– Как возникла Гильдия?

– В 2003 году она возникла сначала как журналистский тематический клуб, где собирались немногочисленные озабоченные национальным вопросом коллеги. Сегодня это общественная организация с отделениями в 25 регионах страны. Гильдия – чистой воды элемент гражданского общества. Мы считаем, что межнациональную тему обязательно надо обсуждать в СМИ, но делать это грамотно. А этому надо ещё учиться. Недавно закончилась Школа межэтнической журналистики для молодых журналистов, это был пилотный проект на три месяца в девяти регионах, в том числе в Иркутске. Интерес огромный. Ко­гда мы объявили конкурс в Москве, к нам пришли ребята из весьма престижных вузов – МГИМО, МГУ, Высшей школы экономики. У себя в вузах они пока получить эти знания не могут. Фактически мы обучили курс – порядка ста человек в девяти регионах.

У нас сейчас подрастает поколение, которое имеет очень смутное представление об этнической карте и вообще о стране. Эти люди уже входят в рабочую жизнь, приходят не только менеджерами в коммерческие структуры, но и руководителями в государственные органы, в журналистику…

Когда мы задали вопрос студентам в Москве, сколько евреев в Российской Федерации, коллективный ответ был – 11 млн человек. Я передала эти данные руководителям еврейских организаций, они очень веселились: вообще-то по переписи евреев в нашей стране 157 тысяч.

Конечно, эта тема может быть и весёлой, и забавной, но, к сожалению, в последнее время, когда просишь назвать первую ассоциацию со словом «межэтнический» говорят: «проблема», «конфликт».  Если аудитория чуть-чуть старше – 40+, там упоминают ещё культуру, отношения, если моложе тридцати пяти, то без вариантов, только негативные ассоциации.

– Почему молодёжь не знает свою страну?

– Потому что никто и не стремится ей эти знания дать. По большому счёту, во многих проблемах – в образовании и в профессии – виновато среднее поколение. На каком-то этапе подавляющее большинство коллег решило, что уже ничего не должно младшему поколению, а если чему и научит, то только за деньги. Но ведь мы получили очень серьёзную профессиональную базу от наших старших коллег и «зажали» её, а потом удивляемся, что журналистский уровень в стране падает.

– Как вы оцениваете уровень рефлексии относительно межэтнических процессов в журналистских сообществах?

– Странно, когда от журналиста ждут, что он будет какой-то марсианин, у которого нет ни чувств, ни проблем – спустился с другой планеты и сейчас нас всех рассудит. Смешно, когда он сам к себе так относится. Журналист, с одной стороны, воздействует на общество, с другой стороны, он же сам является частью общества, просто у него больше инструментов коммуникации с этим обществом. С развитием соцсетей и Интернета ему приходится конкурировать с разного рода альтернативными источниками  информации. При этом он за всё отвечает по закону по полной программе, а его соперники играют без правил.

Уже известный факт, что в нашем информпространстве россияне не одни: из-за пределов страны идёт мониторинг регионов на предмет выявления потенциальных тем, которые могут быть интерпретированы как межнациональные, а через 7–10 дней с IP-адресов, зарегистрированных за пределами этого региона, начинаются «вбросы». Пример – недавний скандал, взбудораживший в общем-то спокойную Осетию. Повод был такой: женщины постелили платки и встали на колени, чтобы получить благословение старца Илии. Под этой фотографией в соцсетях задаётся вопрос: «И долго ещё Осетия будет стоять на коленях?». Начинается бурная дискуссия с этническим подтекстом. Вот из таких мелочей формируется ощущение, что у нас неблагополучно с межнациональным вопросом. Если ещё и власть мешает журналисту работать, результат, в общем, понятен – журналист проиграет, и проиграет общество в целом.

– На ваш взгляд, журналисты больше конструируют межнациональные отношения или отражают существующее положение?

– Всё зависит от профессионализма. Когда журналист уже достаточно крепок в этой теме, он уже может на что-то воздействовать и делать свою работу осознанно, а не плыть по течению. Журналистика – это инструмент сродни врачебному. Скальпель в умелых руках спасает жизнь человеку, а в неумелых становится орудием убийства.   

Пока у сообщества нет осознанности, и это было видно во время круг­лого стола здесь. Но есть опасение –  как бы чего не вышло, давайте лучше не будем трогать тему, пока не дождёмся сводок МВД, и тогда будем связывать событие с этничностью, причём даже там, где и не нужно вовсе этого делать. Часто возникает ситуация, когда мигранты не соблюдают нормы поведения в местном сообществе – регионы разные, системы поведения тоже. И журналисты, и их аудитория кипят от негодования, но все молчат. Такое поведение и есть разжигание межнациональной розни!

