бандуру»

– Какой мотив уехать из Иркутска был у вас в своё время?

– Материально мы здесь никак не были укреплены. Когда дети были маленькие и я ждала третьего ребёнка, мы потеряли квартиру. Хотели её продать, купить дом, но попали в руки нечистоплотных людей – мы не получили денег и своё жильё потеряли. Я была на последнем месяце беременности. Так и не смогли в этой ситуации хитрого мошенничества добиться правды. А в прокуратуре нам сказали: «Сами виноваты». Мы творческие люди и совсем неопытны были в делах юридических. Многие годы в пути, творчество и дети, зарабатывали на жизнь выступлениями. И здесь, в Иркутске, это было невозможно. А в дороге многое открывалось. Нас в Подмосковье хорошо оценили, дали квартиру, поддержали немного.

– В 18 лет проще уезжать, чем в 30. Как дались такие перемены?

– Мы были здесь без стабильного жилья, поэтому постоянно находились в состоянии движения. Дети ещё не зацепились за школу, мы были свободны. И у нас внутренних преград не было. А этот случай с квартирой так расценили: надо двигаться дальше. А могли бы здесь сидеть крепенько, обживаться. Значит, надо было вперёд идти, такой нам был знак. Но в этом году я стала осознавать, что от Иркутска так просто не оторваться. Год-два не приезжала, но всё равно тянет в Сибирь. И дело не только в летней работе в «Тальцах», оказалось, что у меня здесь друзей и знакомых больше, чем на московской земле. Там всё широко и разбросанно, а здесь остались связи и с каждым приездом они прирастают. И скольким новым людям я здесь пою!

– Ежегодное летнее пребывание в «Тальцах» что вам даёт?

– Здесь происходит популяризация моего инструмента и творчества. Очень много людей со всего мира впервые видят и слышат бандуру. Фотографируют, снимают и записывают, увозят с собой мои песни. Здесь, как нигде в другом месте, у меня есть возможность наращивать свой опыт игры и пения. И звучит всё здесь особенно, ничто не портит звучания – никакие микрофоны, никакая аппаратура.

– А как в вашу жизнь пришёл этот удивительный народный инструмент?

– Это Божий промысел. Впервые я прикоснулась к бандуре, когда встретилась с Еленой Ивановной Биленко, бандуристкой, которая приехала в Иркутскую область с озера Иссык-Куль. Это было в деревне Каразей Куйтунского района. Она вела небольшой ансамбль бандуристов, я три дня с ней провела, всё, что можно, впитала. Это был 2001 год. Елена Ивановна мне с собой на лето дала инструмент, чтобы я могла заниматься в «Тальцах». И через две недели у меня уже возникла песня. А как мне хотелось этот инструмент приобрести! Так мне бандура понравилась! Тогда и произошло одно из чудес, которых было немало в нашей с Колей жизни: возник человек, который купил для меня бандуру и оплатил её доставку. У него на тот период были деньги, со словами: «Я всё равно их прогуляю!» он совершил такой щедрый жест. Эта бандура была со мной долгое время. Но она была изготовлена в 1986 году, на ней ещё стоял знак качества Советского Союза, она потихоньку рассыпалась и строй перестала держать. И вдохновения новые песни сочинять уже не было, не могла я к этому таинству приступить: не тот звук, не откликается инструмент. Вздыхала: «Да что же это я? Неужели мне бандура дана на такой короткий период, а дальше ничего не будет?» И снова чудо: в «Тальцах» я встретилась с одним коллекционером, который захотел забрать бандуру в свою коллекцию. Он предложил оплатить мне новый инструмент, а этот себе забрать. И через год я уже перебирала струны новой бандуры, изготовленной во Львове. На ней сейчас и играю и готовлюсь записать новый альбом с новыми песнями.

«Я запела репертуар Руслановой, народные песни»

По словам Елены, в «Тальцах» происходит популяризация её инструмента и творчества

– Свой голос вы воспринимаете как дар, а себя как проводника?

