– В июне исполняется ровно год, как вы возглавили компанию. Каким этот год был для «ЕвроСибЭнерго»? 

– В целом очень даже не плохим, хотя во втором полугодии начались проблемы с водностью, но в итоге группа продемонстрировала позитивную динамику. Самой успешной стала Красноярская ГЭС, в два раза превысившая финансовые показатели. «Иркутскэнерго» – ровно. Система большая, более инертная, поэтому сама себя выравнивает: не было каких-то особенных пиков или провалов. «Волгаэнерго» – очень хорошо: заработала более миллиарда рублей, для своего масштаба – впечатляющий результат. Вообще нижегородцы в последнее время радуют, очень инициативная команда. Чуть более сложным период оказался для ИЭСК и Иркутской энергосбытовой компании. 

– Положительный опыт предприятий и филиалов может быть полезен и тиражироваться на какие-то другие компании группы? Существует такой обмен? 

– Разумеется. Например, опыт «Иркутскэнерго» в построении системы контроля состояния оборудования, методологии ремонтов и так далее. На их основе стараемся сделать единую техническую политику. На базе ИЭСК реализуется пилотный проект в сфере управления персоналом, который также распространится на другие ДЗО. Всё это способствуют налаживанию единого поля общения и обмена опытом, выстраиванию горизонтальных связей между компаниями. 

– В группе существует антикризисная программа? С чем она связана?

– Я бы не говорил «антикризисная программа», скорее – дополнительные временные оптимизационные меры по расходам, проектам, которые были заложены в инвестиции, но при текущих ценах на оборудование и материалы и ставках по кредитам стали не окупаемыми. Но что касается надёжности работы предприятий – это никуда не делось. Мы смотрим, где можно ужаться без каких-то последствий для потребителя.

– В этом году «Иркутскэнерго» столкнулось с проблемой экстремального маловодья. В феврале было принято решение о допустимости в осенне-зимний период 2014-2015 годов использования водных ресурсов озера Байкал ниже установленной ранее отметки. На ваш взгляд, насколько постановление решает проблему в целом?

– Локально решает проблему, но системно не задаёт алгоритма действий для всех участников процесса что с малой, что с большой водой: когда есть время подумать, а когда нужно реагировать немедленно. Как это было на Дальнем Востоке? В условиях отсутствия алгоритма малейший неточный шаг может вызвать катастрофические последствия. Нет правил, и ни у кого нет понимания – правильно действуют или нет. Ответственные лица стараются никаких решений не принимать вовсе. Поэтому в данном конкретно случае нужно решение, которое будет учитывать колебания озера в более широких диапазонах. Игнорировать это просто нельзя. Байкал ведь не знает, что у него «заданные» границы. 

– Расскажите о наиболее значимых проектах, которые реализуются сейчас.

– На Красноярской ГЭС завершили реконструкцию последнего гидроагрегата, готовимся к продолжению программы. На реализацию проекта потребовалось 15 лет. На Усть-Илимской ГЭС запустили проект по замене рабочих колёс, продолжается он и на Братской ГЭС, рассматривается возможность модернизации на Иркутской ГЭС. Каких-то целевых источников финансирования нет, тем не менее мы эти важные программы продолжаем. Из того, что пришлось перенести: Автозаводская ТЭЦ, строительство блока на 400 МВт – сдвинули до 2020 года. Здесь несколько причин – девальвация, удорожание кредитных ресурсов. К проекту вернёмся чуть попозже. В ближайшей перспективе – ввод в строй Абаканской солнечной электростанции. Пилотный проект, немного с задержкой. Но эта стройка идёт не в потоке, вообще в России таким опытом почти никто не обладает. 

– А насколько компании интерес­ны подобные проекты, актуальны ли ВИЭ сейчас? 

