Те, кого пригласили на заседание, были настроены пессимистично. Когда среди них проводили опрос на тему того, каким будет разгорающийся кризис в экономике России, большинство из них пришли к выводу, что продолжительным. Мнения разошлись разве что в оценке его природы: одни посчитали, что нечто подобное страна уже проходила, другие согласились с авторами опроса в том, что с такой рецессией сталкиваться ещё не доводилось. «В нашей истории было решительно всё, в этом смысле кризис не является беспрецедентным, но является тяжёлым, – заметил ректор Российской академии народного хозяйства и государственной службы Владимир Мау. – Наверное, он будет длиннее». 

По образу и подобию позднего СССР 

Ситуация кардинально отличается от дефолта 1998 года, когда спад был скоротечным, а экономический рост возобновился уже в следующем году, первой волны кризиса 2008-2009 года или шока начала девяностых годов прошлого века. «В моём понимании, наиболее близок опыт середины восьмидесятых, – привёл Мау историческую параллель. – С макроэкономической точки зрения ситуация очень похожа, у нас есть резервы и сбалансированный бюджет, как это было в 1980–1986 годах, но при этом темпы роста падают». 

Советское руководство тогда сделало ставку на «ускорение», искусственно стимулируя экономический рост за счёт быстрого наращивания бюджетного дефицита и внешнего долга. Это дало краткосрочный эффект – два года экономика СССР росла быстрее, чем в США, Великобритании и Франции, – но в итоге разразилась катастрофа, вылившаяся в распад государства. Немалую роль в этом сыграл внешний шок в виде падения стоимости нефти с 35 долларов за баррель в 1980 году до 14,4 доллара за баррель в 1986 году (в ценах 2008 года это означает удешевления с 96 до 35 долларов) и внутренний – антиалкогольная кампания. В конце 2014 года нефть подешевела точно так же, а вторым ударом стали санкции в отношении России в сочетании с ответным ограничением импорта отдельных видов товаров. 

У нынешнего кризиса есть ещё одна особенность, роднящая его с потрясениями восьмидесятых, – исчерпан потенциал предыдущей модели экономического роста. «Невозможно больше России расти за счёт сырьевого экспорта и внутреннего спроса», – констатировал декан экономического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова Александр Аузан. Очевидным это стало за несколько лет до 2014 года – в 2011 году началось сокращение инвестиций в отечественную экономику. А в 2013 году казна регионов столкнулась с дефицитом. По данным, которые привела директор региональной программы Независимого института социальной политики (НИСП), профессор кафедры социальной географии России МГУ Наталья Зубаревич, тогда с ним были свёрстаны бюджеты 77 субъектов РФ. В 2014 году дефицитные бюджеты были приняты в 75 регионах. Иркутская область – в их числе. В позапрошлом году в её казне был заложен дефицит в 23,9 млрд рублей, или 26,8% доходной части (на деле он составил 15,2 млрд рублей, или 16,5% реальных доходов), в прошлом – 15,4 млрд рублей, или 15,4% (9,99 млрд рублей, или 10% соответственно). 

В настоящее время у 40% регионов к немалому бюджетному дефициту прибавился большой накопленный государственный долг. Иркутской области среди них нет: при том, что расходы утверждённого областного бюджета на 2015 превышают доходы на 10,2 млрд рублей (10,4%), госдолг составляет 9,3 млрд рублей. Среди 83 регионов, данные по которым публикует Министерство финансов РФ, Приангарье занимает 63-е место по сумме задолженности, отсутствием которой могут похвастать только Ненецкий автономный округ и Сахалинская область. Между тем в половине регионов наблюдается отток инвестиций. А статистика за ноябрь говорит о том, что в трёх четвертях российских территорий снизились реальные доходы населения. «Региональных данных за декабрь ещё нет, но я думаю, все прекрасно понимают, что происходило в декабре и какой будет картинка, – добавила Зубаревич. – Это первая реакция на кризис: система дала сбой, сигнал пошёл в деньги». 