– Да, наверное, голос – это дар, а вот то, что я проводник – не знаю, скорее всего, это сильное моё желание. Я ведь певицей ещё в детском саду хотела стать. Окончила музыкальную школу по классу домры, поступила в музыкальное училище. Но со второго курса начались мои муки – несколько раз бросала, восстанавливалась, снова бросала, успела поучиться и в Грозном, и в Магадане, и в Иркутске, и всё это, чтобы не получать специальность преподавателя-домриста. Хотелось петь, но на вокал меня не брали, мой голос не подходил ни для академического пения, ни для народного, и джаз и эстрада мне были тоже чужды. Словом, к пению были данные, а направления своего не было, и не было того, кто бы повёл меня. Когда родился первый сын Ярослав, я стала заниматься, выучила арию для колоратурного сопрано, брала очень высокие ноты, и меня с радостью взяли. Начали заниматься, и вдруг педагог понимает, что у меня совсем другой голос, более низкий и более тяжеловесный. Начали думать, что со мной делать. Педагог решила не ломать моей природы: «Пой, как тебе удобно, как ты себя чувствуешь, а я тебя буду направлять». И я запела. Начали с народных песен, но не в фольклорной деревенской манере, а в облагороженной. Я запела репертуар Лидии Руслановой.

– Всё-таки у вас есть какая-то классификация? Сопрано, меццо-сопрано, контральто?

– Думаю, что сейчас у меня конт­ральто, хотя легко берутся и высокие ноты. Но эти разграничения относятся к академической манере пения. У меня же выработалась своя манера, своё звучание. Мне очень помогла в моих поисках профессор сольного народного пения музыкальной академии имени Гнесиных Людмила Шамина, я у неё стажировалась. Ещё незабываемый урок мне подарила Елена Образцова, будучи в «Тальцах»: она легко раскрыла мне путь наверх, и я полетела… В результате выработалось пение, которое радует людей. Многие говорят, что даже и не слышали такого исполнения. А мне приятно.

– Как песня пишется, как это таинство происходит? В муках?

– Это не мука, это радость больше. Мука вот в чём была: прежде чем с Николаем встретиться, я сочиняла стихи, точнее, вымучивала их из себя. А когда встретила, подумала: «Зачем же я так пыжусь, если у человека они словно по мановению волшебной палочки выходят?» Задумалась: если мне так мучительно строчки рождать, как у него душа работает! Потом уже я поняла, что это его дар, его мастерство, всё органично. Я забросила это дело, стала сочинять песни, в основном на Колины стихи.

– Много у вас их на сегодня? Больше ста?

– Ой, ну что вы! Если их в таком количестве штамповать, они будут безликие. У меня на песню уходит много времени, достаточно эмоциональных и душевных сил, затрат. Два года назад сочинилась песня, я её пыталась на публику вынести, но чувствую: нет, она всё равно ещё сырая! Впрочем, был период, когда очень много песен враз сочинилось – после жизни в монастыре. Мы так углубились в свою душу, что это мощно вылилось в творчество. И мы вынесли из монастыря целую программу песен духовной направленности.

Это труд – себя смирять в желаниях

Бандура возникла в жизни Елены случайно, но сразу пленила её

– Ваш союз с Николаем изначально был супружеским или творческим?

– Всё вместе сразу. Когда мы увиделись, взялись за руки и пошли вместе, уже не разлучаясь. Сразу. У Коли даже стихотворение есть о нашей встрече. Первый раз я встретила Николая, когда была свободной молодой женщиной. И, увидев его, подумала про себя: «Вот бы мне такого мужа». Он мне тоже рассказывал, что видел меня на каком-то концерте и сразу притяжение возникло. А потом мы встретились в гостях у композитора Ольги Гор­бовской, она посадила нас за стол вместе, свободной посуды у неё не оказалось, нам пришлось есть уху из одной тарелки. И один кусок рыбы на двоих был. Мы эту рыбу вместе ели, а рыба – это ведь знаковое создание. Мы вышли из этого дома и по жизни пошли уже вместе.

– С одной стороны, двум талантливым творческим людям проще притянуться друг к другу, взаимопонимания больше. Но в то же время кто-то в семье должен отвечать за земное и материальное. Творческий мужчина – это ведь непросто?

– Он оторван от материального совершенно. Хотя чем меня Коля удивил сразу – несмотря на свою поэтичную натуру, он потянул меня с моим пятилетним сыном Ярославом. Я же не могла зарабатывать со­всем, я только пела, и он с лёгкостью нёс эту ношу. Начал что-то организовывать, мы стали вместе выступать – у меня были песни, у него стихи, выезжали в область.

– Сколько у вас сегодня детей?

– Пятеро. Ярославу 27 лет, у него двое своих детей. Он музыкант, в июне стал победителем международного конкурса барабанщиков в Москве. Живёт в Москве, неплохо себя проявляет, играет в серьёзных классических и эстрадных оркестрах, но и современная музыка ему не чужда. Он у нас ранний, в 18 лет папой стал и с удовольствием тянет эту лямку. Марии 19 лет, Ксении в августе будет 18, Арсению 16, Илье 14, уже все большие.

– Пятеро детей – это осознанное количество?

– Наверное, но хотелось восемь.

