«Слушай лучше Хендрикса!»

Помню переписку на парте в студенческой аудитории. Это был такой «деревянный чат», доинтернетный способ нести всякую чушь в надежде на ответную чушь. Ты писал что-то, приходил через неделю в ту же аудиторию на лекцию, а там уже был ответ. Иногда на матах, а иногда – поэтический. Однажды, во время убойной старославянской грамматики, я нацарапала на парте что-то «про Башлачёва», в ответ получила: «Слушай лучше Хендрикса!». А ещё – время и место для встречи. На встречу пришёл какой-то парень, он совершенно безо всяких «отдач» и «даю на время» сунул мне в руки десятый номер «Ура-бум-бума!» за 1993 год и кассету, на одной стороне которой была запись БГ, на другой – кажется, «Кочегарки». Парень, сказав: «Журнал про Сашу», исчез из моей жизни так же, как и появился (журнал мне достался потому, что в этом номере была статья Галины Пилипенко «Башлачёв и Алиса: под развесистым кустом конопли» про поездку СашБаша и Задерия в Алма-Ату). А журнал и кассета остались. Кассету я заслушала. Слушала на всех каникулах вместо расшифровки песен Приангарья, привезённых из сёл Иркутской области (была такая пытка для студентов-филологов – дешифровывать кассеты, собранные в сёлах Иркутской области, бесконечные бабушкины напевы). Вместо этого я «дешифровывала» песни Башлачёва, аккуратно записывая в тетрадку. Тетрадка сохранилась до сих пор; конечно, все эти стихи частями были уже напечатаны и тогда, а сейчас есть более чем полные собрания его сочинений. Не найден только тот самый «Архипелаг гуляк» (и был ли он?). И смысла в этой тетрадке сейчас нет никакого, но рука не поднимается выкинуть. 

Конечно, и эта тетрадка, и куча газетных заметок, и моя очень-очень умная собственная статья о Башлачёве в студенческом журнале – всё это от меня 22-летней. Сейчас я смотрю на всё это, и ужасно хочется посмеяться над той девушкой. Но я боюсь, что та девушка посмеялась бы с большим удовольствием надо мной. И, надо признать, у неё, в отличие от меня, есть основания глядеть с ухмылкой. Всё это лежит у меня – газеты, портрет, журнал, и не могу я выбросить кусок себя. На полке стоит одна из первых книг о Башлачёве, которая, кажется, так и не увидела свет. Досталась она мне в самом начале двухтысячных по электронной почте от человека по фамилии Аверин. Мы просто пересеклись на каком-то из интернет-форумов, посвящённых Башлачёву, он сказал, что у него есть свёрстанная в электронном виде книга о СашБаше. И прислал мне её на почту. Это был сборник стихов и подборка статей из журналов. Но сегодня в составленных библиографиях Башлачёва я эту книжку не вижу. Электронная копия пропала при сглючившей почте, как и адрес отправителя. Но перед этим я по какому-то наитию распечатала книгу. И получается, сейчас у меня на руках вариант какой-то книжки о Башлачёве (без обложки, а потому я даже не знаю её названия), которая могла и вовсе не выйти в свет или выйти уже переработанной, и потому мною в разных библиографиях СашБаша оставшейся неузнанной. Вообще, вокруг Башлачёва много таких странных событий. Люди сходятся, передают другу что-то и исчезают. Видимо, так надо. 

