Актриса-режиссёр – как играющий тренер

– Ирина, вот уже несколько лет вы сочетаете профессии актрисы и режиссёра, как это возможно?

– Я считаю, что это хорошее сочетание, прежде всего, для актёров. Я бы сравнила такого режиссёра с играющим тренером: я артистов чувствую, могу выйти что-то показать, понимаю, где актёрам удобно или неудобно. Ну а с физической и эмоциональной точки зрения это достаточно тяжело, ставить гораздо труднее, чем играть. Актёр отрепетировал свою роль и свободен. А режиссёр во время постановки втянут практически в круглосуточный процесс. Если ты не на репетициях, то работаешь с дирижёром, балетмейстером, сценографом, художником по костюмам. Всё надо держать под контролем, объединять, чтобы одно с другим сочеталось, чтобы все работали, со всеми нужно делиться энергией. Все так и ждут – поделись со мной, вдохнови меня! Артисты разные бывают, это не значит, что одни плохие, а другие хорошие. Просто некоторые приходят уже готовые к работе, а других надо раскачивать, им необходимо помогать, и это тоже энергетические затраты. 

– Но оно того стоит?

– Да! Если бы не стоило, я бы этим не занималась. Когда ты видишь, что воплощённое и придуманное тобой вдруг оживает, это сродни чуду. Когда я поставила первую сказку, «Алладина», для меня было откровением, что меня нет в зале как режиссёра, а сказка началась и по­шла. Я стояла за кулисами и обалдевала: «Началось? Без меня? Без меня началось? Как же так?». Я думала, что небо на землю упадёт. Удивительные ощущения бывают и на премьере, когда ты находишься в зале и гадаешь, как зрители воспримут твой спектакль. Первые секунды – это просто невообразимое волнение. Я никогда не забуду «Сорочинскую ярмарку», я сидела рядом со звукорежиссёром, меня трясло, проиграла увертюра, я пока не понимаю, нравится или не нравится зрителям. А в самом начале спектакля есть один небольшой комический момент, когда один из персонажей вдруг пугается и восклицает: «Мамо!». Это было забавно, зрители засмеялись, и мы выдохнули: «Нравится!». Никогда не знаешь до последнего, понравится зрителям твоя работа или нет. Может нравиться мне, артистам, коллективу, что приходит на генеральные репетиции, а зритель не одобряет, и ничего ты с этим поделать не можешь. Или наоборот – кажется, что ерунду поставил, а зритель в восторге. Поэтому премьера – всегда сюрприз, всегда откровение. 

– А вы задавались вопросом, почему театр до сих пор не умер, хотя эту смерть ему неоднократно пророчили?

– Потому что это действие, которое происходит здесь и сейчас. В каком настроении, состоянии, эмоциональном и физическом, пришёл артист, таким и будет спектакль. И это чудо на самом деле – наблюдать за работой актёров. А по прошествии какого-то времени смотреть свои спектакли ещё удивительнее, когда ты уже забыл, как их ставил. У нас по техническим причинам больше года не шёл мой спектакль «Свадьба Кречинского». Мы его восстановили, в марте он заново пошёл, я смотрю: «Господи, это я, что ли, всё придумала? Как здорово! Сейчас бы я этого уже не сделала».

– Каждая женщина-режиссёр, у которой я брала интервью, называла свои необходимые для этой профессии качества. Что на этот счёт думаете вы?

В спектакле занят молодой состав труппы

– Надо любить себя и всех для этой работы. И ты должен любить то, что ты делаешь. Потому что если ты в себе абсолютно не уверен, то как ты других будешь заражать и заряжать, как ты будешь доказывать, что нужно сделать вот так? Конечно, где-то внутри есть сомнения, что можно сделать и по-другому, но в этот момент я беру на себя ответственность сделать именно так. И надо уметь получать удовольствие от сделанной работы, любить то, что ты придумал и что делают актёры, тогда есть удовлетворение от работы.

– А когда спектакль уходит, что чувствует режиссёр? Это только ваша «Юнона» идёт почти 20 лет, другие постановки через 3–5 лет уходят со сцены.

