«Юнкор Гайдай Лёня»
Нам удалось разыскать первые газетные материалы известного режиссёра
На этом фото из газеты «Восточно-Сибирский путь» за 1936 год на фоне знамени вытянулся в струнку мальчик на вид лет 10–12. В фотографии не было бы ничего особенного, худенький стриженый пацан весьма хулиганистого вида, если бы не его имя – Лёня Гайдай. Снимок этот запечатлел, наверное, самое счастливое время его жизни. Когда-то Лёня Гайдай учился в десятой железнодорожной школе и был юнкором школьной газеты «Строим культуру», почему, собственно, и стал объектом внимания фотографа многотиражки. А вот редактором стенгазеты был его брат, в те годы его называли просто Шурой Гайдаем. Нам удалось отыскать первые статьи Гайдая. Восьмиклассник Шура летом 1936 года отправился, как отличник учёбы, в поездку на юг СССР и посылал в Иркутск с дороги путевые заметки из Тифлиса, Батуми, Москвы, Ленинграда.
«Спасибо великому Сталину за нашу счастливую жизнь»
«11 мая 10-я железнодорожная школа отмечала славный путь своей стенной газеты «Строим культуру», завоевавшей первенство среди школьных газет города Иркутска» – так начиналась статья в «Восточно-Сибирском пути» за 1936 год. Под статьёй – снимок мальчишки у знамени и подпись: «Лёня Гайдай, ученик 10-й ж.д. школы, даёт обязательство не сдавать никому переходящего красного знамени, полученного редколлегией от редакции «Востсибпуть». На еще одной фотографии – президиум собрания юнкоров школы, на этом фото маленький Лёня Гайдай в самом центре. На снимках ему около 12-13 лет. Его брату Шуре – 16-17 лет. Именно он в этот, 1936 год был редактором школьной стенной газеты «Строим культуру». И ему предоставили честь выступить во «взрослой» газете. Юного Лёню запечатлели только на фотографиях. Конечно, заметка 1936 года построена по канонам официальной печати того времени. Потому юный Шура Гайдай говорит каким-то странным языком, некоего советского функционера, а не простым мальчишеским, который больше ему был свойственен и который ещё проявится в его собственных статьях.
«После доклада о значении большевистской печати т. Шляевой («Вост.-Сиб. правда») выступил редактор школьной стенной газеты «Строим культуру» Шура Гайдай. «Главное, – говорит Шура. – в работе нашей газеты – это борьба за учёбу. И в этом отношении нами было сделано немало. В нашей школе было много отстающих по русскому языку. Мы часто писали об этих товарищах. Результаты не замедлили сказаться. Писать стали грамотнее». Старший брат Гайдай рассказывал, что по инициативе газеты в школе появились литературный и фотокружки, которые теперь делали фотогазету и выпускали литературный журнал «Молодая поросль». Сдавали юные газетчики «нормы ПВХО и Ворошиловского стрелка». «Три года редактировал школьную стенгазету и рукописный литературный журнал «Молодая поросль», – много лет спустя написал об этом времени в своих воспоминаниях Александр Гайдай. – Сотрудничал в многотиражке «Восточно-Сибирский путь», да и в самой «Востсибправде» опубликовал несколько заметок». «Ночь… Тишина. По полу и стенам школы № 10 легли лунные блики. Никого. Пусто и тихо в классах и зале… Но чу! Какой-то шорох! В зале появляются тени, они становятся яснее, яснее…» – так детективно начиналась одна из сохранившихся заметок стенной газеты за подписью «Альфа», написанная от руки. В стенгазете можно было не придерживаться строгих канонов официальной печати.
«Теперь наша школа перешла в ведение транспорта. Это налагает на нас большую ответственность, – уже официально, с трибуны рассказывал юный Александр Гайдай. – Мы обязуемся работать-учиться так, как работают наши отцы и братья железнодорожники нашей замечательной родины, под руководством любимого наркома товарища Лазаря Моисеевича Кагановича».
