Лето «прошло в сплошном ремонте. На главной улице заново побелились здания. Подремонтировались школы. Университетский «белый дом» залечил свои раны гражданской войны… На всём протяжении ул. Карла Маркса, по левой ее стороне, стрелой вытянулись совершенно новенькие асфальтовые тротуары. Весело выглядят и кинотеатры губОНО – «Гигант» и «Художественный». Они тоже принарядились и окрасились. Кинотеатр губпрофсовета «Новый» не узнать: за летний перерыв его длинный, неуютный зал разукрасился рисунками в древне­египетском стиле» («Советская Сибирь», 16 сентября 1926 г.).

Повседневный фон также составляли постоянные производственные, профсоюзные и партийные собрания, совещания и съезды, на которых разъяснялись решения XIV съезда ВКП(б) («Съезда индустриализации»), осуждались происки троцкистско-зиновьевского блока, выражалась безоговорочная поддержка борьбе с хулиганством, бюрократизмом и нарушениями бюджетной дисциплины. А ещё в 1926 году Иркутске прошёл громкий, как сейчас бы сказали, «коррупционный», судебный процесс, завершивший расстрелом – «Дело иркутского ОМХа», или «Дело Лосевича».

При чтении газетных материалов о процессе в памяти невольно оживают персонажи и сцены, описанные Ильфом, Петровым и Булгаковым, иногда вплоть до прямых сюжетных совпадений. В их сатире на «совслужей» и нэпманов 1920-х можно найти практически всё то, что писалось в тогдашней прессе – в виде рабкоровских заметок, редакционных фельетонов, официальных сообщений. Нет в ней только того заурядного фона, который присутствовал едва ли не в каждом номере советской газеты: сообщений из-за рубежа о казнях рабочих и коммунистов и дополнявшей их отечественной хроники о расстрелах растратчиков, хулиганов (читай бандитов) или пойманных палачей и провокаторов времён Гражданской войны. Дело это было обычное, в том числе и для Иркутска. В 1926 году здесь прошли расстрельные процессы провокатора Синявского (Морица), бывшего колчаковского контрразведчика Степаненко-Лагутенкова, управляющего иркутской таможней растратчика Чаадаева, заведующего магазином в Бодайбо Серкина, бывшего агента жандармского управления Бей-Муратова, дело Иркутской золотосплавочной лаборатории (главному обвиняемому Логинову Верховный суд заменил расстрел десятью годами), не считая приговоров к высшей мере наказания в отношении откровенных бандитов.

«По ночам он носился с зажжёнными фарами мимо окрестных рощ, слыша позади себя пьяную возню и вопли пассажиров, а днём, одурев от бессонницы, сидел у следователей и давал свидетельские показания. Арбатовцы прожигали свои жизни почему-то на деньги, принадлежавшие государству, обществу и кооперации».

И. Ильф, Е. Петров, «Золотой теленок»

Для Иркутска 1926 год ознаменовался окончательной потерей его особого «столичного» статуса. Иркутская губерния, вошедшая в состав образованного 25 мая 1925 года Сибирского края, в отличие от других территорий «с сохранением существующего ныне административного деления», наконец-то должна была прекратить своё существование. В этой связи в город зачастили разного ранга представители Сибирского краевого комитета ВКП(б) – Сибкрайкома, включая председателя Р.И. Эйхе. Процесс перекройки, конечно, вызывал массу вопросов и проблем и занял почти полгода – с момента принятия ВЦИКом решения о районировании в апреле до проведения окружных съездов советов и выборов их органов управления в конце сентября.  Видимо, именно в целях эффективного проведения административной реформы и были произведены кадровые перестановки в руководстве губернии.

Ещё 28 февраля председатель Иркутского губисполкома П.И. Шиханов был отозван в Новосибирск на должность заместителя председателя Сибкрайкома. Временно исполняющим обязанности предгика, как тогда сокращали название должности, был назначен Евгений Влади­славович Лосевич – партиец с достаточно большим (с 1904) дореволюционным стажем, участник декабрьских боёв 1917-го, комиссар по польским делам ЦИК Советов Сибири в 1918-м. Постоянно находясь с 1922 года в Иркутске, он фактически был вторым лицом советской власти в губернии и городе. Заведующий (до 1925) губернским отделом коммунального (местного) хозяйства, в тот период бывшим и городским; исполняющий обязанности председателя губисполкома на время его отсутствия; председатель иркутского горсовета V созыва в 1925 году – все эти должности рисуют нам образ хозяйственника.