– Механизмы окупаемости у них, конечно, есть. Но если судить в целом, при наличии избытков мощности, которые существуют в России, строить объекты ВИЭ, скорее, не экономическое решение, а дань моде. Можно этим заниматься, но не факт, что в средне­срочной перспективе это будет востребовано. Генерации в стране очень много. 

– А для «ЕвроСибЭнерго» проект СЭС – приобретение нового опыта?

– Да, скорее новый опыт. Не самый простой. Были организованы с нуля  и запущены две производственные площадки для обеспечения условий локализации. Как по собственному проекту, так и для потребностей сторонних заказчиков по другим проектам, реализуемым по итогам конкурса АТС. На обе площадки была получена необходимая аттестационная и разрешительная документация. Закуплено соответствующее оборудование и организовано производство по росту кристаллов мультикремния, необходимых для изготовления фотоэлектрических пре­образователей, с доводкой технологии под поликремний российского производства. Также создано производство по сборке и тестированию инверторного оборудования… То есть работа в новой сфере проделана колоссальная. 

– В связи с избытком генерирующих мощностей и снижением спроса сейчас активно обсуждается вопрос о выводе из эксплуатации невостребованной генерации. Применительно к ЕСЭ о каких объёмах может идти речь и какова цена вопроса? На ваш взгляд, какой механизм более приемлем – демонтаж или консервация с поддержанием в работоспособном состоянии? Есть ли перспективы, что эти мощности будут востребованы в будущем, и удастся ли сохранить инфраструктуру?

– Единого подхода здесь быть не может. Всё зависит от конкретной станции и места её расположения. Есть возвратный потенциал спроса – нужна консервация, нет – нужно закрывать и выводить из эксплуатации. И в Минэнерго об этом говорят. Но дальше всё осложняется. Если речь только об электрической мощности – её можно законсервировать. Но если это ТЭЦ, то не понятно, что делать с тепловыми сетями, как обеспечивать потребителей тепловой энергии и так далее. Нужны замещающие мероприятия. Поэтому теоретически всё правильно, но на практике никто не посчитал, сколько это будет стоить. Это первый вопрос. Второй – что имеется ввиду под консервацией? Есть техническое определение, а вот то, что на самом деле предполагается – пока никто не знает. А от этого зависят затраты, которые мы понесём на законсервированном оборудовании. Допустим, есть тепловая станция, на ней шесть агрегатов. Если вы выведете из эксплуатации два, то это не приведёт к существенному падению затрат. При этом ­ограничится участие станции в рынке мощности… Поэтому сейчас генераторы пытаются сформулировать свою позицию: какие экономические стимулы должны появиться, чтобы выводить оборудование из эксплуатации или консервировать его. Это ещё и от системного оператора зависит: как быстро он захочет законсервированную мощность вернуть; это тоже затраты. 

– Вообще есть такая необходимость?

– Избыток есть. В европейской части страны он очевиден. Для «Иркутскэнерго» более актуальна проблематика избытка тепловой мощностей и оптимизация загрузки. Существует проект в Ангарске по переброске тепловой нагрузки с ТЭЦ-1 на ТЭЦ-9. Есть проблемная ТЭЦ-11 в Усолье-Сибирском, где после закрытия Химпрома значительная часть тепловой мощности оказалась невостребованной. В противовес этому мы разработали программу по определению точек, где есть избыточные мощности, прежде всего тепловые, и привлечению потребителей.

– То есть к проблеме ищете другие подходы…

– Да, пробуем зайти с другой стороны. Универсального решения нет. Поэтому пытаемся наладить диалог с региональными властями, подписали соглашение. Перед «ЕвроСибЭнерго» акционеры ставят задачу всячески способствовать повышению инвестиционной привлекательности Иркутской области. 

– Всё же «ЕвроСибЭнерго» не отказывается от планов по строительству новой генерации?

– Есть избыток вообще, но в каких-то точках может быть и новый спрос. Например, проект Нижнеангарской ГЭС рассчитан на перспективный спрос. Мы будем основывать решение об инвестициях на базе индустриального кластера в целом, в составе которого пре­дусматривается генерация. 

