Снижение уровня энергоёмкости валового внутреннего продукта к 2020 году на 40%, а к 2035 году – на 50% по сравнению с 2010 годом. Снижение средней степени износа основных фондов энергетики за два десятка лет на 25%. Это два ориентира или, официально, целевых результата реализации Энергетической стратегии России на период до 2035 года, которая пока существует в проекте. При этом разработчики документа, представленного в прошлом году, готовили его совершенно в иных экономических реалиях, при которых не шло речи о рецессии национальной экономики, усугублённой санкциями и падением стоимости нефти. Если в качестве одного из внешних вызовов были учтены нестабильность мировых цен на энергоресурсы и замедление роста спроса на них на традиционных рынках, то в перечне внутренних рисков помимо традиционного технологического отставания от других развитых стран, высокой степени износа оборудования и несбалансированности инвестиций указывалось замедленное посткризисное развитие экономики, а не возможность наступления полномасштабного кризиса. 

Как бы то ни было, стратегические цели остались прежними, пусть на пути их достижения возникли новые барьеры. «Энергоёмкость экономики региона хоть и сократилась за последние годы, но значительный разрыв с развитыми странами у нас сохраняется, – констатировал управляющий партнёр Strategy Partner group Александр Ованесов. – А цели, которые мы ставим по снижению энергоёмкости, не достигаются: ни в 2012, ни в 2013 году планы не были выполнены, отставание в три-четыре процента сохраняется». Потери от высокой энергоёмкости, по разным данным, оцениваются в 5–10% ВВП, который в 2014 году составил 70,976 трлн рублей. 

Считается, что её снижению способствует рост цен на энергоносители, вынуждающий потребителей экономить и повышать энергетическую эффективность, но при этом позволяющий энергетикам больше инвестировать в развитие отрасли за счёт возросшей прибыли. «В России этот тезис, мягко говоря, не очевиден и не однозначен, – подчеркнул Ованесов. – Если в мире это считается расхожей практикой, то у нас так пока не получается в силу ряда причин. Хотя, конечно, у нас длительный период была политика повышения цен, которая имела свои успехи – были реализованы инвестиционные программы [в энергетике]».

Меняемся? 

Это справедливо не для всех категорий потребителей. Подорожание тепла, воды и электричества, по данным социологических опросов, может стимулировать экономию ресурсов у населения – тех, кому проще, в сравнении с крупными промышленными предприятиями или транспортом, добиться ощутимого энергосберегающего эффекта. В подтверждение этого генеральный директор Всероссийского центра изучения общественного мнения Валерий Фёдоров привёл результаты соответствующего исследования, которое ВЦИОМ проводил осенью 2014 года. 48% опрошенных заявили, что тщательно следят за расходом энергоресурсов и стараются их экономить, 37% заявили, что следят за ним периодически, иногда бережливо расходуя воду, тепло и электричество. Тех же, кто не задаётся вопросом потребления, лишь 13%. При этом 64% тех, кто экономит энергоресурсы, делают это ради экономии денег (ещё для 7% это дело воспитания или привычки, а для 3% – сохранение окружающей среды). Изменить своё потребительское поведение и сберегать как можно больше 31% опрошенных согласны в том случае, если тарифы на воду, тепло и электричество существенно вырастут, ещё 30% готовы на это в том случае, если поймут, что действительно вносят существенный вклад в благополучие своих детей и будущих поколений, а 26% важно, чтобы пример подало государство либо известные общественные или культурные деятели. 

В вопросе о конкретных мерах энергосбережения большинство готово пойти на те из них, которые обходятся дороже. Так, 38% участников опроса заявили, что готовы покупать энергоэффективную бытовую технику и приборы, а 22% согласны использовать более дорогие строительные и отделочные материалы. В то же время 33% согласились ради экономии принимать душ вместо ванны, ещё 27% допускают сбережение тепла за счёт снижения температуры в доме. «Мы видим, что как минимум на уровне деклараций значительная доля населения готова менять своё поведение рациональным образом», – констатировал Фёдоров.  

Отпустить нельзя, регулировать

Правительство России между тем выбрало стратегию сдерживания внутренних цен на энергоресурсы. Повторение той же политики, иногда в более радикальных формах, можно увидеть на примере Иркутской области, губернатор которой Сергей Ерощенко в начале февраля заявил о двухлетней заморозке тарифов на тепло, водоснабжение и канализование. «Отрасль является своего рода демпфером, – подчеркнул заместитель министра энергетики РФ Антон Инюцын. – Дорогие деньги на рынке, рост неплатежей, особенно в том же электроэнергетическом комплексе – всё это заставляет энергетику брать на себя экономический удар». 