Задачей, стоявшей перед руководством губернии весной-летом 1926 года, была административная реформа, и, возможно, что визит председателя Сибкрайкома Р.И. Эйхе в Иркутск в конце мая дал ему основания усомниться в пригодности или готовности руководства губернии к её выполнению. Вскоре в городе появился новосибирский «десант».

25 июня 1926 года ВЦИК РСФСР издаёт декрет «О разделении Иркутской губернии на округа и районы», а уже на следующий день, 26 июня, на пленуме губкома ВКП(б) было сообщено об отзыве Лосевича на должность зам. управляющего Сибирской конторы Госбанка и об утверждении в должности председателя губисполкома Александра Георгиевича Ремейко, бывшего председателем Новосибирского окружкома. Чуть позже был заменён и ответственный секретарь Иркутского губкома ВКП(б) А.В. Гриневич. Его место занял Николай Николаевич Зимин, также присланный из Новосибирска.

Процесс административной реформы включал в себя и раздел губернского имущества. Были сформированы краевая, губернская и окружные комиссии по районированию, которые должны были «разработать планы ликвидации существующих и сформирования новых учреждений». А ликвидация учреждений, естественно, подразумевала ревизии.

29 июля на «Острове любви» (сейчас Комсомольский), после запроса о подаче отчётности, застрелился заведующий подотделом бездействующих предприятий Отдела местного хозяйства губисполкома Г.С. Креминский. В течение августа дело с проверками двигалось вяло, но ко­гда в начале сентября ревизия телефонного треста выявила в нём крупную растрату и 16 сентября был арестован отозванный из командировки в Даурию его заведующий – Н.А. Кузиков, сразу начавший давать показания, процесс пошёл быстро.

24 сентября были арестованы заведующий ОМХ Киселёв, председатель Лестреста Фельдгун и бухгалтер ОМХ Богданов, а к 28 сентября доставлен под усиленным конвоем из Новосибирска Лосевич. 27 сентября для наблюдения за ведением дела прибыл заместитель краевого прокурора А.М. Пачколин, а чуть позже два следователя по особо важным делам. «Дело Лосевича и др.» явственно приобрело краевой масштаб. К 6 октября были арестованы практически все участники будущего процесса (причём некоторых фигурантов этапировали из Москвы и Самары), и уже к 11 ноября было готово обвинительное заключение. С 22 по 30 октября в работе следствия даже принимал участие специально приехавший краевой прокурор Алимов. Резонанс дела в городе был оглушительный, хотя во многом он, конечно же, был создан самими властями и прессой.

Параллельно следствию на совещаниях городского партактива, заседаниях окружной контрольной комиссии и кустовых собраниях производственных партячеек с участием беспартийного актива с подачи руководства округа обсуждается «дело Лосевича» как пример честности и открытости партии, готовой «вскрыть гнойник на теле рабоче-крестьянской страны» и не боящейся идти в этой операции до конца.

Евгений Владиславович Лосевич

Разъяснительная работа, направленная на искоренение «бюрократических навыков, которые заедают наш аппарат», проводилась так массированно, что 6 октября на совещании городского партактива секретарь окружкома ВКП(б) Зимин, выступая с докладом, констатировал, что на протяжении двух недель парторганизация находится в параличе и обсуждает только эту тему. Дальнейшее развитие событий вовсе не способствовало успокоению: 7 октября в краевом органе печати – газете «Советская Сибирь» – и «Власти Труда» публикуется постановление бюро Сибирского крайкома ВКП(б) от 3 октября 1926 г. «О работе иркутской организации в связи с делом Лосевича и других», в котором «Сибкрайком предлагает не ограничиться достигнутым раскрытием преступников, которых ждёт жесточайшая кара, но и добиться выявления характера и обстановки буржуазно-нэмпановского окружения, разлагавшего хозяйственный аппарат и принять необходимые меры к решительному оздоровлению загнивших частей советского аппарата». Уже 7 октября становится известно о создании комиссии по чистке ОМХа и подведомственных ему учреждений. Начинается сбор автобиографий, публикуется обращение к населению города предоставлять в комиссию по чистке заявления о нарушениях в работе советских учреждений.