«Замечательному Саше»

Святослав Задерий описал, как вместе с Башлачёвым ездил
в Алма-Ату

Галина Пилипенко, делавшая с друзьями журнал «Ура бум-бум!» в Ростове-на-Дону, сегодня – тележурналист, ЖЖ-блогер, ведущий новостной блог Ростова-на-Дону. Авторы книги «Золотое подполье», попытавшиеся собрать в 1994 году антологию советского рок-самиздата, так характеризовали «Ура бум-бум!»: «Первоначально данный проект являлся бессистемной компиляцией статей из «Приложения неизвестно к чему», осуществляемой художником Фимой Мусаиловым на РЭМе образца 1943 года…». Сама Галина Пилипенко в интервью «Радио Ростова» вспоминала, что у более поздних журнальных проектов был предшественник 1983 года – журнал «Лицо», печатавшийся на альбомных листах на машинке, потом появилось то самое «Приложение неизвестно к чему», которое создавали сама Галина Пилипенко, Валерий Посиделов и художник Андрей Кравченко. А потом, в 1988 году, появился «Ура бум-бум!». Что касается печати, то, по словам Галины Пилипенко, Фима Мусаилов (грек Ефимиус Мусаймелиди) работал в закрытом учреждении и выносил журналы, печатались они на старом печатнике «Рамайор». «Есть телега, а есть косми­ческий корабль. «Рамайор» – это телега, а космический корабль – ксерокс», – говорила Галина Пилипенко. – Он выносил это в сумках, заваленных пустыми бутылками, потому что все охранники очень завидуют пьющим русским людям». Как говорили авторы «Золотого подполья», в «Ура бум-буме!» был сделан акцент «на безаналоговые по своим параметрам многочисленные интервью». Тогда появилось «Кино», «Алиса», в журналах были интервью Юрия Наумова, Майка, материалы о Егоре Летове, Янке, огромное количество интересных фигур советской рок-культуры. «Это была эпоха вхождения компьютера в нашу жизнь. Мы набирали на компьютере, вырезали, выкладывали вручную шрифты, это был хенд-мейд, линеечки-оббивочки, колонтитулы… Всё это клеилось», – вспоминала Галина Пилипенко. Когда журнал получил достаточную известность, он стал широко рассылаться по СССР. «Я узнала географию всей страны, мы стали делать большие тиражи, мы находили тайные типографии, всё это издавалось, в итоге тираж достиг пяти тысяч, – говорит Галина Пилипенко. – Это очень большой тираж по тем временам. Мы исходили из того, что нам люди присылали деньги заранее… Потом мы складывали всё это в конверты и отправляли людям». Один из таких журналов оказался в Иркутске с дарственной надписью на титуле: «Замечательному Саше». Кто этот Саша, к сожалению, неизвестно. 

Авторы «Золотого подполья» особо отметили одну особенность журнала: «планомерные архивные по­иски и профессиональные исследования всевозможных «загадок Александра Башлачёва». «По существу, «Ура бум-бум!» оказался чуть ли не единственным журналом в стране, стабильно публикующим оригинальные воспоминания друзей и современников поэта, освещающих его личность и особенности творчества в новом, необычном ракурсе», – значится в статье об «Ура бум-буме!» в антологии «Золотого подполья». Интервью Галины Пилипенко со Станиславом Задерием «Башлачёв и Алиса: под развесистым кустом конопли» – это очень простое и правдивое повествование о поездке Башлачёва и Задерия в Алма-Ату. Вот кусочек из него, чтобы почувствовать, как это было: «Всё пространство другого снимка занимают резные листья конопли. Под её развесистым кустом – СашБаш и Слава… воздух такой горячий, густой, настоянный на запахе – не хочешь, не кури – все равно улетишь от одного только вдыхания». 

«У меня осталось в памяти ощущение красоты…»