Если граждане не видят, что в информационном пространстве эта тема обсуждается спокойно и открыто с целью найти выход, то возникает ощущение, что проблема разрастается до диких размеров. Сейчас у каждого муниципалитета есть ответственный за межнациональные отношения. Задача СМИ – обозначить проблему, не обостряя её, и спросить с власти, с национально-культурных объединений. Когда напряжение вербализуется, оно становится не таким страшным. А пока получается, что больше всего упоминаний этничности в связи с криминальными событиями, и все стрелки журналисты переводят на правоохранительные органы, мы, мол, только перепечатали их сводки.

На опережение мало кто решается работать. В советский период тема межэтнических отношений в СМИ была табуирована, отчасти поэтому теперь нам так трудно в ней работать. Я никого ни в коем случае не виню: журналисты сейчас находятся под колоссальным прессингом. Во-первых, это экономическая ситуация, полное бесправие перед своим хозяином и главным редактором. С другой стороны власть давит, с третьей – загрузка бешеная. Быть хорошим журналистом сегодня – тяжкий труд. Имитировать журналистскую деятельность легко. Но это не то, что нужно обществу, и это не совсем та профессия, которая называется журналистикой.

В то же время я увидела здесь намного больше понимания, чем в других регионах, от того, что область многонациональная и здесь давно этим живут. Но отсутствие осознания своих успехов тоже плохо – тем, что не даёт другим регионам учиться. Друг с другом надо делиться постоянно, потому что жизнь меняется, тема непростая. Это нормальный журналистский процесс, просто им мало кто сейчас занимается. У нас же очень много талантливых людей, интересных практик, но как-то сил не хватает, что ли.

– Есть ли интерес к этой теме в обществе?

– Да, запрос на этничность огромный, может быть, не всегда осознанный.

– С чем он связан?

– С осознанием себя, с поиском точки опоры. Плюс со страхом. Как только растёт ощущение, что что-то не так с национальностью, что-то не так на межэтническом фронте, сразу хочется определить, где свои, где чужие. И что значит быть своим? Начиная с элементарного – с кухни, традиций. Хорошо бы, чтобы на уровне культуры всё и осталось. Самое поганое, когда эту тему начинают политизировать, вплетают в экономические или политические конфликты, ссорят людей, чтобы добиться своих мелких целей. Мне кажется, журналисты как раз и должны выявлять это и пресекать. Нужно не дать обществу заболеть боязнью друг друга, ненавистью друг к другу. Если нашу страну и можно чем-то разрушить, так это национальным вопросом. И скрепить нас можно тоже им. Как повернуть.

– Как, по вашей оценке, меняются в последние годы националистические настроения? В частности, у нас в Сибири?

– Сибирь стабильно более спокойно относится  к этому вопросу, возможно, потому, что здесь все перемешаны. Я заметила такую штуку: чем суровее климат, тем лучше люди относятся друг к другу. Но везде агрессия возникает от незнания.

– О чём говорит нынешний уровень раздражения и агрессии по отношению к чужому, другому?

– О том, что общество нестабильно, в нём есть проблемы. Не надо сбрасывать со счетов, что ему помогают в этом. Только ленивый в конце 90-х не предрекал, что у нас начнётся гражданская война и бойня по этническому признаку. Пока, на мой взгляд, мы держались на старых, советских ещё запасах, причём не нефтяных, а человеческих, на запасах добрых взаимоотношений, в том числе межнациональных.

– Агрессия подогревается искусственно или это естественные процессы, которые никто не контролирует?

– С одной стороны, никто не сдерживает, с другой стороны, есть силы, которые искусственно её подогревают, чтобы получить политические очки, не задумываясь о последствиях. Если претенденты в мэры столицы так в своё время разыграли мигрантскую карту, что страну потом колотило несколько лет, то чего уж говорить?

– Ожидаете ли нового подъёма этой темы в свете грядущих выборов?

– Этого нужно ожидать и всячески пресекать. Мы, например, не стеснялись накануне выборов мэра Москвы публиковать, какие националистические и ксенофобские высказывания были допущены каждым из кандидатов, включая Собянина. 

– Нет ли опасности, что, ретранслируя такие высказывания, мы делаем их популярнее?

– Если мы не будем обращать внимание, общество привыкнет, что это нормально. Это из разряда таких же вещей, как справлять нужду посреди площади. Нужно напоминать некультурному человеку, что так делать не следует.

– Как меняется отношение к мигрантам?

