Конечно же, не в сравнение с большим артистом, но мне в моей жизни довелось довольно много работать со словом звучащим. Так вышло, что в семье у нас отец Алексей Фёдорович часто цитировал и Фонвизина, и Лермонтова, и Пушкина. И это звучание его голоса на долгие годы осталось в моей памяти. Мне нравилось самому декламировать, особенно Маяковского. У Владимира Владимировича всё написано на произношение, на интонацию. Вот мы часто употребляем пресловутое: «Вначале было слово». А слово-то было звучащее. Письмо появилось позже. В школе, особенно в бытность нашей семьи в городе Свободном (Амурская область, станция Михайло-Чесноковская, школа № 60), хорошо была развита художественная самодеятельность. Прекрасные танцоры, замечательный хор (как мы распевали вальс «Амурские волны», «Полонез Огинского»), а драмкружок каков! «Снежную королеву», Гоголя «Женитьбу» ставили. Мне довелось играть роль Подколесина. Много лет спустя я посмотрел фильм с Алексеем Петренко в роли Подколесина. Боже! Ну как меня угораздило на это исполнение в школе. Но тогда по общей оценке всё было хорошо. Руководитель кружка Мария Борисовна Морозова (в школе она преподавала немецкий) приобщила меня к чтению «соло». Читал Твардовского – главу «Гармонь» из «Тёркина», главу из «Страны Муравии». За исполнение школьный педсовет наградил меня ручными часами «Победа». После школы, в армии я участвовал в больших гарнизонных концертах. В годы учёбы в университете я пришёл в кружок художественного чтения. Руководил работой кружка актёр областного драмтеатра Абрам Руккер. Был Абрам Исаевич человеком терпеливым, достаточно ироничным, но мягким, очень деликатным – старым интеллигентом. Сделали мы с ним отрывок из «Родинки» Шолохова, XIII сказку Горького («Кузьмичи и Лукичи»), «Казнь Степана Разина» Евтушенко, «Русскую игрушку», «Двенадцать» Блока, «Лонжюмо» Вознесенского. Много мы работали, и это нравилось и мне и публике. Я читал едва ли не на всех больших сценах Иркутска.

На всероссийском смотре чтецов моё чтение отмечено дипломом. Но удивительно всё переменилось – и ничего не стало нужно. Хотя в памяти людей что-то хранится. В троллейбусе подходит ко мне мужчина и говорит, что с благодарностью вспоминает моё чтение «Двенадцати» в 11-й школе, куда меня позвал выступить Павел Забелин, завкафедрой отделения журналистики ИГУ. Много позже говорил я с профессором Болеславом Шостаковичем, он вспоминал, как его папа (тоже профессор ИГУ, Сергей Владимирович Шостакович) с большой теплотой говорил о впечатлении его после моего чтения «Русской игрушки». А после вечера памяти Лермонтова Сергей Владимирович, встретив меня в университете, сказал: «Вы читали так, как, мне кажется, читал бы сам Лермонтов». Для меня это была высшая похвала. Сергей Владимирович был человеком глубоко интеллигентным, старой школы. Другой преподаватель университета, Сергей Смирнов, сын Ростислава Смирнова (поэта, преподавателя ИГУ), вспоминает, как его отец с большим одобрением говорил о моём чтении «Двенадцати». Увы, на юбилейном вечере журфака в декабре 2011 года я предложил почитать что-либо. Мне ответили – не надо. Вот вам и «вначале было слово». Возвращаясь к радиопередаче, скажу, что были там и телефонные звонки. Позвонил иркутский писатель и предложил возродить для детей чтение вслух, видимо, где-то зреет понимание его необходимости. 

Вспоминается, как близкие мне люди подчас останавливали мои попытки что-нибудь прочитать, дескать, уймись. Я-то уймусь, конечно. Но как же быть с детьми? Сегодня сколько ни переключайте кнопки каналов телевидения, вы не услышите корифеев нашей литературы – Некрасова, Пушкина, Тургенева, Толстого. Я уже не говорю о Шолохове, Твардовском, многих других мастерах живого русского слова. Хоть нынешний год и назван Годом литературы, звучащее слово остаётся в остром дефиците.