Зимой этого года в Иркутске был известный музыкант Сергей Летов, работающий в массе андеграундных проектов. Наиболее известно его участие в проекте «Поп-Механика» Сергея Курёхина. «Я Башлачёва знал лично, устраивал ему квартирник в Москве, – рассказал тогда Летов, этот кусок не вошёл в февральское интервью. – Саша был очень маленького роста, с железными зубами, зуб железный у него светил прямо… И был он довольно-таки красивый. Я не женщина… но у меня осталось в памяти ощущение красоты, от его лица, ещё чего-то… Красивый человек, но маленький такой. И с гитарой. Он приехал из своего Череповца в Москву и как-то произвёл на всех потрясающее впечатление. Но его стали уговаривать ехать в Питер, а там, чтобы что-то состоялось, надо иметь огромную пробивную силу. И там надо родиться. Характеристика музыканта начинается с того, в каком роддоме Ленинграда он родился. Меня приняли, потому что я с Курёхиным много времени играл… Мне один из музыкантов «Кино» где-то в году 1987 хвастался, что пьяному Юре Шевчуку разбил очки. Все громко хохотали: «Во мы ему дали, мы ему показали!». Он тогда распустил всех и набрал весь питерский состав. И вот постепенно «ДДТ» стало образом Питера. Знаете, с кем Башлачёв тусовался в Питере? Это инструментальная часть, вся группа «Алиса» без Кинчева, деятель рок-журналистики Илья Смирнов и я – мы носили чёрные куртки из кожзаменителя, а за отворотом лацкана была радиодеталь – резистор, сопротивление. Мы показывали его, такой типа пароль, очень гордились. Вот так мы дружили, но как-то в итоге не сложилось у Башлачёва с ними. Сергей Жариков (группа «ДК») советовал собрать Башлачёву группу в Москве, нетрадиционную, с балалайкой, бас-кларнетом. Башлачёв больше внял Артёму Троицкому и поехал в Питер. А когда переехал в Питер, не написал ни одной песни в этом городе, и покончил с собой через пять лет. Город не для чужих». 

Статьи-воспоминания
о Башлачёве
в «Ура бум-буме!» печатались довольно часто

Почему не удалось, можно размышлять долго. Но, кажется, свою кривую или прямую линию Башлачёв ощущал довольно остро. И знал, чем все кончится. Что такое СашБаш? Это стихи, которые ни на каплю не «рисованные», это обычная исповедь. Только на лобном месте. Есть писатели, которых можно прочесть и лёгкой походкой пройти мимо, а есть – которые меняют тебя самого. Включаются какие-то механизмы внутри тебя, и далее – уже не можешь не думать. Гроссман, к примеру, был таким. Башлачёв – тоже. Мы все вырастаем и теряем одно детское свойство – творение слов. Когда голубь – это «клювень», а «горячо» и «кипяток» превращаются в чудесное «кипячо». Дети это могут, мог и Башлачёв. Можно бесконечно читать и слушать его стихи, они как живая масса – столько странных сочетаний однокоренных слов, а иногда – не близких корнями, но именно тут, вот в этом стихе – однокоренных. Он как будто брал весь наш язык, слова и смешивал – корень отсюда, корень оттуда, сюда приставка… Ломал фразеологизмы, создавая новые миры. «Я узрел не зря, я – боль яблока». Тот же язык, но сказочно другой. 

Иногда его стихи – это картины, например, «Зимняя сказка», где просто просится мультфильм – корабли деревень со столбовыми мачтами дымов, «не церквушка, не клуб» – прямо визуально видно, как она призрачно меняется, то с куполами, то с лозунгами… А далее – вся деревня как огромный самогонный аппарат: «А тропа в крайний дом по обрыву вьётся, как змеевик». И часто ты понимаешь, что одно стихотворение Башлачёва открывается то­гда, когда читаешь другие. Как будто у Башлачёва внутри был целый большой мир, который прорывался сюда кусками, в каждом стихотворении. А ты, как ребёнок, подбираешь кусочки пазлов – какой куда подойдёт. 