– Но ведь это физически очень тяжело?

– Порой как в тумане жили. Дома сочиняли, репетировали, тут же выходы, выступления. Бывало, что ребёнок в корзинке лежит за кулисами, а ты на сцене поёшь. Непросто было, но это жизнь.

– Дети в таких верующих и многодетных семьях обычно вырастают дружными.

– Если какая-то неприятность извне идёт, они всегда друг за друга встанут. Ну а в семье всё бывает, они разные, у каждого свой характер, вредничают, спорят, рады разойтись по разным углам. К сожалению, мы живём не в огромном доме, где каждый мог бы уединиться в своей комнате, а в более стеснённых условиях. Сейчас, летом, все отдыхают порознь.

– У вас, как у мамы, главные принципы и основы воспитания какие?

– Как у многих – общечеловеческие основы доброты и любви. Прежде всего, любви. Это трудно, особенно в семье, в замкнутом автономном пространстве, потому что все наши недостатки в семье особенно открыты.

– Удалось ли вам удержать детей от потребительства, характерного для сегодняшнего времени?

– Оно в них есть, как и у многих юных людей. Когда они чего-то не имеют, а у других это есть, конечно, им тоже хочется. Но мы всегда внушаем, что это не главное. И они по своему небольшому опыту, сталкиваясь с жизнью и другими людьми, это понимают. И дай Бог, чтобы они через жизнь пронесли те основы, которые мы в них заложили. Конечно, много у нас недостатков чисто житейских. Некоторые спрашивают: «Как вы всё успеваете? И дети, и творчество?» Творчество действительно занимает много времени, порой углубляешься в него, и ни до чего остального тебе дела нет. Так я ничего и не успеваю. Основное делаем, а остальное побоку, как будет, так и будет. Конечно, если бы родились в других условиях или свалилось какое-то наследство, было бы удобнее жить. Но кто сказал, что мы были бы лучше? Запросы у человека были и есть всегда. Не хватает, например, мягкой кровати, спит человек на лавке. Появилась мягкая кроватка, но у соседа телега лучше! И так с давних времён и до бесконечности. Всегда человек стремится к большему. Но главное, чтобы это большее было в сердце и в душе.

– А как можно, на ваш взгляд, это большее в сердце выращивать, приумножать?

– Это труд – себя смирять в желаниях. Я так много чего хочу, мне так грустно, что этого нет. Но если оглянуться: а ведь я много имею, чего не имеют другие. Я всегда это говорила, и мой опыт это подтвердил: у меня рождались дети, и какой-то период времени я не могла петь. Родив и восстановившись немного, я снова начинала петь, и с каждым новым ребёнком голос нарастал, словно новые горизонты открывались. Я раньше не пела так, как сейчас пою. Голос ведь сложный инструмент – это эмоции, нервные окончания. А мне только прибывало вместе с детьми.

– Вы упомянули такую черту, как смирение. Насколько важным его считаете?

– Это то, к чему нужно стремиться. Что такое смирение? Вот у меня ребёнок, один, другой, третий, пятый. Я не могу, как все люди, жить, не могу много общаться, выходить в общество, посещать выставки для удовольствия, ради удовлетворения своей эстетической потребности. Потому что мне надо детям уделять внимание. Смирение – когда ты принимаешь такую жизнь, настраиваешь себя, что ты должен делать то, что должен в данный момент делать, решать те вопросы, которые на тебя в данный момент упали. Относительно творчества мечтания реализовывались, это самое главное было. И насчёт быта реализовывались, но в какой-то странной форме. Мы хотели дом, нам Бог послал землю, у нас целый гектар земли. Но дом пока достроить не можем. Человеческую натуру всегда томят, обуревают желания. И можно на всякие крайности для достижения целей идти вплоть до преступлений. Смиряться надо, ну не дано тебе! И, как правило, нужное тебе, желаемое приходит, но когда ты уже свободен от этого желания огромного.

– Вы такая цельная личность, кажется, что не мучают вас противоречия, внутренние раздоры…

– Мучают. Почему они не должны меня мучить? Но есть знание, что надо быть спокойной. Покой даёт уверенность. Уверенность в том, что чего бы мы ни желали, ни хотели, ни выдумывали бы, а всё будет так, как нам свыше дано и позволено. И надо только стараться делать всё правильно, соизмеряя свои поступки, желания с промыслом Божьим, правдой истинной – насколько это хорошо, насколько нужно или нет. А хочется много чего. Я в Бразилию, например, хочу, язык уже учу португальский и песни бразильские. А будет Бразилия или нет, не знаю. Но хочется.