Где был в это время Лёня? Лёня обожал всё, что связано с театром. Его скорее можно было обнаружить не корпящим над заметками (хотя заметки он тоже писал), а на репетициях живой газеты. Ещё в седьмом классе учительница химии Евгения Моисеевна Кириллова сказала, по воспоминаниям одноклассников: «А ты, Лёня Гайдай, будешь артистом!» Одноклассники вспоминают, что Лёня «вызывал смех и слёзы» прочтением Зощенко, Чехова, помимо работы в газете, он ещё и занимался в драматическом кружке, которым руководила актриса ТЮЗа Страдецкая. «Шагая в ногу, в пионерской форме, выходит редколлегия «Строим культуру», – писал «Вост-
сибпуть». – В живой стихотворной форме ребята рассказывают о достижениях и недостатках газеты. Последние слова «отчёта» – «спасибо великому Сталину за нашу счастливую жизнь» – покрываются бурей аплодисментов. Десятки ребячьих глаз прикованы к шёлковому красному знамени. Это переходящее знамя редакции «Востсибпуть» для лучшей школьной газеты. Сегодня она присуждена редколлегии 10-й школы. Кроме того, редакции «Строим культуру» от газеты «Востсибпуть» было передано 200 рублей и Почётные грамоты юнкорам: Гайдай Шуре, Белодед Жене, Трепачкину Коле, Саванской Гуте, Гайдай Лёне, Кусткову Ильюше, Дорофееву Лёне, Трынкиной Жене. От редакции «Вост-Сиб. правды» ребята получили книги».
Как вспоминали одноклассники Гайдая, выход газеты был событием в школе, её ждали. Коля Трепачкин, к примеру, был художником, Гутя Саванская, Лёня Гайдай писали стихи. Вот образец стихов из той старенькой стенгазеты: «Я уроков не учу и «отлично» получу». Сохранилась Почётная грамота с надписью: «Юнкору Гайдай Лёне. В день большевистской печати от редакции политотдела газеты «Восточно-Сибирский путь» за отличную учёбу и активное участие в работе школьного литературного журнала и стенной газеты». Такая же грамота была вручена и его брату.
«Олеандры здесь растут, как у нас черёмуха…»
«Взрослел Шурик, как говорят, не по годам, и его самостоятельность радовала и трогала родных, – вспоминала супруга Александра Гайдая Лариса Гайдай. – А это в общую копилку, смущённо пряча гордость, сказал он, десятиклассник, вручая отцу свой первый журналистский гонорар, полученный в газете «Восточно-Сибирский путь» за заметки о жизни школы… «Музыку!» – сгустив до баса неокрепший мальчишеский голос, парадно объявил младший братишка и лихо ударил по струнам балалайки. Шурик шутливо щёлкнул его по макушке».
На самом деле активно работать в «Восточно-Сибирском пути» Шура Гайдай начал ещё в восьмом классе. Вот его заметка, написанная во взрослую газету в 1936 году, уже после триумфа школьной стенгазеты. «В 8 классе «Б» 10-й школы Иркутского узла сегодня диктант. Звенит старый школьный звонок, и ребята входят в класс… Ещё вчера учительница Александра Фёдоровна Пеняева предупреждала о том, чтобы каждый захватил своё «любимое» перо». «Текст диктанта выбран удачно: красиво звучат законченные в синтаксическом отношении предложения из повести Максима Горького «Легенда о смелом Данко»… Тридцать две головы опустились к партам, тридцать два пера заскрипели, аккуратно выводя буквы и расставляя знаки». Александр Гайдай вспоминает в крохотной заметке своих одноклассников – Алю Непомилову, Ильюшу Кусткова, юнкора. «В первую четверть у Ильюши, как у многих ребят его класса, по русскому языку стояла плохая оценка. Год пришлось усиленно заниматься…». Шура рассказывает, как его товарищ по стенгазете Лёня Дорофеев выписывал и заучивал наизусть «наиболее красивые отрывки» из классической литературы, чтобы повысить грамотность. «Диктант закончился. Теперь можно и отдохнуть. Можно поиграть в