Иногда образы явно не человеческие, вернее, не человеческим взглядом охваченное огромное пространство России. Откуда такой взгляд? Как будто ангел его на крыльях пронёс. «Всё как есть, на ней гладко вышито, гладко вышито мелким крестиком» – это, как кажется, – о могильных крестах на просторах страны. И эта шаль-Россия предстаёт перед Егором Ермолаевичем в «Егоркиной былине» сначала как подарок цыганки, а потом – на ней же крестиком вышит весь его мир и сам Егор, она же идёт ему на портяночки… Мир выворачивается наизнанку, он изнутри, он и заперт и нараспашку. Для Башлачёва это основной образ – «нараспашку вся заключённая» душа. Неизвестно, как сам бы он объяснил это, но слово «нараспашку» этимологически близко слову «пахать», то есть разрывать. «А ты меня не щади – срежь ударом копья. Но гляди – на груди повело полынью…» – это уже в «Посошке». «Распахали» грудь копьём, и вот она – душа, поплыла ладьёй. И «Тесто», где снова «сны наизнанку, и пах нараспашку». «Мети во весь дух и тяни там, где тяжко, порвётся взатяжку весна…». «Тяжко», «тянуть» сближаются с «тесным» и «тестом». «Тесный», «тесто», «тискать» этимологи иногда относят к одному этимологическому гнезду, возводя это слово к индоевропейскому корню, означающему «плавить, топить в огне». А Башлачёв чувствует эту связь другими органами, которые есть только у поэтов. «Так, значит, жить и ловить это Слово упрямо, душой не кривить перед каждою ямой, и гнать себя дальше – всё прямо да прямо да прямо – в великую печь!». По сути, это библейская история про «пусть минет меня чаша сия», но рассказанная парнем из Череповца. Человеком, который, похоже, сам переживал эту ночь в Гефсиманском саду. И сомнения, и страх перед «срежь ударом копья» (а в «Вечном посту» – серпы в ребре). И смирение – так надо, по-другому не бывает. Башлачёв, осознанно или нет, использует в стихах элементы заговорных текстов (хлеб, вода, солнце, дорога, стол в «Егоркиной былине», превращающийся в гроб – это типичные элементы времени и пространства заговорного текста), и сама манера исполнения была близка к шаманским практикам. «Душа гуляет, и носит тело…» – слово «гулять» восходит к индоевропейскому корню «шутить», по-русски – ещё и юродствовать. Откуда у Башлачёва взялись «Похороны шута»? Оттуда. Странно его связывают именно слова и с Джимом Моррисоном. «Дверей», которые пытался открыть Моррисон, практически нет в стихах Башлачёва. Но это индоевропейское слово, возможно, когда-то давно было родственно словам «дышло», «запрягать». Английское doors – это и путь, стезя. «Выводи коренных с пристяжкою, и рванём на четыре стороны», – это уже от Башлачёва. 

Самиздатовский журнал
«Ура бум-бум!» распространялся по всей стране по подписке

Но главный его феномен – даже не в стихах. А в том, что после него создалась целая субкультура. Он двигает других. Есть «мифология», сотканная из воспоминаний о Саше, есть загадка «Архипелага гуляк» (есть даже стихи, выдаваемые за «Архипелаг…») Есть смешная тема: «А был ли Баш наркоманом?», как будто это самое главное, что надо подтвердить или опровергнуть. Мир филологов ответил на его стихи сотнями работ. Согласитесь, ни один рок-музыкант таким вниманием филологической братии не может похвастать. Потому что его стихи – интересны, они говорят с тобой, ковыряют тебя: «Да что там у тебя звенит, какая мелочишка?». В Екатеринбурге московский режиссёр Семён Серзин поставил спектакль «Саш­Баш. Свердловск – Ленинград и назад» с группой «Курара», роль не-Башлачёва (сыграть СашБаша было бы самой идиотской идеей на свете) исполняет лидер группы Олег Ягодин. Спектакль идёт в центре со­временной драматургии «Коляда-театра». Наверное, единственный честный ответ СашБашу, заварившему всю эту движуху тогда, отсюда, из другого века – это новые песни и новый театр. От тех, кому не стопитцот лет, а кому 27. А иначе зачем он разрывался?