– Есть момент печали, конечно, ведь это твой продукт, твой ребёнок, но ты понимаешь, что будут и другие спектакли. Бывает, что спектакль неплохой, но он прошёл год, два и ты понимаешь, что хватит. А есть постановки, что ещё не израсходовали себя, принимаются, живут, нужны, и артистам их нравится играть. Скажем, за «Сорочинскую ярмарку» или «Свадьбу Кречинского» я буду биться, это серьёзные спектакли, которые могут быть в репертуаре ещё какое-то время. А «Подлинная история поручика Ржевского» два сезона прошла, всё замечательно, но спектакль своё отжил.

Бои на шпагах? Непременно!

– Давайте обратимся к вашей свежерождающейся вещи. Все­гда любопытно, как режиссёр отбирает материал. «Слуга двух господ» – известная пьеса, но всё же – почему именно она?

Для постановки боёв был приглашён педагог по фехтованию
из театрального училища

– Тут много причин, и трудно выделить главную. Музыка к спектаклю «Свадьба Кречинского» написана композитором Александром Колкером, и музыка эта замечательная. У композиторов же второй половины XX века качество музыки заметно падает. Современный композитор либо мелодист, либо оркестровывает хорошо, либо ансамбли замечательно прописаны. А так, чтобы всё вместе было – это редкость. Очень важно и наличие в труппе артистов на конкретный спектакль. Поэтому первым делом режиссёр должен задаться вопросом: «Есть ли в труппе Труффальдино?» Можно мечтать поставить Труффальдино, но если в театре нет артиста, который способен его сыграть, то со своей мечтой остаётся только носиться. Сейчас в театре очень сильный молодой мужской состав, два потрясающих приобретения последних лет – Стас Чернышев и Егор Кириленко. Стас давно хотел сыграть Труффальдино, а как-то в наш театр приехали критики и спросили про Егора: «Что вы на него Труффальдино не поставите?». Ну если уж так звёзды сходятся, то почему нет? Тем более что остальные молодые характерные персонажи тоже есть. Ну а третий аргумент – репертуару нужно было что-то лёгкое, весёлое, позитивное. 

– Наверняка же смущает великолепный фильм с Константином Райкиным?

– Меня в своё время не смутил фильм «Свадьба Кречинского» того же режиссёра Владимира Воробьёва. Я смотрела его и чуть не плакала – так гениально сделать невозможно! Как бы это сейчас крамольно ни прозвучало, фильм «Труффальдино из Бергамо» мне не кажется идеальным по сравнению со «Свадьбой Кречинского». Если там у меня было волнение – только бы не как у Воробьёва сделать, то здесь таких мыслей не возникало, ничего не смущало.

– Ну а до неприличия сильная харизма и обаяние Константина Райкина тоже не смущали?

– Это пусть исполнителей главной роли смущает. Конечно, зрители будут сравнивать спектакль с фильмом, и никуда от этого не денешься, это нормально. И естественно, кому-то будет нравиться, а кому-то нет.

– В пьесе описана та прекрасная эпоха, когда честь отстаивали шпагой. Вы это учли?

– Конечно, мы очень серьёзно к боям подошли, пригласили педагога по фехтованию из театрального училища Дениса Луценко. В театре есть свои шпаги, они сохранились ещё со времён «Дон Жуана в Севилье». Их осталось мало, мы решили заказать новые, нам сделали очень эффектные шпаги, но их двумя пальцами согнуть можно. Заказывать новые времени нет, срочно реставрируем старые, будем рубиться ими.

– Наверняка же это костюмный спектакль?

– Зрителей ожидают сюрпризы, у нас костюмы неисторические (или псевдоисторические). Мы решили уйти от париков, костюмы интерес­ные, но это не классика, не бархатные камзолы. Даже особого венецианства нет, хотя гондола будет плавать, декорации симпатичные, воздушные.

– Насколько сегодня актуальна пьеса, написанная аж в XVIII веке?

– Нам всем нужен позитив, а то всё грустнее и грустнее за окном. Этот спектакль может показать всем нам, что нет выхода из безвыходных ситуаций. Персонажи ведь постоянно попадают в, казалось бы, безнадёжные истории. Но всё всегда разрешается благополучно. Я считаю, что музыкальный театр должен нести заряд позитива, красоты, радости, чтобы человек пришёл и отдохнул душой. Поучительный момент ведь тоже двояким может быть: можно учить жизни, а можно просто прививать хороший вкус к музыке и юмору. Для чего молодёжи нужно ходить в театр? В первую очередь для прививания вкуса, чтобы они не впадали в пошлость, окружающую нас со всех сторон.