С такой позицией согласны потребители. «Политика некоего демпфера, на наш взгляд, абсолютно адекватна текущей ситуации, – заметил директор по работе с естественными монополиями ОК «РУСАЛ» Максим Балашов. – Вспомним девяностые годы, когда у нас был принцип регулирования «инфляция минус» и до реформы [РАО ЕЭС России] мы почувствовали, что электроэнергетика отстаёт и увеличиваются темпы выбытия мощностей. В двухтысячных парадигма была такова, что инфраструктура должна опережать развитие всего остального, поэтому были дополнительные вливания, росли тарифы в естественных монополиях – на железнодорожные перевозки, электроэнергию». В нынешней ситуации скачок цен, по его словам, чреват тем, что крупные предприятия свернут производство, что, конечно, в определённом смысле позволит повысить энергоэффективность национальной экономики – исчезнут крупные энергоёмкие потребители, – но в остальном будет иметь катастрофические последствия. 

Подобный взгляд находит понимание у отдельных представителей энергетики, особенно тех, кто работает в сетевом комплексе. «Ещё во времена РАО ЕЭС энергетические компании были крупнейшими банками страны, – напомнил заместитель генерального директора по стратегическим коммуникациям ОАО «Россети» Валентин Межевич, в первой половине девяностых годов работавший в ОАО «Иркутскэнерго». – Думаю, мы и сейчас выступим как демпфер. Мы к этому уже готовимся, понимая, какая жизнь нас ожидает в части тарифного регулирования». 

Отпустить, нельзя регулировать

Однако заморозка тарифов таит в себе немалый риск их последующего значительного роста. Подобная ситуация уже не раз возникала в новейшей российской истории: после сдерживания цен в девяностые произошёл их скачок в двухтысячные, который потребители из числа юридических лиц особенно остро ощутили в начале 2011 года, однако накануне президентских выборов 2012 года они вновь были заморожены. «Это самая нерациональная стратегия, которую можно было придумать, – отметил заместитель руководителя Федеральной антимонопольной службы Анатолий Голомолзин. – Поэтому при подготовке Энергетической стратегии был сделан очевидный вывод: необходимо ориентироваться на поэтапное изменение цен, которые бы соотносились с общими условиями экономики. А эта два сценария – и опережающего роста, и сдерживания – в конечном счёте негативно влияют на динамику ВВП». 

Есть пример того, как жёсткое регулирование способно привести к повышению цен, – электросетевой комплекс. С 2007-2008 годов, когда в результате реформы были разделены генерация, сети и сбыт, количество территориальных сетевых организаций возросло почти в восемь раз и превысило 3 тысячи. Это было связано с тем, что каждая из них, владеющая даже небольшим участком воздушной или кабельной линии, имеет право на получение индивидуального тарифа на передачу электрической энергии. «В результате имеем неэффективную ценовую ситуацию в энергетике, когда вклад сетевой компоненты является чрезмерным по сравнению с вкладом сетей в других экономиках [мира], – заключил Голомолзин. – Это происходит вследствие нерационального тарифного регулирования. Поэтому мы говорим: анализ рынка – ключевой элемент принятия решения даже в сферах, которые являются естественно монопольными».

На тех же позициях стоят генерирующие компании и Минэнерго, но с одной оговоркой – регулирование должно быть долгосрочным и производиться по незыблемым и понятным правилам, которые не будут ежегодно корректироваться. «Поддерживаю тезис о долгосрочной политике, но, отвечая на вопрос о том, где поставить запятую [в названии мозгового штурма], я бы сказал, что мы находимся в самой плохой ситуации – запятую не ставим, – констатировал заместитель генерального директора – директор по энергетической политике, продажам на розничных и зарубежных рынках ОАО «Концерн Росэнергоатом» Борис Бокарев. – Я за любой вариант, если мы её поставим. Давайте вернёмся к регулированию, сделаем долгосрочные модели и прогнозы, но и потребитель будет понимать, сколько он будет платить, и генераторы будут понимать, какой будет цена электроэнергии и мощности не только на 2016, но и на 2020 год. Я бы поддержал и создание рынка, который доходит до потребителя – это, наверное, будет лучшим стимулом для энергосбережения. Тогда мы и ответим на вопрос, будет энергетика локомотивом экономики или нет».