В то же время валовой внутренний продукт по инерции продолжил расти – как сообщает Федеральная служба государственной статистики, по итогам 2014 года он увеличился 0,6%, тогда как прибавка 2013 года составляла 1,3%. Промышленное производство выросло на 1,7% (0,4% в 2013 году). Рост оно продемонстрировало и в январе, но в отдельных отраслях уже произошёл спад. Экономисты ожидают, что всю экономику он затронет в феврале-марте. «Не факт, что всё будет рушиться быстро – спад будет, но мягче, чем это было на стыке 2008 и 2009 годов», – отметила директор региональной программы НИСП. А роста безработицы следует ожидать во второй половине 2015 года: «Сначала заработают стандартные для России меры скрытой безработицы – неполная занятость, административные отпуска, – потом подтянутся общественные работы, так что на практике мы столкнёмся с этой проблемой не раньше осени», – заключила Зубаревич. 

В наименьшей степени от кризиса пострадают южные регионы России, где развита пищевая промышленность, которая быстрее прочих отраслей способна решить проблему импортозамещения. Больше всех пострадает Дальний Восток, развитию которого в 2008-2009 годах способствовало строительство и запуск нефтепровода «Восточная Сибирь – Тихий океан» и подготовка к саммиту АТЭС во Владивостоке в 2012 году. Достанется и Уралу. Традиционно в зону риска входят промышленные города. Но, что непривычно, на сей раз кризис коснётся и крупных городов, где развита сфера услуг (в Москве, для примера, в ней работают 78% занятых в экономике, в Санкт-Петербурге – около 70%). «История о том, что они проходят кризисы лучше, – правда, – сказала Зубаревич. – Но системные кризисы они проходят болезненно».

Когда в товарищах согласья нет

Ключевая причина рецессии, в которую входит российская экономика, как уже было сказано, заключается в том, что исчерпаны ресурсы предыдущей модели роста. Это совпало с завершением очередного цикла в мировой экономике. Но существуют национальные особенности, усугубившие общие для всех государств закономерности. Одна из них – власть, как исполнительная, так и законодательная, так и не выработала единую точку зрения на развитие экономики. «Это вопрос, на который мы ещё не ответили и который продолжаем обсуждать, – признал первый заместитель председателя правительства РФ Аркадий Дворкович. – Он касается ответа соотношения государства и экономики, основанной на его влиянии, с экономическим ростом, основанным прежде всего на частной инициативе, самостоятельности граждан. Это вопрос, ответ на который был бы консенсусом в обществе». Пока же, соглашаются участники пленарного заседания, консолидированной точки зрения нет ни у государственных деятелей, ни у самих жителей России. «У нас перед глазами есть два противоположных примера [модели экономического развития]: западный, как мы называем скорее англо-саксонскую практику, и восточный, под которым мы подразумеваем успешную практику Китая и Южной Кореи, – заметил ректор Московской школы управления «Сколково» Андрей Шаронов, с 1997 по 2007 год работавший в Министерстве экономического развития и торговли РФ. – Люди, которые являются сторонниками одного из этих вариантов, имеют массу возможностей апеллировать к примерам успешного применения той или иной модели. Упрощая ситуацию, мне кажется, что для применения западной модели, связанной с большей активностью индивидуумов и частного бизнеса и меньшей долей государственного сектора, нам не хватает активности и ответственности граждан, а для восточной мы тоже не вполне годимся, если сравнить, скажу осторожно, жёсткость государственного аппарата и принуждения. Это не нежелание правительства, а отсутствие консенсуса в обществе». 

Проблему в разобщённости людей видит и писатель Виктор Ерофеев, участвоваший в обсуждении. «Мне кажется, что самый главный кризис в нашей стране – не экономический, а человеческий, мы его никак не можем преодолеть в течение многих лет, – высказал он своё мнение. – Это проблема, которая становится и человеческой, и политической, и социальной, и национальной, но никто ей не занимается. Никакое министерство, никакое правительство, никакая администрация не видит эту проблему: мы – самая разобщённая нация в мире. У нас в последнее время сократилось поле диалога, который помогает лучше понять друг друга. Но трудно, когда не помогают в этом диалоге, а, наоборот, мешают и телевидение, которое сочится ненавистью, и многие средства бумажной печати. Совсем недавно был на одном из московских дней рождений, там были люди разных взглядов – Песков и Немцов (заседание проходило утром 28 февраля, через несколько часов после произошедшего в Москве убийства сопредседателя Республиканской партии России – Партии народной свободы. – «Конкурент»), Леонтьев и Венедиктов. И люди нормально общались. Я подумал: «Ну почему мы не можем перенести из частной жизни в общественную все эти разговоры без мордобоя, дать возможность нашей стране подышать разными представлениями о жизни и смерти, о любви и ненависти? Почему мы сокращаем этот диалог до масштаба двух-трёх московских квартир?»