волейбол, побегать». Писал Шура о юных химиках и техниках. «В далёкий, как кажется ребятам, 1930 год пришёл в школу старый, опытный преподаватель, слесарь-коммунист Михаил Петрович Козелл», – начинал Шура свой рассказ о технических мастерских школы. Михаил Петрович будет одним из тех учителей, которые поедут с Шурой в путешествие по стране летом 1936 года, когда, собственно, и родится «журналист Гайдай». Как рассказывал школьник Гайдай, Михаил Козелл создал в школе кружок из 34 человек, ребята под его руководством сами собирали сложные станки, детали паровой машины, электрическую соленоидную дорогу, сварочный аппарат, бронеавтомобиль, управляемый по радио. На городском конкурсе юных техников кружок занял первое место, лучшие его модели были посланы в Москву. Однако ни братья Гайдаи, ни сам Михаил Петрович Козелл не могли знать, что пройдёт чуть более двух лет и в июле 1938 года преподаватель навсегда уйдёт из школы. «Урож. Кременчугского уезда Полтавской губернии, проживал в г. Иркутске, – значится в архивном деле этого человека. – Работал зав. детской технической станцией 42-й средней школы г. Иркутска, б/п, русский, арестован 28.07.38 г., постановлением тройки УНКВД Иркутской области от 20.10.38 г. по ст. 58-11 УК РСФСР подвергнут расстрелу». Реабилитирован Михаил Петрович Козелл, обвинённый в измене родине и расстрелянный в Иркутске в ноябре 1938 года, был только в 1989 году. Много лет спустя Александр Гайдай, вспоминая об этих временах, напишет, что они, школьники, конечно, не подозревали, что происходило со старшими товарищами, например, почему штат «Восточки», куда пришёл наниматься Шура Гайдай в 1938 году, был пуст и свободен.
А восьмиклассник Гайдай писал, как это было принято, и о любви к Сталину и Кагановичу, которые мудро передали его родную школу в ведение Народного комиссариата путей сообщения: «Восторженно встретили решение правительства комсомольцы 10 средней школы… Говоря о передаче школы, комсомолка Леля Ячменёва заявила: «Что может быть более почётным для комсомольца, как учиться и работать под руководством ближайшего соратника Сталина, любимого Лазаря Моисеевича Кагановича!»
Летом Шура Гайдай отправился в числе других отличников учёбы в поездку на юг Советского Союза. К сожалению, неизвестно, был ли в числе путешественников его брат Лёня. Путевые заметки, очевидно, и стали первым серьёзным газетным опытом Александра Гайдая. Перед отъездом юные экскурсанты собрались в редакции «Восточно-Сибирского пути». «С ребятами обсуждался вопрос о ведении путевых дневников, в чём должен принять участие каждый участник поездки, – писала газета. – Юнкор «ВСПуть» Шура Гайдай, отличник учёбы, также едет с экскурсией. Свои путевые заметки он будет слать с дороги для печатания на страницах «ВСПути». Сразу чувствуется, что у Шуры был хороший, живой язык. Видно восхищение иркутского мальчишки увиденным. «Москва произвела на ребят громадное впечатление, – писал Шура в Иркутск. – Красивые многоэтажные дома, широкие асфальтированные улицы с их кипучей жизнью, и наконец, самое главное – великолепное метро с «лестницей-чудесницей» – эскалатором, с мягкими электрическими вагонами, с мрамором и гагатом вестибюлей… В день приезда посетили планетарий, где прослушали лекцию о новой звезде в созвездии Цефея…». В Москве Шуру Гайдая и других путешественников принял лично начальник отдела школ НКПС Эпштейн. Затем были Ростов-на-Дону, Тифлис, поездка на фуникулёре на гору Давида, Тифлисская детская железная дорога. «На нас детская железная дорога Тифлиса произвела большое впечатление. Нам очень хочется, чтобы и у нас на Восточно-Сибирской