Прямым следствием всей этой шумихи было выступление председателя горсовета А.И. Бесеневича на расширенном пленуме горсовета 12 (или 13) октября с просьбой освободить его от должности по причине того, что «преступления Лосевича, Киселёва и других были совершены в учреждениях, находящихся под непосредственным контролем горсовета». Председателем горсовета избирают Ремейко, который теперь совмещает эту должность с должностью председателя окружного исполкома. Для Бесеневича, правда, это было только началом – заседание партколлегии Иркутской Окружной Контрольной Комиссии ВКП(б) от 9 ноября исключило его из партии вместе с ещё пятью ответственными работниками (в их числе были зав. подотделом управления недвижимым имуществом ОМХа и председатель профсоюза связистов). Правда, большую роль тут, наверное, сыграло то, что Бесеневич был заместителем Лосевича на посту председателя горсовета в 1925 году. 

Примерно в это же время, и, возможно по тем же соображениям, был освобождён от должности начальник губернского административного отдела и губернской милиции М.П. Мельников – также весьма заметный член команды иркутских управленцев в 1923–1926 гг. (в 1924-1925 гг. он был секретарём президиума губисполкома, с октября 1925 – начальник губАО и губмилиции. Также был председателем Губавиахима и губернского совета физкультуры).

Сама чистка началась 18 октября и в течение двух недель «проверила состав сотрудников горкомхоза, ОМХ’а, Стройтреста, телеф. станции и конторы Сиблестреста (с конторами Ангарского и Иркутского заводов и иркутский лесозаготовительный участок). В общей сложности через комиссию прошло 292 сотрудника. Из них постановлено уволить 76 человек, что составляет 26 проц. Если же к ним прибавить арестованных, которых комиссия постановила считать также уволенными, то процент уволенных по постановлению комиссии выразится в 30,8 проц.» Основную массу уволенных составляли так называемые «бывшие» люди. Подводя итог кампании, председатель комиссии Ремейко, перечислив наиболее одиозные фигуры (управделами – царский генерал, служивший у Колчака; завхоз – полковник; консультант – помощник прокурора при царе и Колчаке; зав. подотделом – чиновник особых поручений при губернаторе, редактор «Губернских Ведомостей»; инженер – прапорщик, служил при Колчаке; секретарь подотдела – генеральская дочка), подвёл черту: «Спрашивается, может ли быть названо действительно советским, действительно рабоче-крестьянским учреждение с подобным вонючим букетом на ответственных должностях? Ведь тут прямо просится, вместо советской, другая вывеска: ну, скажем, колчаковская… классовая пролетарская власть не может терпеть во главе своих учреждений подобный царско-колчаковский сброд, притом в такой лошадиной дозе!»

Губком ВКП(б) (из коллекции С.А. и А.С. Снарских)

Немалую лепту в «разогрев» общественной атмосферы внесла пресса. Начиная с конца сентября во «Власти Труда» едва ли не ежедневно публиковались материалы о ходе следствия, о чистке учреждений, интервью с руководством округа, даже фельетоны. Многие из этих материалов на следующий день (а во время суда иногда в тот же день) перепечатываются в «Советской Сибири». С началом процесса материалы занимают всё больше места, иногда им отводятся целые полосы. Появляются портреты обвиняемых, обвинителей и защитников, приводятся их речи. Можно смело сказать, что освещение «горкомхозовской панамы» было беспрецедентным по масштабам.

Конечно, всё это формировало резко негативное отношение к обвиняемым и членам их семей. Было бы удивительно, если бы оно было другим. При обычных зарплатах от 25 до 150 руб. в месяц десятитысячные траты на «вино и женщин», конечно, выглядели запредельными. 

И, тем не менее, на порайонных отчётных собраниях горсовета перед избирателями вопрос о «деле Лосевича» обычно даже не поднимался, а иногда его обсуждение возбуждалось просто искусственно. Население, естественно, больше интересовали проблемы благоустройства и квартирный кризис. Более того, на совещании городского парт­актива 6 октября сообщалось, например, что «рабочие Ленино-Свердловского района трезво смотрят на дело Лосевича и др., что многих рабочих нервирует то, что мы много уделяем внимания этому делу». Показателен также вопрос, заданный беспартийными крестьянами – активистами, приглашёнными на общее собрание большеразводнинской ячейки ВКП(б): «Не падёт ли растраченная сумма на плечи крестьян?»

Продолжение в следующем номере «ВСП»