Про то, как учёт проводится, можно долго рассказывать, это просто работа такая. Сначала надо в тайгу попасть, а потом на заранее выбранных маршрутах снег топтать, следы считать и на схеме маршрута их отмечать в специальной карточке. После этого специалисты карточки обработают и в цифрах обилие зверя выразят. Работа знакомая…

А во время учётов всегда разные случаи интересные происходят, в том числе необычные. Например, наш госинспектор Николай Зуев как-то лом сломал. Причём Николай мужик хотя и не хилый, но и не богатырь сказочный, а лом – стандарт­ный железный. Мороз, правда, в тот день на минус 55 держался, даже в тайгу не пошли, а Коле бревно у зимовья чем-то мешало, решил он его ломом в сторону откатить… Лом так и оставили сломанным, как память о тех морозах.

С соболями тоже запоминающиеся встречи происходят. Они во время учётов по-разному себя ведут в разные годы. Зависит это от условий кормообеспеченности вида и ещё, вероятно, от характера конкретного зверька. Когда пищи много и добывать её легко, соболь благоденствует. Питается вкусными кедровыми орехами из кедровкиных запасов и жирными лесными полёвками. Ну, при удаче рябчиком себя побалует, а то и рыбкой, которую у выдры заберёт. Та хорошо рыбачит, часто недоеденных ленков и хариусов на льду оставляет. В такой год соболь ленивый и осторожный, лишнего прыжка не сделает и даже лыжни остерегается. Мало ли чего, лучше отойти туда, где ничего необычного нет. В такой год соболь на глаза не попадается.

Но обычно условия существования зверька в конце зимы малокомфортные. Даже когда ореха и мышей вроде много, глубокий снег и мороз делают этот корм труднодоступным. В таких условиях соболя про лень забывают, бегать начинают. И осторожности у голодных меньше – если встретит соболь лыжню, то обязательно по ней побежит. Лыжня же к зимовью приведёт, она ведь от него началась и у него же или другого закончилась. А у людей обязательно пища есть. Поэтому соболей на учётах мы почти каждый год встречаем.

Сидим вечером за столом, чай пьём и итоги дня подводим. Лампа керосиновая на столе у окна и на стол, и в окно светит. Там – снега по подоконник. И вдруг в освещённый приоконный кусочек пространства пешком входит большой тёмный соболь и начинает нам в окно с явным интересом смотреть!

– Во, сосед пришёл!

– Надо ему поесть вынести, а то сам всё найдёт и заберёт.

– Двери надо открыть, пусть заходит и за стол садится!

Соболь же к самому окну подошёл и стекло лапкой аккуратно потрогал. Нашему восторгу предела не было, но выражали мы его тихо, чтобы гостя не напугать. Поселился этот зверь у зимовья и нас постоянно радовал: днём – свежими следами, вечерами – визитами к окну. Соболь оказался деликатным, днём вообще на глаза не попадался. Он до конца учётов у нас на довольствии стоял и при нашем отъезде гостинец хороший получил.

На следующий год в гости пришёл другой соболь, светлый и наглый. Поселился он в сенях под полом и постоянно в наших вещах шарился. Мясо, сало и масло пришлось в железную бочку прятать, чтобы всё не растаскал. Зверя этого мы назвали Соболищем, ведь ласковое имя Соболёк ему не соответствовало. Он же очень быстро понял, что обижать его не будут, и весь сезон учёта постоянно рядом вертелся, разве что под ногами не путался. Ухитрился раз буквально из рук кусок жирной свинины весом больше себя стащить и геройски защищал добычу, строил страшные рожи, урчал и делал грозные выпады на руку, тянувшуюся к мясу. Решили, что радость, которую приносит нам этот приватизатор, стоит больше куска свинины, и оставили кусок добытчику. Соболь утащил кусок далеко, за 300 метров, и в снег закопал. А на следующий день вернулись с работы и видим следы, что Соболище снова что-то из зимовья в лес уволок. Что-то большое, в снегу борозда осталась, а на ней – мелкие капли свежей крови. Пришлось идти по этим следам, ведь интересно же, кого Соболище добыл! В конце следа-борозды откопали соболиную добычу, это оказалась буханка хлеба. Оказывается, зверёк решил всё, что у нас плохо лежит, перепрятать. А кровь свежая оказалась его собственной: соболище дёсны травмировал, когда мёрзлую буханку в зубах тащил. Но эту «добычу» мы забрали обратно: хлеба было мало.

Поведение соболей в конце зимы полностью перечёркивало бытовавшее когда-то мнение, что соболь рядом с человеком никогда не живёт и даже запаха дыма боится. Так думали тогда, когда соболей по всей Сибири почти выбили и последние очажки некогда обширного ареала вида сохранились очень далеко от поселений людей с их шумом и дымом. Всё это в прошлом, соболя не только к таёжным зимовьям подходят, но и населённые пункты посещают, в том числе и областной центр. Один из соболей, проживавших в Иркутской зоогалерее, что в Центральном парке, был на балконе одного из домов города пойман. Правда, в неволе он жил недолго, улизнул благополучно. Но перезимовал на воле в зоогалерее, всех крыс за зиму переловил и весной куда-то ушёл окончательно. Хочется верить, что в тайгу.

Нет зверя в тайге более изученного, чем соболь. Но знаем мы про него далеко не всё. Когда государство от монополии на пушнину отказалось, оно и промысловиков от своей заботы избавило. Ведь когда промысловые хозяйства действовали, то охотников оружием, боеприпасами и снаряжением обеспечивали, в тайгу их завозили, авансы под пушнину давали и т.д. Сейчас же охотники сами решают, где и почём патроны и всё прочее брать и как в тайгу попасть. Стало охотников меньше, а дальняя тайга вообще опустела. Трудно и дорого эту дальнюю тайгу осваивать, а пушнина подешевела. Вот и получилось, что соболь в результате действия законов рынка стал ареал расширять. Он даже те леса освоил, где его 300 лет назад выбили. Везде сейчас соболя живут, хоть и добывают их в разы больше, чем в лучшие годы освоения Сибири или во времена промхозов. А соболь, несмотря на это, благоденствует и этот пресс промысла выдерживает. Соболиные следы сейчас можно даже в ближних окрестностях областного центра увидеть на лыжной прогулке. А для того, чтобы узнать, сколько же в тайге соболей, вновь будет проведён учёт. Он уже начался. Интересно, прибежит к нашему зимовью в этот раз соболь или нет?