Шаронов обратил внимание ещё на одно свойство общества и власти – повторять ошибки, не раз совершённые ранее. «Общее послевкусие от кризисов вроде того, что были в 1998 или 2008 году, таково, что, когда мы в них входим и опускаемся на самое дно, то всегда друг другу клянёмся, что сейчас мы точно выучим все уроки и никогда больше не наступим на эти грабли, – поделился он с собравшимися. – Потом ситуация немного улучшается, а мы принимаем этот дар божий за наши достижения, считаем: в том, что прошла ночь и наступило утро, есть доля нашего труда. В этом смысле у нас много невыученных уроков, с которыми мы входим в очередной кризис».

Единство противоположностей 

Универсального рецепта для выхода из рецессии быть не может, поскольку нужно решить две задачи, для которых используются совершенно разные средства – смягчить последствия глобальных экономических потрясений и внешних шоков. По словам Дворковича, антикризисный план правительства на 2015-2016 годы содержит в основном первоочередных меры, нацеленные на краткосрочную перспективу – финансовую поддержку сельского хозяйства и малого предпринимательства, докапитализацию системообразующих банков, выплату компенсаций наиболее незащищённым категориям населения и сокращение расходов федерального бюджета на 10%. А над стратегией, заявил первый вице-премьер, «ещё предстоит работать всем вместе». Ясно лишь одно – структуру национальной экономики нужно перестраивать. За это, когда проводился опрос, высказались 79,4% участников пленарного заседания, тогда как сторонники осторожных реформ и одних антикризисных мер оказались в меньшинстве – 14,8% и 5,8% соответственно. 

«Вопрос не в том, чтобы дополнить нефтегазовый экспорт чем-нибудь ещё,
а в том, где у нас есть решающее конкурентное преимущество такого же масштаба», – говорит Александр Аузан

Одна из мер – бюджетный манёвр, суть которого ещё в 1880 году сформулировал министр финансов Российской империи Александр Абаза: «Нужно сократить неэффективные расходы на содержание вооружённых сил и управление, а в то же время нельзя экономить на расходах, которые обеспечивают рост народного благосостояния, к коим относятся народное просвещение, судебная система и пути сообщения». Это не означает, что необходимо отказаться от финансирования армии, но необходимо пересмотреть финансирование образования и здравоохранения – того, что ведёт к развитию человеческого капитала – и проектов в области инфраструктуры. Другое средство – импортозамещение, которое должно сводиться не столько к производству отечественных товаров для замены иностранных, сколько к поддержке тех отраслей, чья продукция пользуется спросом за рубежом и позволяет «разбавить» экспорт сырья из России. «Вопрос не в том, чтобы дополнить нефтегазовый экспорт чем-нибудь ещё, а в том, где у нас есть решающее конкурентное преимущество такого же масштаба, – пояснил Аузан. – И я утверждаю, что это мозги: Россия поставляет креативный потенциал в очень сыром виде всему миру в течение последних 100–150 лет». 

Помимо этого необходимо привлекать всё больше инвестиций, причём способствовать этому должны в первую очередь региональные власти. По мнению Зубаревич, во внутренней политике необходима децентрализация, при которой федеральные власти передают часть своих полномочий «на места», с одновременным дерегулированием, чтобы снизить административное давление на губернаторов. Точно так же «поделиться властью» должны регионы с муниципалитетами. «Пока мы не перейдём к «двухшаговой» децентрализации, пока у крупных городов не появятся ресурсы и нормальная система контроля в виде прямых выборов, а не того безумия, которое сейчас построено, у нас ничего не сдвинется», – подчеркнула директор региональной программы НИСП.

По мнению Аузана,  ставку нужно делать на низкую инфляцию и ориентацию на экспорт. Возможен и другой сценарий – мобилизация с максимальным регулированием рынков, жёсткими валютными ограничениями и колоссальными вложениями со стороны государства в инфраструктуру. За то, что наиболее вероятен второй путь, высказалась ровно половина экспертов. Тех, кто верит в либерализацию экономики для выхода из кризиса, крайне мало – 3,1%. Зато 46,9% посчитали, что всё останется по-прежнему, как это было во время предыдущих кризисов.