– Сегодня всё большую актуальность приобретает ориентированность на восточный рынок. Вы не раз говорили, что ведёте переговоры с рядом китайских компаний. На каком этапе сегодня находятся совместные проекты? И насколько актуален для группы восточный вектор развития? 

– В первую очередь это касается проекта Нижнеангарской ГЭС. Если найдём механизмы окупаемости по Ленской ТЭС, то и здесь возможно участие китайских партнёров. Ищем взаимодействие по сетевому строительству. Если раньше мы говорили только о развитии экспорта (в принципе, это и сейчас возможно), то сегодня ищем и другие пути сотрудничества. Компаниям из КНР интересно не только импортировать энергию, но и продавать её внутри России, заниматься инфраструктурными проектами. Мы же хотим, чтобы и у нас инфраструктура обновлялась. 

– Ещё одно ключевое решение прошлого года – частичная либерализация рынка ГЭС. Как это решение правительства повлияло на итоги работы компании?

– Положительный эффект получен. Сейчас либерализация – 65 процентов, в скором времени достигнет ста. До приятия данного решения существовала дискриминация ГЭС. По сути, решение по либерализации это не что-то новое, всего лишь вернули то, что уже было. Данным решением правительство дало возможность запустить инвестиции по Усть-Илимской ГЭС, продолжить замену рабочих колёс на Братской ГЭС, завершить реконструкцию Красноярской ГЭС. Это те экономические стимулы, которые дают нам возможность заниматься модернизацией. 

– То есть без такого решения компании пришлось бы отказаться от этих проектов?

– Скажем так, пришлось бы это делать в более далёкой перспективе. А так у нас появились источники для финансирования проектов.

– В одном из первых интервью в должности гендиректора «ЕвроСиб­Энерго» вы называли в числе при­оритетных направлений работы коммунальную сферу. Что удалось сделать за этот год?

– В целом как сегмент обслуживание многоквартирных домов я не вижу. Это не то направление, которое нужно развивать большой энергетике. Здесь другой эффект – так мы доходим до конечного потребителя, взаимодействуем с управляющими компаниями, поскольку на них формируется колоссальная дебиторская задолженность. Это – классическое ЖКХ. Но мы ищем и новые привлекательные сегменты. В Нижегородской области взяли в управление муниципальные предприятия с тепловыми сетями, присматриваемся к Московской области, в Миассе у нас в аренде тепловые сети во всём городе. Во многих регионах тарифы достаточные, чтобы окупить оптимизационные мероприятия при заходе на территорию. Проблема в другом – в фактическом отсутствии долгосрочных тарифов, что не позволяет привлекать инвесторов в данный сектор экономики. 

– В прошлом году компания уделяла большое внимание и социальным проектам, наиболее значимыми из которых можно назвать библиотеку «Добрый свет» и фестиваль «Культурная столица». Оба проекта так или иначе привязаны к Году литературы и Году культуры, которыми были объявлены 2014 и 2015. Значит ли это, что проекты носят разовый характер, или они получат развитие в будущем? На ваш взгляд, каково значение и актуальность таких просветительских проектов в сегодняшней ситуации?     

– Мы будем развивать и поддерживать эти направления. Мы не должны абстрагироваться от регионов, в которых осуществляем свою деятельность. Здесь живут наши потребители, сотрудники и, в общем-то, интереснее работать там, где люди чувствуют себя комфортно. Соответственно, есть различные способы повышения комфортности. На мой взгляд, такие проекты, как «Культурная столица», оживляют, дают возможность каждому жителю стать участником большой культурной традиции страны. Это наше виденье, как и большая и ответственная задача власти. Мы же хотим, чтобы люди видели нас, знали, что компания существует не только для получения прибыли, но и заботится о развитии регионов присутствия. Это – создание другой качественной среды, достойной и небезразличной.