создали для детей дорогу, подобную тифлисской», – писал Шура. А в Иркутске в это самое время как раз обсуждался проект создания детской дороги. В Батуми Шура описывал «невообразимый галдёж», который подняли в поезде сибирские путешественники, увидев сквозь заросли магнолий и лавров море… «Ребят особенно заинтересовали пальмы, многие не верили, что они настоящие, – рассказывал путешественник Гайдай. – Женя Трынкина даже дерево потрогала руками – «не подделка ли». А солнце печёт, носы у сибиряков лупятся…». Шура очень трогательно, по-детски описывает свои впечатления от ботанического сада Батуми: «Олеандры здесь растут, как у нас черёмуха… пышно разрослись лимоны, чайные кустики с листьями, похожими на брусничные». Следующую свою заметку Шура отправил в Иркутск с борта теплохода «Грузия», следовавшего вдоль западного побережья Кавказа. «Целыми днями простаиваем на палубе. Сегодня в первый раз увидели дельфинов… Он (дельфин. – Авт.) шёл впереди судна… только изредка зверь, напружинив ловкое и мускулистое тело, описывал в воздухе плавную дугу и еле слышно падал в море». На борту Шура беседовал с иностранными журналистами – англичанами и чехами, рассказывая, «как заботятся о детях в нашей стране». Гагры, Сочи, Севастополь… Балаклава, Одесса. И наконец, Ленинград.
«Вот мы и на прославленном Невском, ныне проспекте 25 Октября, – писал Шура уже в сентябре 1936 года из северной столицы. – Прямая широкая улица до краев наполнена юрко снующими «фордиками», иногда солидно и уверенно прогудит «линкольн», неслышно обгоняя остальные машины, проносятся остроносые «бьючки», а над всем господствует не умолкающий ни на секунду звон трамваев, скрежет стали тормозных колодок». Гайдая удивляет всё – и то, что пешеходов нет в потоке машин, а переходят улицу они только на перекрёстках, двигаясь «густой лентой по асфальтированным тротуарам». Он побывал в кинотеатре «Титаник», удивлялся тому, что у входа посетителей встречал настоящий швейцар. «Вы можете хорошо поужинать или выпить стакан кофе в ресторанах первого этажа», – Шура скрупулёзно описывает то, что, вероятно, в Иркутске было в диковинку. Дети побывали в садах и парках Ленинграда, очень подробно описан пляж у Петропавловской крепости (люди купаются там и сегодня). Шура рассказывал, что рабочий, вчера ещё стоявший у станка, теперь разгуливает, отдыхая, «в сером коверкоте и лаковых туфлях». Однако все эти описания «счастливого быта» советского человека у юноши Гайдая не выглядят ни натужными, ни неуместными. Чувствуется радость, и удивление, и восторг настоящего журналиста.
Ещё два года, до 1938-го, Шура Гайдай будет печататься в «Восточно-Сибирском пути», в «Восточно-Сибирской правде», однако, по воспоминаниям Ларисы Гайдай, его супруги, и тогда он, уже студент, с трепетом открыл двери «Восточки», думая, что в штат его точно не возьмут. «Вряд ли учли мои ребячьи «заслуги», – вспоминал он. – Лишь позже узнал я суровую правду: многие сотрудники редакции были арестованы и объявлены «врагами народа». Вакансий оказалось достаточно, и моё заявление сразу было принято. Заместитель редактора И. Петров со строгим прищуром взглянул на меня: «Работать начнёте завтра в отделе культуры». И, дунув на гербовую печать, поставил её на временное служебное удостоверение. «Завтра! Завтра!» – ликовала и пела душа, и так не хотелось мне уходить сразу из редакции. О том, что я сроднюсь с ней на всю свою долгую журналистскую жизнь, я, конечно, не думал».
При подготовке статьи были использованы архивные материалы базы данных периодики «Хроники Приангарья» и книга Владимира Березина «Леонид Гайдай: иркутские страницы».