– Хорошо, что наконец-то вспомнили, что мигранты не только «всех подряд насилуют и деньги за рубеж выводят», но и много чего полезного делают для страны. С другой стороны, украинская тема заслонила всё, в том числе и мигрантскую тематику. Так что ситуация, мне кажется, стала получше, но не из-за того, что мы всё хорошо поработали, просто на повестке дня другая горячая проблема.

Здесь надо ставить вопросы и на глобальном уровне. Если государство заинтересовано в мигрантах, наверное, есть модели их привлечения таким образом, чтобы они появлялись у нас уже знакомыми с нашей культурой. Есть совершенно крамольная идея – если мы вынуждены принимать огромное количество мигрантов, то есть мы фактически кормим целые бывшие республики Советского Союза, значит, надо ставить вопрос о политических решениях. Может быть, тогда в школах там снова будут учить русскому языку, там появятся нормальные поликлиники и детские сады, и людям не надо будет ехать в Россию лечиться и рожать?

– Государство придумало экзамены на знание русского, истории и права.

– Экзамен – дело правильное, но мне кажется, это полумеры. По большому счёту все интеграционные центры должны действовать за пределами России. Если мы в этом заинтересованы, то дело уже наших экономистов – сказать: в 2016 году нам нужно столько-то мигрантов, брать мы их будем вот здесь и вот здесь, значит, в 2015 году там организуются центры, идёт отбор по профессиям, идёт тестирование по языку, чтобы не было проблем. Иначе в результате у нас прибыль получают частные предприниматели, к которым едут эти бедные мигранты, а социальную нагрузку несет всё общество. Очень жаль, что мигрантов часто держат в скотских условиях, это тоже не делает чести ни стране, ни гражданам. Нужно, прежде всего, навести порядок у себя.

Сейчас мы идём по опасному западному пути. Для нас он вообще катастрофичный. У нас своя история, свой путь формирования страны и если мы фактически отказываемся от себя, то моментально получаем 

огромное количество проблем. Нужно действовать так, как удобно нам. Нашему государству, как его ни назови – Российская империя, СССР, Российская Федерация, – больше тысячи лет, оно всегда было многонациональным, находились формы общежития. Мы очень гибкие, у нас колоссальный опыт, которого нет у других.  

Да, мы отменили пятый пункт в паспортах, но это не значит, что национальность куда-то испарилась. Что такое народ или национальность? Это не только язык, это мировосприятие, это успешная философия жизни: как строится семья и взаимоотношения в ней, какие приоритеты в воспитании детей – целый набор важных вещей. И у нас таких проверенных временем качественных наборов 193!

– Около десяти лет назад Иркутская область, как и другие регионы, пережила процесс укрупнения – Усть-Ордынский бурятский округ вошёл в её состав. Помогло ли административное объединение интегрировать автономии в социальном смысле?

– Целью укрупнения везде был экономический подъём. Мне кажется, чем крупнее регион, тем ему легче управляться с экономикой. Поэтому надо смотреть: люди стали лучше жить? И разговаривать с ними. Может быть, ошибкой было то, что не было нормального обсуждения этой темы в обществе? Команды без объяснений – элемент военного времени. В мирное время они порождают догадки, внутренние обиды, кухонные разговоры.

У нас на самом-то деле всё очень хорошо, особенно в сравнении с другими странами. Но мы настолько привыкли пренебрежительно к себе относиться, что даже поверить не можем, как у нас хорошо. Вот эти 49% населения, считающие, что у нас межнациональный конфликт прямо на пороге стоит, а сталкивались с ними при этом только 11%, – с ними не поговорили как с людьми.

– Какую проблему вы бы назвали сегодня требующей наиболее скорого решения в сфере межнациональных отношений?

– В девяностые и нулевые годы шло осознание каждым этносом себя. До смешного доходило – с каким национальным активистом не поговоришь, обязательно выяснится, что Адам был одной с ним национальности, и Ева тоже. Все выстраивали себя в историческом пространстве. Важно не упустить такой момент: а что мы сделали благодаря тому, что были вместе? Вот на этот момент – на общность, совместные достижения, помощь друг другу, – надо обратить внимание. Очень часто об этом забывают те, кому надо мобилизовать людей по этническому признаку и найти врага. На самом деле враг не русский или кто-то ещё, а тот, кто хочет это всё возглавить.

Тема межнациональных отношений людей мало волнует, она находится на 17-18 месте в списке проблем, где на первых позициях – ЖКХ, ещё что-то. Но этот этнический маркер имеет нехорошую особенность: в отличие от маркера недовольства ЖКХ и остальных он растёт не плавно, а скачкообразно. Достаточно скрытого напряжения и какой-то ситуации, и тема с 17-го взлетает на второе, первое место. Так что не надо расслабляться.